Дайан - очень застенчивая, хорошенькая блондиночка, не похожая на Эдну - Эдна - жестковатая "пэтэушница", а Дайан, несмотря на простое происхождение - нежная голубка с виду. При этом натуральная садистка внутри - на этом несоответствии, она и выстраивала свой успех. При этом она не была ни артистичной, ни особо сексуальной - просто, замученное тяжелым детством, ебанько.
ДЖОВАННА.
Это было чудо, с бархатными глазами и сладким подбородочком. Итальянка лет тридцати пяти. Детская писательница, подавшаяся в садо-мазу от комплексов и бедности. Ее сексуальный опыт до "Пандоры" был, вероятно, невелик. Однажды она мне доверительно сказала:
Ты знаешь, Джулия, я тут многое узнала о мужчинах, например, что у них жопа - тоже чувствительная.
Джованна была инфантильная романтическая особа, и все время сочиняла сказки про какую-то обезьянку, которая научилась завязывать ботинки. Она искала художника и я попыталась свести ее с одной питерской барышней воспитанницей Толи Белкина, которая тоже мечтала создать детскую книжку и ей как раз писателя не хватало, но ничего из их встречи не вышло.
Быть может бедная Джованна была в писательстве не более талантлива и успешна, чем в садо-мазе, а в садо-мазе она была полная двоешница, ну может чуть лучше меня, ( я то наверное была коловичка), ее все время увольняли, но потом из жалости брали назад. Как она работала садисткой, я себе даже представить не могу - над ней все время все издевались - и клиенты, и товарки, особенно - сестры-испанки.
СЕСТРЫ - ИСПАНКИ.
Тоже не помню имен - одну звали, кажется, Роза.
Это были наглые девки из Ист-Гарлема, стало быть - пуэрториканки. Пуэрториканцы самые агрессивные из всех латиноамериканцев, населяющих Нью-Йорк. Все "латинос" называются в Нью-Йорке испанцами, потому что говорят по испански.
Этих двух сестричек тоже в детстве трахали их отцы, но у "латинос" это принято - это часть их земляной деревенской культуры и особого впечатления на девочек не производит. Есть даже такая шутка:
Что такое латиноамериканская девственница?
Это девятилетняя девочка, которая умеет бегать быстрее, чем ее отец и старшие братья.
С братьями они тоже все спят.
Так что эти девицы были совершенно нормальны, они безостановочно курили траву и жутко шмыгали носами - вечно у них был насморк. Внешне обе были совершенно очаровательные, и клиентов у них было, хоть отбавляй, но все потому, что под прикрытием благородной садо-мазы, они занимались банальной проституцией.
Это мне доподлинно известно, так как однажды одна из них запаздывала, и меня послали развлечь ее постоянного клиента - молодого еврейского япппи богатого и красивого.
Он сразу же достал из широких штанин своего незачехленного "мальчика" и предложил мне заняться оральным сексом.
- Сэр, это невозможно. Тут у нас - не хуже чем в "Вольте" - с ЖИДКОСТЯМИ ОРГАНИЗМА - строго. Уволят на хуй без выходного пособия.
Ты новенькая, Госпожа Саша, и просто не знаешь, что некоторым людям ТУТ У ВАС можно ВСЕ! Потому что некоторые люди - тут у вас - СВОИ.
СВОИ - НАШИ, это мы завсегда понимаем, но по всей вероятности, СВОИМ людям положены тут СВОИ женщины, а я - явно не в доле, так что ничего не выйдет, сэр, ложьте хуй свой обратно в карман жилету, доставайте жопу, и приступим к СЕЧКЕ, как положено...
Сечке нужно долго учится. Нельзя попадать ни по яйцам, ни по почкам, а только аккурат в середину ягодицы. Меня заставляли учиться на Джейкобе - он был бесплатник. Лирическое отступление:
Бесплатник.
Бесплатниками назывались робкие юноши, которые приходили в "Пандору" побыть рабами - забесплатно. Они там делали всякую работу по хозяйству и, кроме того, служили тренажерами для ежедневных разминок.
Разминки были необходимы - садо-маза требует некоторой физической подготовки.
Этот бедный Джейкоб - по нашему - Яшенька, он и был "Яшенька" - эдакая душенька лет двадцати. Росту под два метра. Ресницы - лесом. Щеки персиками. Губы - розаны. Глаза - как яхонты горят. Это почти точное описание моей дочери Поли - только мальчик, а не девочка.
Яшенька ходил к Эдне. Эдна была девушка серьезная, и каждый божий день оттачивала на нем искусство сечки.
В Эдну он был тайно влюблен. Но с момента моего появления в "Пандоре" счастье Яшеньки кончилось. Теперь его каждый день отдавали мне.
Мы шли иногда в подземелье, а чаще, просто в " Версальскую комнату" возле Наташиного офиса.
Я надевала резиновые перчатки. Раздевала остопиздевшего Яшеньку.
Мне такие не нравятся. Ну, не нравятся.
