В памфлетном образе литератора Крутолобова, эксплуатирующего купеческое невежество в своекорыстных целях, отразились рассказы знакомых Некрасова об А. Ф. Воейкове и непосредственное знакомство с приемами издательской деятельности Булгарина, о котором в романе напоминают и слегка измененные названия его книг. Отвечая на выпад противника,[40] Некрасов наносит ему ответный удар колким намеком на неуспех его сочинений.
Лишь одно эпизодическое лицо отмечено полным фотографическим сходством с его прототипом — Данков, копия Г. М. Толстого, помещика Казанской губернии, у которого Некрасов гостил летом 1846 г.[41] Поездка к Толстому подсказала Некрасову искомую сюжетную ситуацию — встречу порвавшего с праздным дворянским существованием главного героя романа с помещиком, мыслившим благородно, но не способным действовать в соответствии с проповедуемыми идеями.
Часто черты одного прототипа распределяются между разными персонажами. Так, артистизм и открытый характер некрасовского приятеля К. А. Даненберга повторились в Каютине, а его трагическая судьба — смерть от чахотки — отразилась в истории Мити (см.: Вацуро, с. 139, 143–144).
Автобиографические реалии вовлекаются в повествование мельчайшими крупицами фактов, представляющих в совокупности все эпохи прожитой жизни — от детства до возмужания. Звуки азартной псовой охоты, напоминающие Каютину о разорении его предков — причине его нищеты; школьные тексты, терзающие память Граблина; его горячая благодарность судьбе, избавившей от поступления в Дворянский полк; старые домашние лечебники Енгалычева, Удена и Пеккена — авторов, бывших любимцами дяди Каютина; стихи к замужней женщине, призывающие ее осознать свое право на счастье; поденная работа молодого неизвестного литератора, «сплеча» отделывающего в журнале статьи; рукопись сочинения, привезенного в Петербург неизвестным в литературе автором, — эти и многие другие подробности слагаются в образ автобиографического героя, скрыто присутствующий в романе.
Живой, ребячливый характер Каютина и меланхолическая натура Граблина равно близки некрасовскому «я». Повествуя о противоположной судьбе этих героев, Некрасов размышляет и о своем жизненном выборе — о труде, в котором соединялись поэзия творчества и предприимчивость журналиста, о личной жизни с ее «каютинским» материальным благополучием и «граблинской» душевной тоской, с ее одиночеством, не восполнявшимся «свободным союзом» с любимой женщиной.
Обилие авторских размышлений — прямых и от имени персонажей — позволяет увидеть в романе своеобразный «дневник писателя»: «горестные заметы» и «холодные наблюдения» о человеке в несчастье, о людях, не способных солгать, об участи молодых деревенских женщин и о многом другом.
Антропонимика «Трех стран света» содержит в себе дополнительные свидетельства об источниках авторского воображения. Эпизодические персонажи романа либо наследуют имена близких знакомых и домашних Некрасова (повар Максим, воспитательница Полиньки Марья Прохоровна), либо наделены «говорящими» фамилиями (Ласуков, Лачугин), либо заимствуют фамилии от лиц, упоминаемых в литературе (Водохлебов, Смиренников).
5
Литературные источники «Трех стран света» — «журнального» импровизированного романа — весьма многочисленны и разнообразны. В романе соединились сюжеты и жанры давнего и новейшего времени, западноевропейского и отечественного происхождения. Мотивы странствования (приключения Каютина), тайны рождения (история Кирпичова), испытания верности (приключения Полиньки), возмездия за грехи (история горбуна) — атрибуты «классического» романа — сочетаются с популярными романтическими мотивами и с реалистически трактованными характеристиками.
В романе не могли не сказаться ни талант Некрасова, возбуждавшийся родственными его природе сюжетами, ни установка на поспешное сочинительство.
Большую часть романа составляют собственно «романические» истории с преобладанием «авантюрного» элемента.[42] На этом фоне выделяются такие эпизоды романа, как прощание Каютина с Полинькой, диалоги Кирпичова с приказчиком, сцены супружеской ревности в мастерской дамского магазина Беш, описание осеннего вечера в доме скучающего помещика Ласукова, рассказ Дарьи Рябой о ее жизни в деревне, обладающие достоинствами «малых» жанров. Обычно же заданные и заимствованные сюжетные схемы приобретают в «Трех странах света» самодовлеющее значение, унифицируя характеры персонажей. Живые лица, талантливо обрисованные во вступительных эпизодах романа, постепенно превращаются в маски: Каютин символизирует мужество, горбун — неистовую любовную страсть, Полинька — постоянство, Хребтов — находчивость. Другие герои выступают в романе изначально в одном амплуа: башмачнику свойственна беззаветная преданность, Тульчинову — добродушие, Саре — гордость.
