деревенским неплохой дополнительный доход, – заметил Альберто.
Число репортеров увеличивалось в темпе стаккато. Больше не было рукопожатий, не было коллегиальных разговоров, только поспешное, агрессивное вываливание притязаний, толкотня за якобы лучшие места, удары локтями и злая ругань. За короткий промежуток времени вокруг подъезда к дому вырос лес из объективов и микрофонов.
– Нас наверняка показывают сейчас в прямом эфире Си-эн-эн, – произнес Эдуардо.
Появился вертолет. На миг всем показалось, что он собирается приземлиться во дворе, однако он просто облетел поместье пару раз по кругу, чтобы снова унестись прочь.
– Боюсь, что если мы не ответим на несколько вопросов, они начнут пускать слухи, – скривившись, принялся размышлять вслух Грегорио. – Нужно же чем-то заполнять передачи и газеты.
– Да, – кивнул Альберто. – Устроим пресс-конференцию.
– Хотя бы только мы, в качестве управляющих наследством, – добавил Кристофоро Вакки. – А как насчет вас, Джон?
– Не знаю. Мне как-то нехорошо, – признался Джон. – Я никогда не устраивал ничего подобного – я имею в виду пресс-конференцию.
Padrone усмехнулся.
– Думаете, мы устраивали?
По телевизору Джон видел сообщения о пресс-конференциях в Белом доме, президента, подходившего к кафедре, читавшего заявление, отвечавшего на ряд вопросов, и ему казалось это самой скучной вещью на свете. Оказалось, что даже сидеть перед лесом пестрых микрофонов, смотреть на молнии вспышек и отвечать на вопросы, доносившиеся до него из толпы пытающихся перекричать друг друга людей, на удивление страшно и в то же время волнующе.
Знают ли уже о наследстве его родители? «Да», – ответил Джон. Что он собирается делать с таким количеством денег? «Пока не знаю». Совершенно банальные вопросы, но каждое слово тщательно записывалось на бумагу и магнитофон, снималось на пленку – так, словно он провозглашал какие-то эпохально важные мысли.
– Теперь вы знаменитость, – прошептал ему Эдуардо, пытавшийся играть роль ведущего.
Им пришлось убрать всю мебель из салона, поставив в дальнем конце комнаты батарею столов, рядом с дверью, через которую они в крайнем случае могли бы сбежать. Алессандро и Джузеппе стояли у двери, готовые в случае чего прикрыть отступление, и, похоже, очень хотели подраться с журналистами, которые после открытия ворот ринулись внутрь, словно прежние фанаты «Битлз» в погоне за своими кумирами.
«Почему вы не оставили деньги себе?» – спросили у Вакки.
– Подобное поведение, – холодно ответил вопрошавшему Кристофоро Вакки, – было бы несовместимо с нашей профессиональной этикой.
Это вызвало взрыв смеха.
Грегорио открыл конференцию, пояснив происхождение денег и подробности завещания. Они заранее договорились о том, что не станут упоминать пророчество Джакомо Фонтанелли, если их не спросят об этом прямо. И действительно, никто не спрашивал об этом, общий интерес вызывал на удивление полюбившийся всем пункт о том, что все должен унаследовать самый молодой из Фонтанелли, который будет жив 23 апреля 1995 года. Что особенного в этой дате? «Ничего», – заявил Грегорио. У Джона спросили, считает ли он справедливым способ выбора. «Нет, – признал Джон, – но так уж вышло». Оправдано ли на сегодняшний день исключение из завещания наследников женского пола?
– Сегодня никто не написал бы ничего подобного, – заявил Джон. – Но ведь мы говорим о завещании, которому уже пятьсот лет.
Он почувствовал, что рубашка стала мокрой и по спине побежал пот. И о чем они только не спрашивали! Женат ли он? Пожертвует ли он деньги благотворительным организациям? Какие виды спорта предпочитает? Где собирается жить? И так далее. На вопрос о том, какое у него любимое блюдо, он ответил замечанием, что, похоже, придется привыкать к икре, но до тех пор любимыми останутся тортеллини, которые готовит его мать, и после этого Эдуардо дал слово хрупкой женщине с непокорными рыжими волосами.
– Бренда Тейлор, Си-эн-эн, – представилась она, и Джон отметил, что каждое ее движение, ее глаза, ее голос – все источало огонь. – Мистер Фонтанелли, счастливы ли вы оттого, что настолько богаты?
Этот вопрос был словно удар обухом. Казалось, все затаили дыхание, внезапно стало настолько тихо, что можно было бы услышать, как летит пресловутая муха. Джон смотрел на галогенные лампы и объективы и понимал, что его ответ на этот вопрос достигнет самого отдаленного уголка Земли и что именно он и определит отношение к нему людей во всем мире.
