обещать – сам видишь – годы немалые. Да и найду ли деньги, чтобы еще раз побывать здесь. Однако спасибо за приглашение. Мне очень понравились ваши места.
– А ты много где побывал?
– Не скажу, что очень много, но все-таки далеко не мало.
– И как у нас?
– Одно из лучших мест, которые видел. Это определенно могу сказать. Ну, всего тебе хорошего.
– И тебе всего, батя.
Они пошли каждый в свою сторону. В конце аэродрома уже был поставлен бивак. Пятеро сидели у костра и спокойно беседовали. Игоря среди них не было. «Вот и славно», – подумал Михаил. Галя и Ира сказали, что оставили ему поесть.
– А меня уже подкормили, – ответил он, однако от еды и чая не отказался.
– Чем вы были заняты? – поинтересовалась Ира.
– Познакомился с тремя местными дамами и пятью господами, – сказал Михаил, уплетая вермишель с тушенкой и – о чудо! – с зеленым горошком. – Рады они тут всякому свежему человеку – есть-таки дефицит живых новостей.
– А как живут?
– Да они особенно не говорили. Больше расспрашивали меня. О верхней половине Реки, о порогах, проходимы ли они на моторках, о рыбалке, об охоте. Сами тоже об охоте рассказывали, даже приглашали специально прилететь сюда, чтобы поохотиться на изюбря или коз.
– А нам тут в магазине бабы очень сочувствовали, – сообщила Ира. – Жалели. Дескать, куда вас с собой беспутные мужики поволокли.
– А не спрашивали, сколько вам за это платят? – поинтересовался Михаил.
– Нет, не спрашивали, – удивилась Ира.
– А вот когда я начинал свои занятия туризмом, спрашивали часто. И не верили, если им отвечали, что сами платим.
Страсти такие принимать на себя, – в пандан вставила Галя.
– М-мда, – задумчиво протянул Михаил. – Страстей в те времена было немало. Теперь пришла пора сочувствовать вам.
Дамы заулыбались.
– Вы что-нибудь еще узнали о самолете?
– Получил заверение, что нас отправят первым же бортом. Тут, кстати, за нас уже замолвил слово пилот вертолета, который забрасывал и меня, и вас.
– Это за вас он замолвил, а не за нас, – поправила Галя.
– Не все ли равно. Главное, что некий авторитетный в местных кругах человек – а наш пилот, несомненно, такой – продемонстрировал свою поддержку. Здесь это не пустой звук. За декларацией о покровительстве следует именно покровительство, а не что-то иное. Еще узнал, что самолет сюда раньше десяти часов не прилетит, даже если с утра будет летная погода. Не догадался только спросить, можно ли отсюда отправить телеграмму. Надо будет узнать завтра с утра.
– Вас что-то беспокоит? – спросила Ира.
– Нет, это чтобы за меня больше не беспокоились. Сообщить, что закончил поход.
– Надо было бы и нам отбить телеграммы домой и на работу. А вы не знаете, быстро ли они отсюда передаются? – спросил Дима.
– Бывали случаи, что очень быстро. Но бывало, что приходили уже после возвращения в Москву.
– Если можно будет послать, какую причину опоздания лучше указать в телеграмме? У вас такое бывало?
– А как же! Много раз. Можно так, например: «Связи транспортными задержками», или «Связи независящими обстоятельствами» – это чтобы не ставить предлоги.
– Понятно. Вам это как, помогало?
– В какой-то степени. Недовольство начальство нередко выражало, но серьезных карательных действий не предпринимало. Иной раз в премии ущемляли. Но это было давно. Не знаю, как принято воздействовать в новое время. Теперь вы, это очевидно, достаточно редкое, почти реликтовое явление. За те деньги, которые вы заплатили, чтобы попасть сюда, люди со средствами предпочитают поехать в отпуск на Кипр, на Канары, даже в Таиланд или на Мальдивы, где, говорят, ублажают гостей по высшему разряду.
– За деньги где только не ублажают? – улыбнулась Ира. – За этим совсем не надо куда-то уезжать из Москвы.
– Ну, хотя бы в поисках экзотики, – примирительно сказал Михаил. – Но я ведь не о том заговорил, а о вас и вашей преданности спортивному туризму, столь не модному в наши дни. Тут тебе и риск, и неоправданно тяжелая работа, и вынужденное самообеспечение, и постоянное преодоление чего-нибудь, будь то пороги, хребты, штормовая погода или нескончаемые дожди, сырость, холод или зной, а ко всему этому еще и комары, мошка и пауты. А деньги за все это платите не меньше, чем за поездку в Турцию или на Кипр.
– Пожалуй, – подумав, согласился Дима.
– Вот видите! А вы предпочли путешествие со всеми сложностями по собственной стране. По-моему, вы поступили здорово!
– А что вас удивляет? – спросила Галя. – Вы сами так поступаете!
