Митавские прелестницы, все эти упитанные, дородные обер-ратши, приготовлялись к своему любимому занятию – сплетничеству.
Но вот послышались звуки труб и литавр.
Это было до такой степени неожиданно, что все вздрогнули и невольно обратили изумленные взоры друг на друга.
– Это что же обозначает? – послышались тихие возгласы.
– Ого! С каких это пор у этой Анны завелся такой церемониал?
Митавцы могли удивляться: действительно, до сих пор приемы Анны Иоанновны отличались большой простотой.
Бестужев постучал тростью по паркету зала и торжественно возгласил:
– Ее высочество, ее светлость изволят следовать!
Гробовая тишина воцарилась в зале. Взоры всех присутствующих устремились на двери, из которых выходила царственная митавская «затворница».
Анна Иоанновна была и величественна, и почти красива в этот вечер. В своей роскошной «робе», искусно нарумяненная и насурмленная, сверкая бриллиантами, она выступала как-то особенно горделиво. И даже во взгляде ее маловыразительных глаз светилось что-то бесконечно властное, уверенное. И невольно перед этой величественной женщиной склонились головы митавской знати.
– Я рада, господа, видеть вас всех на моем скромном бале… – начала Анна по-немецки своим особенным голосом. – После неприятных дней странного и нежелательного волнения, которое охватило Митаву, нам надо немного развлечься… Я буду счастлива, если вы все будете чувствовать себя сегодня весело и непринужденно…
Тихий гул одобрения собравшихся гостей был ответом на приветствие ее светлости.
Стоявший во главе группы блестящих курляндских гостей канцлер Кейзерлинг выступил вперед и, низко – по-придворному – склонившись перед герцогиней, произнес:
– Имея честь приветствовать вас, ваша светлость, я позволяю себе от имени всех собравшихся принести вам нашу почтительнейшую благодарность за…
«Пошли немецкие нескончаемые периоды!» – усмехнулся в душе Бестужев.
А Кейзерлинг между тем продолжал:
– …за ту высокую честь, которую вы оказываете нам вашим милостивым приглашением и почетом.
Голова несчастной Измайловской царевны откинулась еще горделивее. В этих простых, лживо-пустых словах курляндского магната Анна Иоанновна почувствовала признак раболепия, и это сознание наполнило ее тщеславную душу трепетом восторга.
«Ага! Преклоняетесь? То-то вот… А то нос все задирали, меня в грош не ставили!» – молнией пронеслось в ее голове.
По данному сигналу грянула музыка.
Анна Иоанновна величественно «изволила следовать вперед» посреди растянувшихся и кланявшихся гостей и подошла к герцогскому трону.
В ту секунду, когда звуки труб и литавр на секунду стихли, к ее высочеству и светлости подошел Бирон и громко произнес:
– Ваша светлость! Благородный синьор Джиолотти, великий магистр Ордена «Фиолетового креста», прибыл и ожидает высокой чести улицезреть вас, ваша светлость…
Все в удивлении переглянулись. Кто это такой Джиолотти? Откуда он появился? Митава еще не знавала такого гостя. Какой «магистр», да еще «великий»? Какой орден «Фиолетового креста»?
Жгучее любопытство засветилось в глазах нарядной, блестящей толпы.
– Попросите его, господин камергер! Мы будем рады видеть столь почтенного иностранца, – ответила Анна Иоанновна и обратилась к гостям: – Мне говорили, что синьор Джиолотти – великий алхимик, чародей и ученый. Быть может, он развлечет всех нас, показав нам свои чудеса.
А великий чародей уже появился в зале и легкой, крадущейся походкой большого тигра направлялся к герцогине. Одет он был чрезвычайно оригинально. Черные туфли с огромными бриллиантами на пряжках; белые шелковые чулки; короткие штаны черного бархата, «пуфом»; такого же бархата узкий камзол с большим белым отложным воротником из венецианских кружев; поверх камзола был накинут шелковый плащ-мантия великолепного фиолетового цвета. На голове синьора Джиолотти была надета остроконечная шапка-колпак тоже фиолетового цвета и такой формы, какую носили астрологи и чародеи глубокой древности. Но что особенно бросалось в глаза – это роскошная золотая цепь, испещренная какими-то таинственными иероглифами; на ней висел крест необыкновенной формы. Этот крест горел необычайным блеском и был, по-видимому, бриллиантовый, но – странное дело – эти бриллианты переливались не радужными огоньками, а светились одним ровным фиолетовым блеском. И чуден, и загадочен был этот свет…
Большие черные глаза великого магистра горели тоже необычайным блеском.