– Что ж, – неторопливо начал он, а в голове было пусто, словно на белой стене, – пока что я не богат. Сначала должна состояться официальная передача и так далее… Тогда я буду знать, каково это.
Но это был не ответ, и он это почувствовал. Она еще не удовлетворена. Казалось, молчание вытягивает из него все соки. Все взгляды были устремлены на него, они требовали большего.
– Такое состояние не предназначено для того, чтобы сделать своего владельца счастливым, – услышал он свои слова, понятия не имея, откуда взялось то, что он произнес, – это скорее обязательство. И единственное счастье, на которое можно надеяться, – это умение справиться с ним.
Он показался глупым самому себе. Как его угораздило ляпнуть такое? В этом вообще есть смысл? Он смотрел на приоткрытые рты, на ручки, нерешительно замершие над блокнотами… Сейчас они расхохочутся, сделают из него посмешище для всей планеты…
Но потом где-то на заднем плане кто-то захлопал в ладоши. Остальные присоединились, кто-то положил ему руку на плечо и прошептал:
– Чудесно, это вы просто чудесно сказали, Джон…
Что? Чудесно? Что чудесно?
– Хорошее завершение для пресс-конференции, я полагаю.
Кто это говорит? Джон уже не понимал, что происходит. Толкотня, его подпихнули, подвинули, кто-то обменивался рукопожатиями.
– Благодарю, дамы и господа… спасибо за внимание…
Альберто. Или?.. Потом были дверь и тишина.
Позже он лежал в постели, один в своей комнате, на лбу у него был влажный платок, он таращился в потолок. Только не задумываться. Воспоминания утра слились в водоворот красок и криков. Только не задумываться о том, во что превратятся его дни. По крайней мере здесь спокойно, двери на террасу закрыты, не слышно даже моря, абсолютно ничего.
Он начал проваливаться в дрему, сладкое состояние на грани сна и бодрствования, и его взорвал телефон.
Что? Он вздрогнул, приподнялся на локте, уставился на телефонный аппарат, стоящий рядом с его постелью. Это был сон. На самом деле он не звонил. Никто в доме его не потревожил бы.
Но нет. Телефон зазвонил снова, звонок был противным, настойчивым. Он сорвал трубку.
– Алло?
– Мистер Фонтанелли? – поинтересовался звучный, даже приятный голос с британским акцентом.
– Да?
Откуда этот человек знает его?
– Джон Сальваторе Фонтанелли? Вы сейчас находитесь в своей комнате?
А это еще что такое?
– Да, черт побери! Конечно, я в своей комнате, где же еще? Кто вы такой и что вам нужно?
– Вы меня не знаете. Надеюсь, однажды мы познакомимся, но в данный момент я не могу назвать вам даже своего имени. Сегодня мне было важно удостовериться, что номер телефона еще правильный.
– Мой номер телефона? – Джон вообще ничего не понимал.
– Внутренний номер 23. Я хотел проверить, ведет ли он еще в вашу комнату. Но это я объясню вам подробнее в другой раз. Ах да, и еще одно… Пожалуйста, не говорите об этом звонке никому, особенно семье Вакки. Поверьте мне.
Этот парень совсем спятил, что ли?
– Понятия не имею, зачем мне это делать.
Незнакомец на другом конце провода замолчал, шумно вдохнул, выдохнул.
– Затем, что вам понадобится помощь, мистер Фонтанелли, – наконец произнес он. – И я тот, кто может вам ее оказать.
В «Джереми» были и сидячие места, но никому там сидеть не нравилось. На ощупь казалось, будто на искусственную кожу сидений пролили какой-то непонятный соус, а потом не вытерли, а просто оставили высыхать, и остатки теперь постепенно отваливались. Разглядеть это толком было нельзя, поскольку владелец заведения использовал только зеленые и темно-желтые лампы – и тех немного. Дальше впереди были столы с табуретами, но все постоянные посетители устремлялись к барной стойке. Оттуда было лучше всего видно и телевизор, постоянно настроенный на прием спортивных передач.
У Лино Фонтанелли было гладкое, почти детское лицо, благодаря которому он выглядел моложе своих лет. Волосы смотрелись так, как будто он переборщил с гелем, но на самом деле он им вообще не пользовался; и ему ужасно не нравился собственный внешний вид. Он приходил в «Джереми», если не хотел встречаться ни с кем из офицеров с базы ВВС «Мак-Гвайр», что бывало довольно часто. Пиво здесь не хуже, чем в других местах, гамбургеры – скорее даже лучше, и можно наслаждаться покоем. У него было свое место на углу барной стойки, где он мог спокойно почитать газеты
