вина, был одним из крестьян, у которых семья Вакки покупала свежие фрукты и овощи.
– Это одно из наших твердых правил, – пояснил Альберто. – Большой ужин, и каждый, кто находится в данный момент в доме, приглашен к столу. Таким образом мы всегда в курсе новостей деревни. Джон, вы, должно быть, проголодались, угощайтесь!
Джон переключил внимание на блюда и положил себе всего и побольше. Тем временем адвокат налил ему из темной бутылки вина, сверкнувшего в бокале темно-красным, рубиновым цветом.
– А ваш отец не придет? – легкомысленно поинтересовался Джон и испугался, когда увидел, как помрачнело лицо Альберто.
– Он еще спит. Подобные путешествия всегда даются ему тяжелее, чем он хочет признать. – Некоторое время он помолчал и добавил: – Здоровье у него уже не самое лучшее, но он не хотел оставаться в стороне. Такой он человек.
Джон кивнул.
– Понимаю.
– Как вам понравилась ваша комната? – спросил Грегорио.
Джон, который только что отправил себе в рот первый кусок рыбы, кивнул, прожевывая, и торопливо сглотнул.
– Хорошая. Действительно, очень хорошая. И вид чудесный.
– Дай же ему поесть, Грегорио, – с укоризной заметила его жена и улыбнулась Джону. – Это самая красивая комната в доме. И она уже давно ждет вас.
– Ах! – произнес Джон, не зная, что сказать. И, поскольку в голову ничего не приходило, он взял в рот ложку салата, а пока он жевал, разговор, к счастью, перешел на другие темы.
Судя по всему, Альберто не был женат. Только теперь Джон заметил, что у него нет обручального кольца. Да и не был он похож на женатого человека. Эдуардо молча ковырялся в салате и, похоже, мысленно находился где-то далеко, а Альвина с Альберто обсуждали какого-то бывшего ученика, который, насколько понял из разговора Джон, уехал во Флоренцию, открыл свою фирму по разработке программного обеспечения и, кажется, отхватил крупный заказ. Затем садовник поднялся, подошел к ним, поблагодарил за ужин и объявил, что должен снова заняться работой, поскольку выкопал пять кустов, которые нужно посадить еще сегодня, ведь до завтрашнего утра они засохнут. Джон почувствовал, как спадает напряжение, о котором он поначалу даже не догадывался. То, что он находился здесь, снимал белое мясо с костей жареной рыбы, макал куски хлеба в маслянистый, насыщенный чесноком, потрясающе вкусный бульон, в то время как жизнь вокруг шла своим чередом, успокаивало. Почему-то он догадывался, что таких мирных моментов у него будет немного. То было затишье перед бурей.
И это будет буря триллиона долларов.
Утром он просыпался долго. Вокруг было светло, свет был необычным, он лежал на непривычно хорошо пахнущей простыне, на матрасе, от которого становилось приятно телу – тот не был ни слишком твердым, ни слишком мягким, – и он снова вспомнил все. Наследство. Перелет. «Феррари». О да, он действительно вчера выпил.
Но голова была на удивление ясной. Он поднялся, поставил босые ноги на приятный мягкий ковер и, часто моргая, оглядел большую комнату. Балконная дверь была открыта, издалека доносился шум моря, и можно было представить себе, что слышишь его запах. Мебель была не совсем в его вкусе, слишком изысканная, слишком много стекла и прочей ерунды, но выглядело все солидно и наверняка стоило немало.
Он провел обеими руками по волосам, протяжно зевнул, попытался потянуться. Все воспоминания казались лишь сном. Одному Богу известно, как он сюда попал, но, по крайней мере, это было по-настоящему. Он действительно сидел в шелковой пижаме на краю постели, зевая, несколько помятый, но ему это явно не снилось.
А теперь что? Чашка кофе не помешала бы. Большая чашка горячего и крепкого кофе. Но прежде – душ.
И даже имеющему триллион долларов по утрам в первую очередь нужно в туалет.
Завтрак снова был накрыт на террасе, на которой, похоже, в большей или меньшей степени проходила жизнь семьи Вакки. Кто-то перетянул голубой тент, чтобы он не пропускал утреннее солнце, и в этом положении он открывал взгляд на море.
На этот раз за столом сидел только padrone. Он пригласил Джона присоединиться к нему движением хрупкой руки.
– Чем хотите позавтракать? Мы в Италии чаще всего только пьем капуччино, но Джованна в кухне и готова выслушать все пожелания. Могу даже предложить вам на выбор несколько видов хлопьев, которые, если я ничего не путаю, любят есть на завтрак американцы.
