воду. Это придало ей силы. Она подошла к лежанке, села, отвернув край одеяла. Достала из узелка лоскут синей материи, иголку с ниткой, положила лоскут на колено и, склонив голову, принялась штопать. Она была скованна и подавленна. Казалось, не в силах справиться со своим состоянием, она переносила его на окружающие предметы. Внешне спокойная, она быстро прибрала в доме — сразу стало чище, светлее. Ловкими пальцами прошлась по одеялу, подушке, одежде — словно по клавишам, и зазвучал красивый стройный аккорд.
Вдруг ему вспомнилась бурая лошаденка, и сладко защемило сердце. Ему показалось, что он уже давно знает эту девушку и много лет ее ждал. Незнакомые чувства переполнили душу, смутили сердце. Он не заметил, как подошел к ней, сел рядом, закрыв руками лицо. Он боялся поверить в это неожиданно обретенное счастье — как бы не случилось вслед за ним какой-нибудь новой беды, и в то же время страстно хотелось в это поверить, до конца осознать это новое, прекрасное чувство.
Девушка оставила шитье. Внутренний голос сказал ей, что на этого человека можно целиком положиться. Она легко и просто положила руки на его ссутулившиеся плечи, словно давно его знала, и двое, сидя на лежанке, устланной рваной мешковиной, стали обсуждать свое будущее.
Сючжи была родом из Сычуани. В те годы случалось так, что эта житница не давала даже бататов, и голодающие крестьяне бежали оттуда. Девушкам было еще не так плохо — они выходили замуж в другую деревню, покинув голодный край. Стоило одной обосноваться где-нибудь на чужбине, как следом за ней тянулись ее сестры и подруги. Друг за дружкой оставляли они знакомые с детства горы, долины и реки, перебирались через горные хребты и разбредались по бесчисленным дорожкам и тропкам, кто в сторону Шэньси, кто в Ганьсу. Другие держали путь в Цинхай или Синьцзян. Иногда семья могла наскрести денег на билет, а если нет — ехали, тайком, от станции до станции. В их жалких тощих узелках не было ничего, кроме латаной одежонки, круглого маленького зеркальца да деревянной гребенки. С этим нехитрым имуществом они шли в жизнь, делая ставку на молодость и красоту, чтобы либо выиграть счастье, либо все потерять…
В той местности, где он жил, такие «грошовые свадьбы» были не новостью. Совсем молодые парни и старые холостяки, у которых не было денег на подношения семье невесты, обращались к женщинам из Сычуани. А те — словно картотеку с собой носили. Вспомнят какую-нибудь девушку и напишут, приглашая приехать. Получив письмо, девушка приезжала, а приехав — выходила замуж. Так и Сючжи приехала по письму. Ее «выписали» для молодого тракториста из седьмой бригады. Но пока она выправляла разрешение, пока добиралась, проезжая по станции в день, тракториста не стало. За три дня до ее приезда он перевернулся на тракторе. Она даже не пошла на место кремации. Зачем? Идти к землячке было неудобно. Той нелегко жилось: муж — калека, только что ребенок родился. Так и сидела перед конюшней седьмой бригады, тупо глядя на свою тень, которая медленно двигалась, как на солнечных часах.
Насмешник в обед приехал за кипятком. Увидел ее, узнал, в чем дело, постоял с чайником в руке, подумал и, бросив табун, помчался по всем дворам искать жениха. В седьмой бригаде оставалось три холостяка. Они по очереди подходили к конюшне, рассматривали девушку, но, худенькая, невысокого роста, она не вызывала у них интереса. И тут Насмешник вспомнил о Линцзюне, которому было за тридцать.
Так он и женился. Такая вот романтическая история.
Правый женился! Для производственной бригады это было большим событием. Люди, увязнувшие в «проведении революции», были рады хоть на время освободиться от «уклонов» и «исправлений». Все хотели поздравить «правого элемента», который никому из них ничего худого не сделал, а только честно и добросовестно трудился. Люди прежде всего люди. Они приходили с теплыми словами, радовались за него, да и за себя тоже — что не растеряли в этой «революции» человечности. Кто дарил ему котелок, кто несколько фунтов зерна, кто талон на кусок ткани… А молодой ветеринар предложил скинуться со двора по полтине — молодым на обзаведение. На общем собрании случилось невероятное событие, какого не было с начала «великой культурной революции»: единогласно — удивительное единство! — решили предоставить ему отпуск на три дня. Нет, доброты у людей не отнимешь, даже в самые мрачные времена.
Так они начали строить свою семью.
По натуре своей Сючжи была веселой, жизнерадостной, поэтичной. Только образования ей не хватало: она училась лишь в начальной школе, да и то всего два года. На третий день после ее приезда кинопередвижка показывала фильм «Ленин в 1918 году». Ей запомнились слова Василия, которые она потом часто повторяла, радостно смеясь: «Будет и хлеб, будет и молоко!» Брови у нее были тонкие, глаза небольшие, и когда Сючжи улыбалась, они становились узкими щелочками, формой похожими на полоску молодого месяца. А милые ямочки на щеках!..
Весь день Линцзюнь пас лошадей, а Сючжи под палящим солнцем месила глину, лепила кирпичи и сушила. Потом нагружала тачку и везла к дому. Она решила сделать стену, чтобы получился внутренний дворик. Из девяти с половиной миллионов квадратных километров огромной страны она выбрала кусок земли в восемнадцать квадратных метров. Она говорила: «Там, на моей родине, у каждого дома растут деревья, а тут выйдешь за порог — и ничего, кроме неба, не видишь». Она выкопала где-то два тополя, толщиной с руку, притащила домой — откуда только силы взялись! — и посадила во дворе, один справа, другой слева от входа. Когда стена была закончена, она принялась разводить птицу. Завела кур, уток, гусей и даже несколько пар голубей, потом кроликов. За такую активность ее прозвали «начальником генерального штаба». Сючжи очень досадовала, что госхоз не разрешает рабочим выкармливать свиней, и часто говорила Линцзюню, приподнимаясь с подушки, будто видела во сне, что вырастила большую-пребольшую свинью.
Запущенное хозяйство, где трудился Линцзюнь, напоминало болото. Начальству ни до чего не было дела. Вот только «уничтожение капиталистических хвостов» неуклонно проводилось в жизнь. Но Сючжи была упрямой, как молодая травка, которая пробивается даже через каменную плиту. Ее зверюшки словно по волшебству росли и плодились с неимоверной скоростью. «Будет и хлеб, будет и молоко!» В самом деле, примерно через год в их жизни произошли большие перемены. При прежней мизерной зарплате они уже могли прилично одеться и нормально поесть. Сючжи шла наперекор всем законам общественного развития: такой был у
