Не ведаю, сколько прошло времени, - не ношу часов. Запоры наконец заскрипели. Заглянул средних лет лейтенант - само обаяние. Вот как жизнь бросает - то туда, то сюда.
- Извините, но не могу понять... как вы здесь оказались?
- А что - протокола разве никакого нет? - Я посмотрел на стол, покрытый бумагами.
- Нет. - Он развел руками. - Такая уж смена идет нам!
- Да... смена не особо казистая.
- Но вы уж должны их извинить...
- Только лично.
- Ребята новенькие, неопытные. Зарплаты мизерные.
- Но денег я им дать не могу. Самому мало!
- Да-да, - кивнул он даже сочувственно, но сочувствуя то ли им, то ли мне. - Ой, у вас, кажется, кожа рассечена? Сейчас мы что-нибудь придумаем! У нас тут аптечка есть, но заперта, к сожалению: Марья Ивановна ушла. Кто-то может за вас поручиться, я имею в виду - из живущих здесь?
- Так у меня двоюродный брат тут! Петр Листохват!
- Вы брат нашего уважаемого ветеринара? Так боже мой, мы сейчас же за ним пошлем!
Какая-то мучительно знакомая интонация! Каких-то книг начитался, сука!.. Достоевский, что ли?
Петр появился, как раз когда материально ответственная Мария Ивановна открыла аптечку и прижигала мне рану под глазом, и я, перенося жжение, сипел сквозь зубы.
- Бо-бо? - равнодушно проговорил Петр. - Во-во. Давно пытаете?
ГЛАВА 7
- Что ж ты прямо ко мне не обратился? - бушевал Петр. - Я бы сам тебе все это дал!
- В смысле - по харе?
- ...В смысле инфраструктуры!
Мы сидели с Петром в чайной, обвешанной липучками с мухами, как елочными гирляндами.
- Да как-то я стеснялся к тебе... после твоего доклада. А потом помнишь в первый же день? Галя шо-то неласково нас приняла?
- А-а. Это ж она думает, что это ты к казино меня приучил!
- Ну спасибо, Петр!
- Нравится тебе здесь? - Петр, откинувшись на стуле, огляделся.
- Хорошо, но душно, - вежливо сказал я.
- Дерьма куча! - заявил Петр безапелляционно. - Разве ж это клуб? Я хочу настоящий клуб сделать - с казино, стриптизом. И знаешь где? Вон там, на Пень-хаузе небоскреба нашего! - Петр кивнул в окошко на "Колос".
- Мне кажется, Галя этого не одобрит.
- Мне Галя не указ! Хочешь знать - я ее до этого года узлом вязал! До поездки, в смысле, к тебе.
Опять я виноват!
- А вы все оттяпать хотите!.. Так что ребят наших понимаю, - признался Петр.
- А я что?.. Я как раз думал спонсора на опорно-двигательный наш направить! - признался я. - Помнишь, как мы здесь?
- "Странное нынче пиво"? - Петр усмехнулся. - Да, было дело! Особенно когда мать тут была!
- Ну а теперь все делось куда?
- А куда все! - отвечал Петр. - А было - да! Заранее уже знали, когда ехали сюда: бабы тут лечат опорный аппарат, а мужики - двигательный. Я ж и с Галей тут познакомился! Вот говорят - "красный пояс" у нас. Так любой пояс покраснеет, коли все отнимать!
- А кто отнял-то?
- Санаторий-то?.. Да сами и отняли! Главврач там профессор Мыцин... укушенный капитализмом! Да еще к брату в США съездил, набрался там. Приватизировали, акционировали. Теперь сидят на бобах. Колхозы, профсоюзы теперь не шлют, а сам никто не едет: расценки выставили адекватные США. С вас сколько берут за номер?
- Не знаю.
- Вот то-то и оно. Сам Мыцин в подвале сидит, где у них прежде научный центр был. Персонал - на станции торгует, кто побойчей. А зданием командует любовница его, бывшая сестра-хозяйка. Мыцин как бы фершалом там. А какие операции делал, по голеностопу! Мать гордилась им, пока жива была. При ней-то порядок был!
- "Странное нынче пиво"! - напомнил я. - Помнишь - домик-пряник!
- Ну, это-то как раз осталось - там теперь своя охрана! - сказал Петр. Кто-то там и сейчас из Москвы гужуется.
- Да?.. ну а чего нам-то делать?
- Прежде всего - с нами согласовывать! - отчеканил Петр.
- С теми, которые там... в луже сидят?
- А чего? Ключевая позиция! Я, кстати, тоже в группировку вхожу.
- Так это я тебя тоже должен за плюху благодарить?
- Это не тебе. - Петр усмехнулся. - Это для передачи... муравьеду твоему.
- А он, думаешь, примет?
- А ты уж расстарайся! - усмехнулся Петр.
Мы взяли еще по стакану.
- А чего-то они непочтительно о тебе отзывались! - вдруг обида захлестнула меня.
- Кто? Наши? Так это у нас стиль такой.