– Кофе всегда был хорошим началом дня, – заметил Джон.
Похоже, Джованна услышала его, поскольку вскоре появилась с большой чашкой капуччино, которую поставила перед ним. Женщина тоже казалась немного разбитой.
– Все остальные еще спят, – продолжил старик, очевидно, пребывавший в хорошем настроении, когда заметил, что Джон разглядывает окна. – И неудивительно. Перелет через Атлантику, затем долгая поездка на автомобиле и под конец пиршество… Мои сыновья уже немолоды, вот только признавать этого не хотят. Альберто наверняка рассказал вам страшные истории о состоянии моего здоровья, да? На самом деле я сознательно не пришел на ужин. Знаете, я изучил немало биографий людей, которые сумели дожить до глубокой старости, и выяснил, что привычки сна играют важную роль. Не главную, но существенную. Можно прожить много лет, не отличаясь крепким здоровьем, нужно только следить за тем, чтобы спать достаточно. А вот Эдуардо может вот-вот подойти, в конце концов, он ведь вашего возраста.
Джон отпил кофе, и горячий горький эликсир, показавшийся под сладкой пеной, приятным живительным потоком побежал по горлу. В поблескивавшей хромированной сталью корзинке лежали маленькие булочки, и он взял себе одну.
– Насколько я помню, я пошел спать, а он – в подвал за вином.
Кристофоро Вакки рассмеялся и покачал головой.
– Тогда, полагаю, утро останется нам.
– Это хорошо или плохо?
– Это зависит от того, как мы им распорядимся. У вас уже есть какие-нибудь планы?
Джон откусил булочку. Она была слегка солоноватой, но приятной на вкус. И, жуя, он покачал головой.
– Я бы удивился, если бы были, – заметил старик Вакки. – Все происходящее должно казаться вам сном. Мы вырвали вас из привычного окружения, потащили за собой через половину земного шара, прячем вас… Многовато, наверное.
– Многовато.
Кристофоро Вакки посмотрел на него серьезным благожелательным взглядом.
– Как вы себя чувствуете, Джон?
Джон отвел взгляд, поднял чашку.
– В принципе, вполне хорошо. А что?
– Вы чувствуете себя богатым?
– Богатым? – Джон глубоко вздохнул и скривился. – Не могу этого утверждать. Ладно, я вчера купил «феррари». По крайней мере, мне так кажется. Но богат ли я… Нет. Скорее, как будто я в отпуске. Как будто неожиданно проявились итальянские родственники и взяли меня в путешествие по Европе.
– Неужели вам хочется попутешествовать по Европе?
– Я об этом пока не думал… Пожалуй, да.
– На данный момент я бы вам не советовал, – произнес Кристофоро Вакки, – однако это можно считать примером желания, которое вы должны осознать, как и то, что вы можете его исполнить, если хотите. Этому нужно учиться. Вам следует научиться обращаться с деньгами, с большими деньгами. Больше не существует материальных желаний, в которых вы должны отказывать себе по причине нехватки денег, – однако могут существовать иные причины, и вы должны уметь распознать их. Ваша прежняя жизнь не готовила вас к этому – по крайней мере явно, – и вам придется это наверстывать.
Джон зажмурился.
– Что вы имеете в виду под «по крайней мере явно»?
Padrone оценивающе посмотрел на тент, обвел взглядом перетяжки, а затем вместе со стулом передвинулся немного дальше, чтобы оставаться в тени.
– Солнце уже не то, что было во времена моей юности. Не думаю, что дело здесь в возрасте. В мое время на солнце никто не жаловался. Я думаю, дело действительно в этой озоновой дыре. Она изменила солнце, то есть, конечно же, только тот свет, который до нас доходит. – Он задумчиво кивнул. – Тот, кто изобрел аэрозольный баллончик, разумеется, не хотел этого. И возможно, не он один в этом виноват. Всегда так много причин, у которых есть целый ворох последствий, все связано друг с другом, и это сплетение уже вообще невозможно разобрать. Вы понимаете, что я имею в виду, говоря «явно»?
Джон задумался, затем кивнул, хотя мог только догадываться, к чему клонит старик.
– Да.
– Думаю, вы выросли таким, как именно вы росли, и, скажем так, с некоторого возраста ускользнули от нашего внимания по вполне определенным причинам. – Он покачал головой, и казалось, что он улыбается про себя. – Пятьсот лет подготовки, а затем такой позор. Можете себе представить? После смерти Лоренцо выяснилось, что вся имеющаяся у нас