– Ну, я-то, положим, человек другой социальной формации: дитя послевоенной бедности и «развитого социализма», будь он не ладен. У вас же совсем другие возможности. Вот вы, дамы, хотели бы за границу?
– Я уже кое-где побывала. – отозвалась Галя.
– Я тоже, – добавила Ира.
– Ну, и каковы впечатления?
– От Италии, Греции, Испании, Франции, – начала Галя, – Очень большие, порой ошеломляющие, если говорить о знакомстве с искусством, так сказать, а натюрель. А от природы – где сильные, а где – не очень. В Норвегии и Швеции природа мне понравилась больше. Ближе к нашей, к своей.
– Ну, у вас богатая практика! Можно только позавидовать вашей любознательности, – сказал Михаил. – А где побывали вы? – обратился он к Ире.
– Я была в Греции, Турции, Израиле, Египте, на Мальте и на Кипре. Везде, конечно, было на что посмотреть. И пейзажи встречаются потрясающие. Но наши мне нравятся больше. К тому же походное восприятие красот природы разительно отличается от экскурсионного, когда тебя возят, водят за руку и кормят из ложечки. Так что, пока есть силы, предпочитаю путешествовать дома, а не за границей. Я тоже не вижу причин, по которым нами и нашим выбором надо восхищаться. Вы ведь принадлежите к тем, с кого мы брали пример. По рассказам родителей я могу судить, что вам было намного тяжелее, чем нам, из-за безденежья и отсутствия хорошего снаряжения. Но вы ведь не оставили любимого увлечения и после того, как обзавелись деньгами и вещами! То, что вы уходите в своем возрасте в такие маршруты, как этот, для нас тоже пример, причем особенно знаменательный – вы показали себя лучше, чем мы. Так кем после этого надо восхищаться? Неужели нами?
Михаил всмотрелся в лицо своей страстной защитницы. – «Действительно красивое, да еще одушевленное волнением», – подумал он, а вслух сказал:
– Слышать такие оценки своих увлечений, конечно, очень приятно. Но прошу поверить мне на слово, за собой никакой особенной доблести я не вижу. Таких людей в моем поколении осталось немало. Думаю, у них, как и у меня, есть уверенность в том, что страсть к походам была не ложной и не напрасной. Я ей очень многим обязан во всех смыслах – и характером, и эстетическим обогащением души, и важными мыслями, и любовью, так что походы можно поминать только добром и желать всем людям проходить подобную школу и получать такое же наслаждение от жизни, какое получали от них мы. К сожалению, ни моя дочь, ни сын моей жены, став взрослыми, в походы больше не ходили, а уж, казалось бы, кому, как не нам, легко было пристрастить их к этому делу. Но в детском и юношеском возрасте им это нравилось, а потом так и не стало необходимым. Вот это как раз отличает всех вас от большинства сверстников – то, что вы не поддались ни лени, ни новой моде, ни соблазну повидать весь свет, не напрягая своей собственной воли и всех сил тела и души. Я рад за вас и считаю, что вы вправе этим гордиться, поскольку пошли против течения, а это надо уметь. Сплав, который мы только что завершили, в известной степени тоже ход против течения – ведь имел место риск, на который никто нас не обрекал, кроме нас самих, были и другие не всегда приятные дела, постоянно требовавшие самопреодоления. Собственно, именно в себе мы преодолевали главный противоток. Не знаю, замечали ли вы это за собой, но я за свою жизнь не помню ни одного совсем легкого похода, где бы мне не приходилось напрягаться всерьез, даже если это были «единички». Ну, а уж «пятерки» взыскивают с человека по всем статьям и по всей форме. Этого в данном обществе можно и не говорить, все без слов ясно. Так что позвольте мне кончить на том, что и у меня есть основания вас уважать, и я действительно испытываю к вам уважение.
Михаил замолчал. Казалось, все на время глубоко погрузились в себя, примеряя его слова к своим представлениям и ощущениям на этот счет. Он был уверен, что нисколько не льстит им, а пафос, которого он всегда старался избегать, касался не людей, а рода их увлекательного и поглощающего занятия. Так что самоподозрения в этих грехах он мог считать напрасными.
– Михаил Николаевич! – окликнули его.
Это была Ира.
– Да?
– А вы чувствуете, много ли успели узнать в своей жизни?
– Я часто раздумывал над этим. Да, пожалуй, могу сказать – много. Мне выпало счастье, удача, Небесный Дар – называйте, как хотите – получить ответы, во многом благодаря походам, на многие вопросы, которые я сам себе задавал. Это без хвастовства и без ложной скромности. Но, как ни покажется парадоксальным, данная самооценка совсем не устраняет чувства, что я уйду из этого мира почти таким же в смысле разума ребенком, каким появился в нем. Главное из всего, что я осознал – это что дух и душа человека не могут быть смертны,