Он на мою дочку похож!
Я блондинов люблю!
Вепсов!
Карело-финов!
Питерцев ленинградской области - которые Коренное Население!
Канадцев провинции Монреаль!
На худой конец, мужественного усатого брюнета Захар Михалыча...
Но не этого большого коричневого щенка. С его розанами щек и опахалами ресниц.
Разденешь - начинается сложный процесс связыванья - там, в садо-мазе узлов не меньше чем в моряцком деле. Потом в резиновых перчатках одеваешь на клиента презерватив. Много узлов и резины. Потом привязываешь бедного Яшеньку к столбам. К чреслам его - морскими узлами вяжешь какие-нибудь грузила.
Потом сама сечка начинается. Сначала простое похлопыванье - до покраснения. Потом легкий стек, потом начинаются плети - однохвостка, трехвостка, семихвостка... и так день за днем.
ЯШЕНЬКА СТРАДАЛ. Нет, не так. По честному страдал. Он ненавидел меня лютой ненавистью. Фискалил на меня Наташе. Жаловался, что больно. Что неправильно вяжу.
- Наташья! Она придавила мне вену!
В общем, до бича я так и не дошла - до роскошного "русского" - так он и назывался, у нас, оказывается, было сильно развито это палаческое искусство.
Это как в спорте - по ЭТОМУ виду бича, Россия, оказывается, на первом месте в истории мировой садо-мазы. Вот так, могла бы век прожить - не узнать.
В тот день, как обычно, приготовила Яшеньку, стою себе, мрачно, в рабочей одежде - КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ КУРТКА, ПЛАСТИКОВАЯ МИНИ-ЮБКА И САПОГИ НА ШНУРОВКЕ, ДО БЕДЕР, поигрываю бичом, приступать к сечке - неохота. И его жалко, и себя жалко - а что поделаешь? Учиться то надо? А он все:
- Когда придет Эдна?
Эдна из милосердия иногда все же приходила его постегать - уж очень я жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.
- Не придет она сегодня. У ней работы горы - до самой ночи. Давай что ль, парень, сам раздевайся ... ох, надоел ты мне...
Я лениво взялась за это хуев бич имени Иван Васильича, ( а все ж приятно,
СВОЕ-НАШЕ)...
Свой-Наш засвистел в воздухе... и тут Яшенька не выдержал и по-настоящему зарыдал.
- Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!
Я побежала к Наташе.
- Слушай, пойдем- ка со мной. Джейкоб - чего-то совсем плох. Рыдает. Тут конешно садизм - но не до такой же степени...
Мы вместе принялись его развязывать.
- Ну, что за проблема?
Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!
Лицо мое - обыкновенная жидовская морда - в профиль, смешное из-за носа, а в фас - нормальное лицо. Если не краситься - так и вовсе выходит "Святая женщина".
Это выражение, я однажды услышала от Полины - по телефону кто-то ей на меня жаловался, а она отвечала по русски:
- Да ладно тебе. Ну, наорала. Она на всех орет, если не выспится. Чего на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно - МАМАША - СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА...
Я тогда задумалась - где она такого языка нахваталась?
Забыла, как сама подсаживала бедную малютку на русский язык - когда у нее наступил возраст, в котором все американские дети читают только про вампиров, с невинным видом принесла ей сборник "Русские классики о вампирах". Там сложный язык - но метод старый проверенный, у нас всегда было заведено чтение вслух перед сном - почитаешь полчаса, а потом - на самом интересном месте:
- Все - одиннадцать. Завтра.
- Десять минут!!!
- Завтра. И чтоб никакого света я не видела!
Потом можно еще минут сорок делать вид, что никакого света не видишь. А завтра - уже можно начинать следующую историю. А через несколько дней можно услышать что Стивен Кинг, оказывается, пишет НЕНАСТОЯЩУЮ ЛИТЕРАТУРУ. А НАСТОЯЩУЮ - Гоголь. (Но и - Воннегут).
Еще однажды услышала про лицо.
В "Русском Самоваре" выпивали художники-палешане. Они привезли в Америку - свою дорогущую сувенирную Библию - на продажу. Вроде нормально расторговались и теперь отдыхали.
Занимались ими какие-то совсем уж американские люди, ни к Библии, ни к изобразительному искусству отношения не имевшие, но решившие, сложный для Нью-Йорка вопрос:
- Как продать предмет роскоши, не на Аппер Ист-сайд?
Потому как было ясно, что Ветхий Завет тамошним ребятам еще можно втюхать, но с Новым уже ... трудно в общем,.
Ясное дело, в Нью-Йорке есть всякие миллионеры англо-немецко-голландского происхождения, но это все - мрачные люди с нездоровым цветом лица - и они не любят вот такое - ЗОЛОТУЮ, ПЕРЕЛИВАЮЩУЮСЯ, ЗАМОРСКУЮ ДИКОВИНУ, такое любят там - где все блестит и переливается, на Аппер Ист-сайде.
