не хочу наступать на те же грабли. Уж слишком мне в прошлый раз изранило лицо, а шрамы-то еще не затянулись. Да и вряд ли когда-нибудь исчезнут бесследно. В этот раз я буду с самого начала настраивать себя, что Максим мне ничего не должен, не обязан находиться рядом и помогать, может захотеть и уйти в любой момент, отгородиться от меня и попросить его больше никогда не трогать. Я буду готова. В этот раз – я буду готова. Клянусь.
***
Часто получалось, что я проводила вечер у Максима дома, а затем, уже ближе к полуночи, он отправлял меня домой на такси. Я привыкала к нему. Постепенно, раз за разом, мне становилось легче принимать его таким, какой он есть. То, что было почти невыносимо попервой, теперь переживалось мною стойко: выдерживать его угольный тяжелый взгляд, который прямо говорит, что хочет убить; понимать угрюмое молчание, не успевая наговорить глупостей, чтобы заполнить давящую на психику тишину; привыкнуть к его движениям и деталям поведения, в которых крылось столько агрессивности и резкости, животной и естественной, что не сыграет ни один актер.
Если бы кто увидел Максима в таком виде, не понял бы, как можно находиться в состоянии озлобленности столь долгое время. Любой взбешенный рано или поздно теряет свой накал, а этот в напряжении, как тугая пружина, постоянно. Тяжелый человек, очень тяжелый. И вот всегда же мне везет в этом плане – не просто заурядные мужчины попадаются, которым только секса и пожрать подавай, а Личности, живущие будто бы в других мирах.
Ах, ненавижу вспоминать о прошлом рядом с ним! Чувствую себя предательницей. Причем предательницей и воспоминаний своих, обесцененных настоящим, и людей, которые окружают меня сейчас. Как я смогла? Увлечься кем-то другим? А душа болит все равно… и всепрощающий синдром еще лихорадит сердце. Конечно, я прощу и приму Его, если он вернется. Может быть, я действительно использую Андреева как отвлекающий маневр для поврежденной психики, только неосознанно, сама того не понимая? Если это так, то ничего хорошего в этом нет. И закончится все плачевно.
– Мак, у меня небольшие проблемы с учебой, – прервала я тишину, но не ради того, чтобы о чем-нибудь уже начать говорить за целый час, пока мы находились в одной комнате, а потому, что ситуация действительно не давала мне покоя.
– Все решаемо, – ответил он холодно, словно ему было плевать. Но я знала, что это не так.
– Максим. Я это говорю не для того, чтобы прервать молчание. Это сильно меня тревожит.
– В чем проблема?
Я вкратце пересказала ему сложившуюся накаленную ситуацию с одним предметом, которая была чревата для всей группы.
– Хочешь, я поговорю с ней? Она не права.
– Не нужно, я просто хотела поделиться с тобой.
– Я понял. Это тебя волнует. А теперь тебе стало легче. Да?
– Да, Мак. – Проведя ладонью по красивому лбу, я погладила его темные волосы.
Обожаю, когда они, зачесанные назад, но ничем не связанные, рассыпаются по обе стороны смуглого скуластого лица, прикрывая уши, но оставляя виски открытыми. А если еще и тонкая прядь выпадет на лоб, это вообще загляденье. Как ни странно, с открытием истинной сути привлекательность его внешности не потерялась, а только усилилась.
Точно так же, как я пыталась принять его, Андреев иногда делал попытки понять меня. Частенько он задавал вопросы, просил объяснить тот или иной мой поступок. Он стремился стать обычным человеком ровно настолько, насколько я пыталась стать подобной ему. Совершалось это, чтобы нам было максимально удобно вместе. Ведь, несмотря на феноменальную разницу между нашими личностями, характерами и темпераментами, мы очень хотели быть вместе. Мы старались ради этого.
Несмотря на подавление всех негативных эмоций в присутствии Максима, я все еще испытывала к нему сильное сексуальное влечение. Особенно в такие моменты, как этот, когда он со всей возможной небрежностью сидит в своем кресле, свесив голову набок, со спутанными прядями волос, ниспадающих на лицо и шею, и угрюмым взглядом, направленным куда-то вдаль; босой, в одних лишь брюках или, что реже всего – в шортах, с безупречно гладкой кожей монолитного трапециевидного торса, мягкого и без нарочито выделяющихся мышц.
Было ясно как божий день, что Максим против преждевременной связи, хотя и сам пуританством не болеет. Я знаю: ему важно, чтобы это случилось не как толчок слепой страсти, а как обдуманное и взвешенное решение. А пока я к нему не привыкну, это невозможно. Андрееву, видимо, хочется нормальной близости, а не такой, когда он чувствует себя насильником или садистом. Чтобы унять свои желания, я обычно погружалась в чтение: благо, у Максима дома отличная библиотека, где нашлось много чего мне по душе.
В настоящее время Максим сидел в своем излюбленном темно-синем вельветовом кресле и ремонтировал недавно приобретенный взамен старого приемник, который, несмотря на раскрученный бренд фирмы и всю навороченность, забарахлил спустя месяц. Вот так всегда. Телевизора в квартире не водилось, что, естественно, являлось колоссальным достоинством в моих глазах. Не могу себе представить Андреева, проводящего вечера перед зомбоящиком за просмотром новостей и телепередач… Это нечто из параллельной вселенной.
Я некоторое время молча наблюдала за тем, как Андреев сосредоточенно орудует небольшой отверткой среди пластинок черной пластмассы, схем и проводов, разложенных у него на коленях, затем поднялась и сходила в соседнюю комнату-библиотеку. Там взяла книгу, которую начала читать еще в позапрошлый раз – сборник новелл Эдгара По. Усевшись обратно на диван, откинула страницы на закладке и принялась старым способом успокаиваться с помощью чтения.
Чем больше Андреев был поглощен своим делом, каким бы оно ни было – ремонтом, уборкой или готовкой, – тем больше он забывал о моем присутствии в его квартире, и тем больше мне хотелось ему об этом напомнить. Причем напомнить так, чтобы он не смог не отреагировать. Вы понимаете, о чем я. Спровоцировать его. И плевать, что потом мы оба пожалеем. Не могу позволить, чтобы его внимание было приковано не ко мне. Начинаю ревновать его буквально ко всему и места себе не нахожу. А ему хоть бы хны. Сидит себя и занимается другими делами. Не мной!
После того, как я прочла несколько новелл и остановилась на «Виллиаме Вильсоне», Максим уже завершал сбор приемника в единое целое.
– Тот парень, которого я обогнал на катке, – начал Максим, поднимая страшные черные глаза на меня, – что тебя с ним связывает?
От моего ответа зависело многое. И, признаться, меня застали врасплох.
– Теперь – ничего.
Он кивнул сам себе.
– Это меня устраивает.
– Знаешь, – я отложила книгу, решаясь на важный разговор, – до сих пор никак не могу поверить, что все то время, что я тебя знала, ты
