мне тоже остаться. Пусть папа сваливает в гордом одиночестве.
– Вы уже готовы попрощаться?
– Мы не обязаны это делать, – говорю я. Мой голос еле слышен, но даже отсюда видно, как смущается Деб. Но я должен это сказать: – НАСА заставляет переехать отца. Нам всем вовсе не обязательно это делать. Это несправедливо – ты хоть гуглила, что из себя представляет Хьюстон? Ведь это помойка.
– Поверь мне, гуглила. Городок Клир-Лэйк на него совсем не похож, хотя по-своему красив, как и все пригороды. И мне кажется, я понимаю, зачем это нужно. Почему всех заставляют переезжать в тот же самый город, где жили первые астронавты. Стоит зайти на «Фейсбук», как сразу видишь: все мои друзья по колледжу только о них и пишут. И хотя мне очень грустно уезжать из города, в котором я прожила сорок три года, это необходимо. Мы должны сделать это ради твоего отца. – Ее пушистые каштановые локоны спадают волной, закрывая половину лица. Мама кладет ладонь мне на плечо и одаривает привычной сдержанной улыбкой. – К тому же, – добавляет она, – учитывая характер твоего отца, уверена, его выгонят уже через неделю.
Мы смеемся, но вскоре смех сменяется неловким молчанием, и я понимаю: нам пора. Лишь одна поездка отделяет нас от новой жизни. А значит, у меня есть еще три дня и двадцать четыре часа дорожной тряски, чтобы придумать, как жить дальше в городке астронавтов.
Перед тем как сесть в машину, я сжимаю Деб в объятиях и целую на прощание. Я делаю это неловко и второпях, отчасти из-за спешки, а отчасти из-за того, что мама не сводит с нас глаз.
– Я люблю тебя, – признаюсь я.
– Знаю, – улыбается Деб.
Я устраиваюсь на заднем сиденье машины и опускаю стекло, смакуя последние пару минут вместе со своей лучшей подругой. Но мы ничего друг другу не говорим. В самом деле, что тут еще сказать?
Только одно: до свидания.
Когда мы отправляемся в путь, я принимаюсь искать в интернете любую информацию о программе «Орфей», какую только можно найти. Ее цели и значение для нашей страны – то есть на что она действительно нацелена, кроме как развлекать скучающую публику. «Орфей-5» доставит шестерых астронавтов на Марс, где они построят временную базу, проведут небольшие раскопки согласно тщательно продуманным планам и организуют ряд научных экспериментов. Вскоре после этого в путь отправятся «Орфей-6» и «Орфей-7», чтобы транспортировать на Марс припасы для поддержания постоянной жизнедеятельности базы, в то время как «Орфей-5» полетит обратно к Земле, унося на борту тонну образцов почвы и горных пород.
Я переключаюсь на статью «Тайм» и подмечаю особенности семейного портрета Такеров. Их взгляды направлены на меня; лица скрывают эмоции. Я пытаюсь обнаружить следы паники, но замечаю лишь сдержанное волнение. Умело сыгранное волнение. Двое детей Грейс Такер хорошо играют свои роли – сын Леон, серьезный будущий олимпиец (в высшей степени сексуальный, что сразу бросается в глаза), и Кэтрин, его не по годам развитая сестра.
Это заставляет меня задуматься… А какая роль достанется мне?
В статье оказалось еще несколько общих семейных фотографий, сделанных в духе шестидесятых годов. Они очень напоминают фото из старых журналов, которые мне довелось листать. Благополучная семья, собравшаяся вокруг маленького телевизора в деревянном корпусе с уродливой антенной.
– Ты много знаешь о шестидесятых? Например, о миссии «Аполлон»? – спрашиваю я.
Отец умышленно дергает руль, уводя машину в сторону, и принимает шокированный вид. Я закатываю глаза. Мама качает головой, но предпочитает на этот раз не устраивать ссору.
– Ты спрашиваешь о шестидесятых? Спрашиваешь меня, а не Сири? [12]
– Папа, Сири уже никто не пользуется. Хотя ладно, я тогда сам сейчас посмотрю, – хмыкаю я, зная, что теперь-то он точно на крючке.
– Понятно, что это все происходило еще до моего рождения, но шестидесятые и начало семидесятых были золотым веком космических полетов. – Я ловлю его взгляд и даже отсюда вижу, как в глазах отца загораются искры. – Видишь ли, астронавты поселились в Клир-Лэйк и прилегающих районах, жили там все вместе, вместе веселились и оплакивали погибших, и в конце концов некоторые из них смогли «отправить Америку» на Луну и обратно. Ничего подобного раньше не происходило. Я знаю, вам плевать на «Падающие звезды», но уже тогда город кишел журналистами. В дни запусков нельзя было проехать по улице из-за всех этих пикапов прессы и толп фанатов. Будто в чертовом Голливуде.
– По-моему, ты мне как-то показывал газеты со статьями об этом.
– Я храню самые лучшие выпуски. Хотя, думаю, ничего хорошего им не светит. Но Америка тогда была просто одержима астронавтами. Вся страна затаила дыхание, когда познания в математике и безусловный талант спасли команду «Аполлона-13» после взрыва, который мог стоить им жизни. И люди рыдали, когда экипаж «Аполлона-1» заживо сгорел на испытательном стенде из-за неисправного провода и атмосферы, насыщенной чистым кислородом. – Какое-то время после этих слов в машине царит тишина. – Все они были настоящими американскими героями.
Я завороженно слушаю его рассказ. Оказывается, отцу это так интересно, а я и не знал. У него было несколько книг по этой теме; и ему явно нравилось летать на самолетах… Вот почему предстоящее путешествие длиной в восемь миллиардов миль привело меня в такое смятение. Неужели он действительно об этом мечтает? А я никогда не обращал на это внимания.
– Это круто, папа.
– Ты так думаешь?
Мама смеется и мягко кладет руку отцу на колено. Я чувствую, как между нами устанавливается некая связь. Становится теплее на сердце, и на какое-то мгновение мы все улыбаемся. Я припоминаю, когда в последний раз нам было так хорошо от общения друг с другом. Никаких криков. Никаких хлопающих дверей и громкой музыки, которая бы все заглушала.
Понимаю, долго это не продлится. Я хорошо знаю родителей, поэтому задаюсь вопросом: правда ли мы счастливы или просто смирились с неизбежностью? Однако я просто наслаждаюсь моментом и выискиваю в Сети старые фотографии папарацци и ролики «Падающих звезд». Меня интересует выражение лиц участников: четкое, отработанное и безупречное. Неужели они так хорошо притворяются? Или действительно рады во всем этом участвовать? Пытаюсь отыскать хоть какие-то недостатки, но не могу понять, что скрывается за этими декорациями. Пока мне на глаза не попадается откровенный снимок с одной из вечеринок – похоже, очередная тусовка в доме Такеров. На фото Грейс красуется в облегающем красном коктейльном платье элегантного фасона; она так искренне улыбается, что волей-неволей хочется к ней присоединиться. Но на заднем плане…
– Леон, – произношу я.
Мама оборачивается.
– Что такое?
– О, ничего. – Я возвращаюсь к фото. – Просто задумался.
Он сидит на диване, его лицо освещено сиянием экрана телефона. Леон смотрит мимо камеры, наблюдая за разворачивающимся зрелищем. Вид у него задумчивый, что привлекает мое внимание.
«Он интересен мне исключительно с журналистской точки зрения», – мысленно напоминаю я себе,