И при появлении этого диковинного человека как-то сразу, невольно притихла, замерла разодетая толпа, наполнявшая залы Кетлеровского замка.
Джиолотти подошел к Анне Иоанновне и, опустившись на одно колено, произнес своим музыкальным, странно вибрирующим голосом:
– Приветствую прекрасную царевну и герцогиню далекой сказочной страны.
При виде Джиолотти Анна Иоанновна совсем растерялась.
Все это время она готовилась к встрече с иноземным чародеем. Мысленно она рисовала себе его образ, но как все это оказалось непохожим на действительность! Ей, воспитанной на сказках «измайловских мамушек», чародей, колдун всегда представлялся в виде старого, дряхлого старика с большой косматой и седой бородой… А тут вдруг перед ней был высокий, сильный, красивый мужчина с пронзительными глазами, которые так и жгли душу.
Анна Иоанновна чувствовала, что ей надо прийти в себя, ответить что-либо подходящее на приветствие заморского гостя, – но не могла. Как завороженная, она не могла отвести взгляда от горящего взора кудесника.
Все замерли. Все ожидали слов ее светлости.
Бестужев, стоявший около Анны Иоанновны, с тревогой глядел на свою повелительницу.
– Ваше высочество, да говорите же!.. – еле слышным шепотом бросил он ей.
Анна Иоанновна словно очнулась после минутного тяжкого наваждения.
– Я… – начала она вздрагивающим голосом. – Я рада видеть вас, господин Джиолотти, при моем дворе.
И она протянула руку, которую Джиолотти почтительно поцеловал.
– J'ai eu deja I'honneur voir Votre Altesse a Moscou pendant le Couronnement de sa Majeste I'imperatice,[28] – произнес Джиолотти.
– Ax, вот как?.. Да, да, я слышала об этом, – воскликнула Анна.
Все присутствующие, обуреваемые любопытством, столпились вокруг герцогини, Джиолотти и Бестужева.
Бирон стоял с надменной улыбкой в стороне.
О музыке, танцах было забыто. Этот таинственный человек приковал к себе всеобщее внимание.
– А вы… вы для чего приехали к нам, в Россию? – начала беседу Анна Иоанновна.
– Меня всегда манила ваша великая страна, ваше высочество, и я, знакомый со всеми странами мира, захотел посмотреть на Россию, – ответил Джиолотти.
Его голос звучал бесстрастно-спокойно, а взор его удивительных глаз впивался в окружавшие его лица.
– Я полагаю, что после вашей прекрасной страны у нас вам кажется очень непригоже: холод, унылые места, снег, – продолжала Анна Иоанновна.
– После знойной Индии и жаркой Италии, ваша светлость, приятно видеть и снег. К тому же ведь в нашей власти в любую минуту заменить снег роскошными цветами.
Последние слова Джиолотти удивили всех. Особенно была поражена ими Анна Иоанновна.
– Как же это можно снег заменить цветами? – живо спросила она.
– Очень просто. Вы интересуетесь этим, ваше высочество? Если вам угодно, я могу показать вам это воочию.
Толпа придворных гостей придвинулась еще ближе к герцогине и к великому чародею. Любопытство было так сильно, что заставило многих придворных забыть об этикете.
– Как? И мы все увидим это волшебное превращение? – воскликнула герцогиня.
– Да! – ответил великий магистр. – Потрудитесь приказать принести сюда какой-нибудь таз, наполненный снегом, ну, например, такой, в котором замораживают шампанское.
Бестужев сделал знак глазами Бирону. Тот, в свою очередь, тихо отдал какое-то приказание придворному лакею.
Бестужев тихо проговорил Анне Иоанновне:
– Садитесь, ваше высочество, на трон. Неудобно вести всю эту сцену стоя. – Он помог герцогине подняться на ступени герцогского трона и, когда она села, обратился с любезной придворной улыбкой к митавским дамам по-немецки: – Я предложил бы уважаемым госпожам сесть. Так будет удобнее видеть им и всем остальным то, чем желает удивить всех достопочтенный синьор Джиолотти.
Дамы расселись, образовав одну общую живописную группу, мужчины, все упитанные обер-раты, во главе с канцлером и маршалом, остались стоять. Вся середина зала, таким образом, оказалась свободной.
Анна Иоанновна, взволнованная, с горящими глазами, сидела на троне и с каким-то жутким, затаенным страхом поглядывала на заморского кудесника.
А тот стоял бесстрастный, гордый, спокойный, как диковинное изваяние.
Бестужев, иронически относившийся ко всему «сему действу», насмешливо улыбался.
– Pereat lux![29] – вдруг прозвучал властный голос великого магистра.
