с тобой сделку. Малышка Гарфилд, ты идешь со мной на одну игру, и я попрошу тебя внимательно следить за тем, как взаимодействуют игроки. Договорились? Не только на поле, но и вне игры. Наблюдать за динамикой. Я тебе все расскажу. И ты поймешь.
– Это вообще не сделка…
– Я не закончил! Если ты согласишься… всего одна игра, но тебе нужно будет как следует сосредоточиться… Я тогда… – Он замирает, задумавшись. – Я тогда спою целую песню со сцены.
– Так себе поощрение, – смеюсь я.
– Обдумай как следует. – Ной взмахом руки указывает на Эмбер и Амбер. – Дамы! Обсудите это втроем…
Я кидаю в него обоих мишек прежде, чем он успевает закончить фразу.
В четверг у нас с Энди уходит ровно три с половиной минуты, чтобы добраться до зала после звонка с уроков. Центральные места, шестой ряд от сцены – идеально рассчитанная точка для наблюдения за прослушиванием. Энди ныряет в кресло:
– Как держишься?
– Нормально. Боже. Ты волнуешься? Я волнуюсь. – Пальцами я выстукиваю ритм на подлокотнике. – Почему со временем все это не стало проще?
Энди только кивает.
– Но у тебя получится. Я знаю, ты выступишь отлично, Энди. Богом клянусь, роль принца Неустрашимого твоя. Даже не сомневаюсь…
– Я думаю, ее отдадут Мэтту, – перебивает он.
– Почему?
– Шутишь? Слышала, как он поет?
– Я и тебя слышала.
Но Андерсон вздыхает.
– Что, если Джао в этом году снова раздаст все большие партии выпускникам? Или я просто провалюсь?
– Ничего ты не провалишься!
– Тебе откуда знать. Ты же не пророк.
– Энди, ты ни разу в жизни не проваливал прослушивание.
Это правда. Если Андерсон хочет играть принца Неустрашимого, он получит эту роль – или я очень удивлюсь. Он универсальный игрок. И к тому же невероятно талантливый.
Должно быть какое-то отдельное слово для той смеси гордости и зависти, которую испытываешь, когда кто-то из твоих любимых в чем-то по-настоящему хорош. Когда, с одной стороны, ты желаешь им победы, как себе. Но с другой – при одной мысли об этой их победе тебя буквально тошнит от тоски.
Потому что будем честны: я далеко не так талантлива, как Энди. Я вообще не талантлива. У меня нет этого чарующего голоса, умения вовремя рассмешить или обаяния. Я никогда не оставалась на поклонах последней. Может, я просто другой человек.
На которого «неловко жесть, не могу смотреть».
Рейна входит через боковой коридор, она уже на взводе и готова к испытанию. Завидев нас, она постукивает по экрану телефона:
– Гарольд говорит, ни пуха.
– К черту. Гарольд всегда такой милый.
– Я знаю. – Она садится на ряд выше и наклоняется к нам с Андерсоном. – Где Джао?
– Думаю, она…
Но Рейна прерывает меня, заметив кого-то у входа.
– И почему тут Вивиан Янг? – спрашивает она, прищурив глаза.
– Что? – Я поворачиваюсь, чувствуя, как сжимается желудок. Нельзя сказать, что мне неприятна Вивиан. Да, она поступила плохо, когда бросила Энди ради возможности присоединиться к пижонскому кружку, но это было в девятом классе. Просто ей не нравится театр. По-моему, на прослушиваниях она не была ни разу.
Но она поет. Я знаю это наверняка, и не только благодаря студийным записям Андерсона. На собраниях младшей школы Вивиан раз в несколько месяцев пела гимн страны. А еще они с Энди постоянно ездили раньше на конкурсы вокалистов. И она все их выигрывала. Неудивительно, ведь ее родители оба профессиональные музыканты. Ее мама – участница R&B-группы, которая как-то в девяностых выступала на разогреве у Blaque [15]. И Вивиан поет примерно как ее мама. Один из тех голосов, которые кажутся альтами, но это только кажется. На самом деле у нее очень высокое сопрано. Уверена, некоторые ноты в ее исполнении могут слышать только мои собаки.
– Черт, – вздыхаю я.
– Ладно, а Джао-то где? – снова спрашивает Рейна. – И где Мэтт?
По залу разносится настолько громкий звук пианино, что мы подпрыгиваем на местах. Я смотрю на сцену и понимаю: это Ной. Не знаю, откуда эта странная связь между пижонами и музыкальными инструментами. Но они всегда пытаются на них играть, причем с максимальным разрушительным эффектом. Ной выглядит потрясенным, будто только узнал, что происходит, если нажать на клавиши пианино.
Снова звенит звонок, отмечающий окончание уроков, и я бросаю последний взгляд на двери зала. Через них вбегает Брэнди, а потом в боковых проходах появляются мисс Джао и наш учитель музыки. Они разговаривают с Девоном Блэкуэллом, учеником, который будет нашим режиссером. Он привлекательный – в той манере, в которой привлекательны музыканты: взъерошенные волосы, поношенная одежда, двойной тик века, который мне всегда казался очень милым. Прошлой весной мы бесконечно болтали на репетициях, и в какой-то момент я подумала, может быть… Но Энди он не понравился. Поэтому. Вот так.
Почти все мы знаем, что будет дальше. Учитель музыки, мистер Дэниэлс, займет скамейку у пианино, Джао и Девон будут виться рядом. Потом начнут вызывать претендентов по одному. Надо отдать им должное: на прослушиваниях они очень милы. В кино обычно показывают, как тебе приходится быть на сцене одному, как на прослушиваниях на Бродвее или в «Голосе». Но Джао, Девон и мистер Ди помогают нам сохранять спокойствие. На сцене только ты и они, никаких микрофонов. Да, все остальные слушают тебя из зала, но шум их разговоров отчасти перекрывает аккомпанемент. Джао очень серьезно подходит к тому, чтобы не поставить учеников в неловкое положение. Редкое качество для учителя.
Первой выходит Линдси Уорд, и я стараюсь наклониться ближе, но так, чтобы никто особенно не заметил. Она поет Happily Ever After, а значит, пробуется на роль Уиннифред. И получается неплохо. Я бросаю быстрый взгляд на лицо мистера Ди, сидящего за пианино. Иногда он как бы причмокивает губами во время выступлений. Рейна называет это «чмок». И это происходит, только если ему очень нравится.
Я бы сказала, Линдси достается только вежливый наклон головы. Никакого чмока. Но она в выпускном классе, а потому все равно представляет угрозу. Никогда не знаешь, что у Джао на уме.
– Привет, – выдыхает рядом Мэтт, падая в кресло рядом. – Я опоздал?
– Все в порядке. Как ощущения?
– Успел, – добавляет Энди, подставляя ладонь для «пятюни».
– Уф, – улыбается Мэтт.
– Ему нужно было закончить тест по английскому, – объясняет Энди, потому что теперь он у нас, очевидно, хранитель расписания Мэтта.
Но тут Мэтт наклоняется ко мне, так что его губы оказываются в сантиметре от моего уха, и шепчет:
– Андерсон сказал, роль Уиннифред у тебя