Жанр своего романа Некрасов определяет термином «легкая беллетристика» (ПСС, т. X, с. 116). [43] Обращение к этому жанру естественно для Некрасова, начинавшего в том же роде, и симптоматично для «Современника», вступившего в 1848 г. в трудный период своего существования.
Определение Некрасова уточняется воспоминаниями Панаевой: «Некрасову пришла мысль написать роман во французском вкусе» (Панаева, с. 175). Действительно, изощренная изобретательность вымысла, особенно в сфере интриги, резкая типажность характеров, тщательно выписанные детали, мелодраматические эффекты в водевильный комизм — все это перешло в «Три страны света» преимущественно из французской беллетристики 1840-х гг.
Сходство с романами новейшей французской школы наблюдается, и в отдельных сюжетных мотивах. В «Парижских тайнах» Э. Сю (рус. пер. — 1844).[44] фигурируют, например, швея, соединяющая свою судьбу со вчерашним студентом (Риголетта и Жермен; ср. Полинька и Каютин), гордая аристократка, оплачивающая расходы своего любовника (герцогиня де Люсне и виконт Сен-Реми; ср. Бранчевская и дон Эрнандо). В романе того же автора «Агасфер» (рус. пер; под заглавием «Вечный жид» — 1846) действие происходит в трех частях света — в Европе, Азии и Америке. Заглавие пролога — «Две части света» (ср. заглавие некрасовского романа). В романе П. Феваля «Сын дьявола» (рус. пер. под заглавием «Сын тайны» — 1847) изображены старый ростовщик (Араби; ср. с горбуном) и добрый шарманщик, влюбленный в швею (Реньо; ср. с Карлом Иванычем и с немцем-шарманщиком, влюбленным в Катю). Здесь же представлены сцены в танцевальном заведении и картины маскарада в здании Большой Оперы (ср. аналогичные эпизоды в «Трех странах света»). Такого рода переклички весьма многочисленны.
К французским литературным нравам следует отнести прецедент коллективного авторства — например, романы Дюма, написанные совместно с О. Маке и другими.
Можно, вероятно, обнаружить точки соприкосновения и с другими произведениями французских писателей.[45] Однако точность, с какою может быть зафиксировано литературное происхождение героев и ситуаций, разумеется, весьма относительна, ибо здесь возможно одновременное воздействие нескольких произведений с аналогичным сюжетом. Так, некоторые типажи «Парижских тайн» — добродетельная швея, светская львица — дублируются в «Сыне дьявола» (Гертруда, Сара де Лоранс).[46]
Исследователями Некрасова отмечены также следы воздействия английской литературы.[47] В этой связи упоминают роман Диккенса «Николас Никльби» (рус. пер. — 1840), имея в виду сюжетную линию ростовщика, виновника разорения и гибели своего сына.[48] В том же романе фигурируют швейная мастерская с ревнивой хозяйкой, девушка, преследуемая хозяином мастерской, и ряд других персонажей и эпизодов, представленных в «Трех странах света».
Другим произведением английской литературы, отозвавшимся в «Трех странах света», можно считать роман Г. Филдинга «Том Джонс» (рус. пер. — 1848). Здесь наблюдается сходство в «Прологе»: богатому помещику, известному своей добротой, подкидывают младенца.
Во всех отмеченных случаях зарубежный образец дает первоначальный творческий импульс и присутствует в романе лишь в виде общей сюжетной схемы.
Реминисценции из русской литературы менее очевидны.
Отмечено общее воздействие Гоголя — в портретных характеристиках, жанровых сценах, диалогах, сравнениях, лирических отступлениях (см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 150–151). Прослеживается некоторая аналогия с «Портретом»: бедный художник, снимающий комнату на Васильевском острове, квартирный хозяин, угрожающий ему выселением, богатый и безжалостный ростовщик, обитающий в захолустье, старухи, промышляющие поношенным платьем.
Из рядовых отечественных беллетристов должен быть назван И. Т. Калашников, автор романа «Камчадалка» (СПб., 1834; 2-е изд. СПб., 1843). [49] В этом романе широко используется ученый труд Крашенинникова (в издании 1818 г.) «Описание Земли Камчатки» (1755). К тому же источнику в «Трех странах света» обращается и Некрасов, причем в подборе имен и описаний он во многих случаях идет непосредственно за Калашниковым. Более того, сюжетная линия горбуна (отец, преследующий своего неузнанного сына; старик, склоняющий к сожительству девушку) повторяет в схеме историю ведущего героя «Камчадалки» Антона Григорьевича.
