под днищем хрустального острова принялись выстраивать пространства для мучений.
С этого времени начался упадок титанов. Они чувствовали то, что творилось совсем рядом с ними, и были слишком мудры, чтобы не предвидеть того, что должно было произойти. Ощущение неизбежного конца усиливалось, тогда же началось постепенное ослабление их способностей и памяти. Совершенствование ландшафта прекратилось.
Граница, окружающая их мир, была по-прежнему непроницаемой ни для кого, кроме самих титанов и, конечно, Творца, дающего бытие всему существующему. Он, не желая сокрушить свободу своих созданий, в то же время не оставил их совершенно.
Однажды в их мире чудесным образом появились крылатые кони – без сомнения, дар Небес. Благодаря этому дару ставшее болезненно гнетущим одиночество расы титанов было впервые преодолено.
По мере того как их способности слабели, началось разрушение выстроенного ими ландшафта, в котором всё больше проявлялись черты сумрачной, величавой заброшенности.
Природа их мира становилась резче, и, когда ветры размётывали облака, сквозь верхнюю часть оболочки виднелись уродливые Урские строения и клочья серого неба.
Древние знания начали забываться. Тела титанов приобрели плотность, прежняя стремительность движений исчезла, заменившись грубоватой мощью.
Наиболее мучительным для них было предвидение того, что способность мгновенного общения друг с другом их вскоре покинет и им придётся использовать примитивный язык. Мысль о необходимости проталкивания живого смысла сквозь тугую материальность была для них тягостной, почти невыносимой.
Наконец настал день, когда титан впервые исторгнул из себя облачённое в воздух слово. Оно, всё ещё объятое эфирным огнём, отозвалось по хрустальному миру как изумительная музыка, но то, что вызвало бы восторг у людей, для самих титанов было знаком тягостного упадка.
Их способности слабели, и вскоре титанам пришлось составлять записи своего знания, но уже через считанные тысячи лет даже эти записи становились им самим всё менее понятны.
Память о том, что они сами, по своей воле отгородились от Неба, постепенно заместилась мифом, утверждающим, что Небо оставило их. Этот миф повествовал о равнодушии Творца к своим созданиям, о злобе и зависти Ада и о вечном одиночестве титанов.
Ветра в их мире усиливались, почва стала сухой и превращалась в пыль, ветшающие здания всё больше напоминали груды валунов. Начались грозы – короткие, бурные, с разрушительными молниями. Так же таинственно, как и появились, исчезли крылатые кони, хотя восторженная память о них какое-то время сохранялась благодаря записям и рисункам.
Когда ветер относил тонкий слой почвы в сторону, части прозрачного пола обнажались и становились видны уходящие в бездну огни Урских подземелий. Жуткие ухмыляющиеся рожи приникали к полу и так, чтобы было видно титанам, рядом мучили несчастных узников.
Такими: уродливыми, жалкими и измождёнными – титаны впервые увидели своих собратьев. Люди были лишь недавно призваны из животного царства. Их души казались изъеденными предательством и ложью. Но в них горела та же искра, что и в самих титанах, и остальные различия: ум, знания, сама мудрость – оказывались незначительными.
Прежде всего сострадание к людям и только затем понимание безвыходности собственного положения заставили титанов решиться на безнадёжную попытку вторжения в Ад.
В родном убежище остались считаные единицы, решившие посвятить себя тому, чтобы хранить прежние знания, все остальные ушли.
Волшебная оболочка звенела и пела, пропуская своих создателей. Под потолками Урских подземелий возникли сотни пылающих, как бы воплощённых из горячего металла фигур.
Когда они молча обозревали подземную империю, где уже веками длились организованные с фабричной точностью пытки, перед ними явился некто бесплотно-серый, назвавший себя посланником, и сказал:
– Поклоняюсь мучителю, убийце людей и скота, великому обманщику, разрушителю, императору, пирующему на кладбищах, поедающему трупы. Сонм великих тварей составляет его свиту – все боящиеся его. Он опьяняет тех, чью кровь пьёт. Он, пожирающий время, великий, украшенный черепами вор. К его стопам я бросаю эту толпу ничтожеств.
Вы надеялись от него укрыться, но он обхитрил вас. Он поймал вас на сострадании и выманил из вашей хрустальной норы. О, он искуснейший из охотников!
Узнайте же, кому вы были предназначены все эти бессчётные годы. Поклонитесь ему и пополните число его рабов.
Титаны не ответили, и посланник, почувствовав тревогу, рассеялся.
Тогда послышались звуки речи титанов, и непонятно было, кто из них произносит эти слова, ибо они говорили вместе, как единая душа:
– Взгляни на нас, безучастное Небо! Ты наделило нас силой и мудростью, а наших братьев оставило жалкими и подобными животным.
Сострадание сжигает нас, и мы приносим себя в жертву добру, которому Ты, всесильное, не оставило места в творении. Мы постараемся разрушить этот Тартар, но знай, что, если суждена нам победа, мы восстанем и против Твоего равнодушия.
Раскинув руки, титаны рухнули вниз, словно пылающие кометы. Как рассказать об этой битве?
Попавшая в отравленную материальность Ура душа напоминает крепость, в которой бесчинствуют опьяневшие от грабежа враги. Шум сражения и фантомы скрывают главную схватку. Как и всегда, враги разыскивают некое тайное сокровище, живущее в каждом сердце, они чувствуют его близость и бесятся от невозможности его найти.
В иное время, в иной стране, в деревне со смешным названием Ленинские Слёзки некая девочка сказала:
– Я никогда не умру и не стану старой.
– Как же ты не умрёшь? – спросила её мама. – Все умирают.
– А я обниму себя крепко-крепко и не дам себе стареть, – объяснила девочка.
Мистер Смерть тогда улыбнулся, подслушав такие речи.
Но он не улыбался, когда, казалось бы, побеждённые и принуждённые к неподвижности гиганты оборачивались в свою волю как в броню и становились неприступными. Посреди подземных плато они выглядели неподвижными, величественными утёсами, едва озаряемыми из глубины алыми и порфировыми бликами.
Всё ещё длилось вокруг этих утёсов подлое Кощеево царство, ещё мучились рядом люди, но, несмотря на господствующие здесь духоту и страх, некая предвечная ясность и свежесть доносились с этих утёсов до несчастных страдальцев, и им становилось немного легче.
Когда-нибудь эти тёмные равнины услышат звук трубы. Иной, Сильнейший, придёт сюда, присмиревшая нечисть замрёт в изумлении и из-под обломков мировой тюрьмы воспрянут освобождённые души. Будут среди них и титаны.
Тот титан, которого видел Леонид, был одним из немногих оставшихся в родном убежище, хотя ему казалось, что он последний.
Как и говорил Бафомёт, в его жилище валялись ворохи записей, но он, разучившись читать, смотрел на драгоценные свитки недоумённо, безуспешно силясь припомнить, чем они ему дороги. Его дни были похожи один на другой. Он маялся, ожидая неизвестно чего, долго сидел, опустив голову на грудь, но хотя бы раз в день он вставал и поднимался по грудам камней