С некоторым усилием я добрался до номера, рухнул в койку. Потом все же поднялся. Надо Кроту позвонить, отчитаться о проделанной мною работе. При этом - спьяну, наверное, - почему-то рыдал. Еще классная воспитательница говорила, Марья Сергеевна, в первом классе: "Нет добросовестнее этого Попова!" Таким и остался! Рыдал приблизительно минут пять, потом резко оборвал, набрал номер. Гудки... гудки... Глухо. Не желает! Потом все же - "нет добросовестнее" рыдания подавил, нашел записанный номер его мобильника, набрал целую кучу цифр. Запищало страшно далеко - словно на Марс дозвонился.
- Да... - Вроде бы голос Крота, но какой-то придушенный. И так-то он чуть слышно гутарит, а тут - как сквозь резину говорит. Может, кто-то там душит его, не дает разговаривать?
- Аллё! - закричал я. - Это Попов. Вы слышите меня? Что с вами?
- Выйдите на балкон.
- Что?
- На балкон выйдите!
А! Видно, для лучшей слышимости! Вышел. Ни фига не лучше! Еле расслышал:
- В сторону Ржавой бухты посмотрите!
Перегнулся через перила, заглянул туда - и обомлел! Какая-то марсианская хроника! Там, за военным забором из сетки, серебристые емкости с их отравой въезжали по трапу в какой-то огромный плавучий сундук. Предпоследняя там исчезла. Последняя. За ними ехала цистерна на машине, и по бокам от нее шли человечки в оранжевых комбинезонах и поливали из гофрированных шлангов землю какой-то пеной. Группка, тоже в комбинезонах, стояла сбоку и, видимо, командовала.
- Вижу! - заорал я. Так лучше, наверное, перекликаться, чем по их технике?
- ...Хорошо, - просипело в трубке. - Идите сюда, не бойтесь!
Одна из фигурок в группе, повернувшись в мою сторону, замахала рукой. Работодатель! Почему это именно я, из всего "поезда совести", должен "не бояться"? Вон как обуты они - а я в тапочках! Тем не менее, подавив рыдания, спустился, пошел. Приблизился к оцеплению из матросиков во фланелевых робах, тут Крот (самый маленький в группе) сказал что-то начальнику (начальника и в комбинезоне видно), и тот махнул оцеплению рукой: "Пропустите!" Большая радость. Шел по пузырящейся пене. Надеюсь, не ядовитая? Крот по ней шел навстречу мне. К нему подъехала как бы "слепая машина" с крохотными окошечками, он содрал с себя и сдал им скафандр и шел ко мне уже в элегантной "пуме".
- Не бойтесь, все уже обеззаражено! - Повернувшись, он оглядел широкое, словно заснеженное поле.
Все рассаживались по машинам и разъезжались. "Сундук" с явным усилием, но все же отплывал.
- Представляете? - Крот сиял. - Вот здесь емкости для нефти будут возвышаться - огромных размеров. А знаете, как емкость разворачивается? Как обычный рулон! Так и привозят их в виде рулонов! В емкостях и анализ будет производиться, и отмер. А вот там, где сейчас УКПР отплывает, - терминал будет, танкеры станут подходить. И уверяю вас - полная чистота! Даже дождевая вода с терминала не будет в море попадать - сразу на флотацию, на очистку. Лебеди будут плавать - уверяю вас! У меня на таллинском терминале - плавают! Кстати, в единственном месте во всем Таллине и его окрестностях! Воспеть сумеете? - Он улыбнулся.
- Да я... - Снова душили рыдания. - Саяно-Шушенскую ГЭС смог воспеть. А она! - Я взмахнул руками, частично охватывая и небо. Наверное, излишняя моя эмоциональность и подвела меня, вызвала подозрения.
- Так, - снова сухо заговорил он. - Что нового? Связь с мэром удалось установить?
- Нет... Но зато с местной мафией установил!
- Это чувствуется. - Он приблизился. - Что пили? Виски? Джин? Текилу?
- Почему? Обычную водку. Отличную, кстати! - Я вдруг вступился за отечественного производителя.
- Ф-фу! Зря я противогаз снял!
Ах, не нравится? Фингал, мой алый знак доблести, он даже не замечал... или толковал превратно.
- Ждут там, в разливе, вас!
- И Ленин там же? - усмехнулся он, но уже как-то жестко. - Извините, но на подобную ерунду у меня нет времени!
На народ у него нет времени! - снова рыдания подступили к горлу.
- Простите, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь! Вот вам за труды! протянул мне бумажку - двадцать долларов - и побежал трусцой.
С плохо скрываемым омерзением я взял деньги. Вот так! Уделал. За весь мой самоотверженный труд!
Взлетел в номер к себе как птица, взял из сумки последнюю бутыль коньяку, к Любке поднялся. Обида, говорят, хорошо стимулирует секс. Спорный тезис.
Открыла. Но очков не сняла - как бы показывая, что не оторвется от дела ради такой чепухи.
- Ну что, опять наксерился? - проговорила она.
- Странная терминология. - Я стал вдруг очень обидчив.
- А что же с тобой?
- Вот. Подарок. От чистого сердца оторвал! - Я протянул ей бутылку.
- ...Попозже, ладно? - тронула за локоть меня.
Всюду бумаги разложены - даже на койке. Правильно она называет себя: ради денег крикнутая! Бумаги оглядел.
