покачивается из стороны в сторону, держа руки на бедрах, и говорит:
— Нино тоже очень большой.
— Нино?
Через открытую форточку в комнату залетела божья коровка. Она приземлилась на подоконник и ползет наверх.
— Нино — это кто?
— Божья ко-о-о-орка! — хлопает в ладоши Селма.
Насекомое еще не успело спрятать крылышки под жестким покровом, а она уже пытается схватить его.
— Ну давай же, — бормочет она, опираясь щекой о стекло. — Поймала!
Она смахивает божью коровку в полураскрытую ладонь.
— Смотри!
С гордостью Селма рассматривает маленький пузатый комочек с черными ножками и крапчатым панцирем.
— Это тебе.
— Она умерла.
— Нет!
Она перекатывает жучка по ладони и слегка поглаживает его, пытаясь воскресить.
— Да, смотри, она больше не летает.
— Божья коровка?
— Я думаю, что она и правда умерла.
В панике всё, что она пытается сказать, смешивается в одно большое слово:
— Этаявинавата?
— Что?
— Явинавата?
— Ну, может, она была очень старенькой.
Селма кивает, соглашаясь.
— Может, она была очень-очень старенькой.
— Дай мне.
Но Селма уже вытерла ладонь о штанину.
— Она была очень старой, — произносит она таким тоном, будто объясняет мне что-то. — Я сразу это увидела.
Мы снова сидим рядом на краю кровати.
— Я не могу остаться надолго. Мой отец решает, что делать с вещами Люсьена. Он поедет с нами домой.
Наши руки смущенно лежат рядом, чуть касаясь друг друга. Я хочу взять ее руку в свою, но понятия не имею, что делать потом.
— Чик, — вдруг весело говорит Селма.
— Ты о чем?
Она показывает на мою голову.
— А, об этом?
Я потянул себя за рваную мочку уха. И раз я до нее дотронулся, Селма тоже хочет ее потрогать.
— Чик-чик.
Она пододвигается поближе и сосредоточенно изучает пальцами мое ухо, гладит невидимые волоски, которые можно только почувствовать. Впервые чьи-то чужие пальцы касаются меня вот так. Она проводит по краешку ушной раковины и возвращается по кругу обратно к мочке. Кажется, что мурашки, побежавшие у меня по всему телу, тонкими проводками соединены с моим ухом.
Селма вздыхает и отпускает мочку. На ее ресницах видны черные комочки туши. Зрачки большие. Мы улыбаемся друг другу. Под окном ревет газонокосилка, поэтому мы бы не расслышали друг друга, даже если бы заговорили. Селма рассматривает мой рот. Кажется, что она хочет его укусить, но не знает, с какого места начать. Медленно она наклоняется ко мне ближе. Я чувствую ее дыхание и слышу, как размыкаются ее губы. И тогда она прижимает свои губы к моим. Уголки наших ртов на мгновение соприкасаются. Она снова отстраняется.
У меня покалывает язык. Я сразу испытываю сожаление, оттого что все так быстро закончилось.
— Брай! — раздается из самого нутра здания.
— Черт, это па. Мне надо идти. Никому не проболтайся, что я был у тебя.
— Брай! — раздается уже ближе, чем в первый раз.
— Пока, — бросаю я Селме.
Ее губы складываются в слабую улыбку.
Я вылетаю в коридор. Па стоит на лестнице посередине пролета. Он замечает меня, только когда двери автоматически открываются.
— Что такое? — кричу я.
— Черт побери, Брай, ты где был?
— В туалете.
— А чего тут? Рядом с палатой Люсьена ведь тоже есть туалеты.
— Там было занято.
— Ну, спасибо тебе, мне пришлось грузить все в одиночку.
Мимо проехала девочка, управляя джойстиком от инвалидного кресла подбородком.
— Добрый день, — поздоровалась она, на удивление четко произнося все слова. Рот у нее такой, что поцеловать его просто невозможно, даже если кто-нибудь этого вдруг захотел.
— Пойдем, мы едем домой, надо еще все это там установить. У меня вся машина забита.
— А можно мы еще зайдем к Люсьену?
— Вы скоро много времени будете проводить вместе.
— Только на минутку?
Хенкельманн пялится на свою светящуюся елку. Как только мы заходим в палату, он весь напрягается. Кажется, будто он задержал дыхание, но грудь его поднимается и опускается. Взгляд похож на взгляд крокодила перед нападением. Па проходит мимо него к кровати Люсьена. Брат поднял ноги и лежит лицом к окну.
— Помнишь этого мальчика?
Па отрицательно качает головой.
— Это Хенкельманн, тот, который постоянно себя кусает.
— По именам всех запоминала твоя ма.
Я дергаю Хенкельманна за руку, дразнясь. Так иногда можно случайные кнопки на клавиатуре нажимать и смотреть, что будет.
— Я знаю игру, которая ему нравится.
— Оставь мальчика в покое, Брай. Ты же вроде с братом хотел поздороваться?
Я подхожу к кровати Люсьена. Он спит, и во сне его желваки ходят туда-сюда. Под закрытыми веками подрагивают глазные яблоки, а еще подергиваются пальцы, прямо как у наших собак, когда они спят и видят сны.
— Мы его прямо сегодня заберем?
— Нет-нет, наш король поедет на специальном такси.
— Такси?
— Такой специальный микроавтобус. Завтра где-то к обеду привезут.
— Ты приедешь домой, — говорю я Люсьену, надеясь, что он приоткроет глаза.
— Пусть спит, — шепчет па.
Пока мы выходим из палаты, ремни на липучках вокруг запястий Хенкельманна трещат.
— Ты хочешь поиграть в нашу игру?
— Оставь его в покое.
— Но Хенкельманну нравится наша игра. Смотри.
Я осторожно провожу указательным пальцем между его бровей, спускаюсь до кончика носа и спрыгиваю оттуда, будто мой палец — это жокей, преодолевающий препятствие. Он летит вниз и быстро касается подбородка.
— Ты уже почти схватил меня, а?..
— Брай, хватит.
Издевательски, как назойливая муха, мой палец наворачивает круги у него перед лицом. Ам! Я чувствую его влажный рот кончиком пальца и падаю назад, ударяясь шеей о полку на стене. Хенкельманн в восторге.
— Ну и ну, — говорит па, — классная игра.
— Обычно он не такой быстрый. Ты тренировался с этим Тибаутом?
Хенкельманн сразу снова задерживает дыхание, надеясь, что мы сыграем еще разок.
— Нет-нет. — Я потираю шею рукой, чтобы перестала болеть, — на сегодня хватит.
В кузове нашей машины стоит огромная кровать. Матрас завернут в прозрачную пленку.
— Брайан. Бра-йен!
Па стоит рядом с машиной и ищет ключи. К счастью, он пока не услышал крики Селмы.
— Бра-йен!
Вслед за ней идет какой-то мальчик, положив руку ей на плечо.
— Быстрее, Нино, быстрее.
Он запыхался, стараясь угнаться за Селмой. Жестами я пытаюсь показать ей, чтобы она не называла меня по имени.
— Бр-р-ра-йен! — орет она так, будто я приз, который она выиграла в лотерею.
Па ухмыляется.
— Ну и кто это тут у нас?
— Открывай уже. — Я дергаю за ручку двери с моей стороны.
— Спокойно, приятель, дверь не сломай.
— Бра-йен!
— Она из здешних, видимо.
— Наверное. Я ее не знаю.
— Смотри!
Селма показывает на свое лицо. Она накрасилась, как ребенок, который только-только научился раскрашивать, не выходя
