сердце как-то неприятно заныло тревогой, а он даже поначалу не понял – что это. Ревность? Но к кому? К театру?
Возражать бесполезно, да и не приведет ни к чему, по опыту знал. Тут надо что-то такое придумать, чтобы Светик сама выбросила затею из головы, но что? Ничего в голову не лезло. Пришлось улететь на эти две недели к родителям. В Норильск.
Вечером одного из тягостных дней, когда после недавнего сухого телефонного разговора со Светой душа заныла с новой силой, из рук все валилось, внутри погано дрожало, телефон выдал странный СМС: "толя прилетайте. вам будет очень интересно. если хотите – встретимся в пос. комарово. лена максютина".
Память тут же подсказала: "Комарово… дачный театральный поселок…"
Лена Максютина – сокурсница Светы, главная ее соперница. Обе – амплуа героини. Примерно одного роста. Каждая считает себя лучшей. Единственная не пошла на день варенья в ресторан, отговорившись важной встречей.
Самолет летел почему-то слишком медленно. Будто тащился телегой. Как бы не ни хотелось Анатолю взять такси в Пулково и мчаться в Комарово, но пересилил себя, заехал домой, несколько минут копался на антресолях, что-то долго выискивал, разворачивал тряпки, потом положил найденный предмет в карман.
Хотел набрать номер Лены Максютиной, но засомневался и передумал, быстро набрал ей СМС: "буду через два часа. можете встретить?".
Не дожидаясь ответа сел в свой Jeep. Голова на удивление пуста, ни одна неприятная мысль не желала заходить в нее. Сердце будто высохло, не выдавая даже признаков эмоций.
Лена встретила у поворота дачного поселка, молча села рядом. Охранник открыл шлагбаум только взглянув на Лену, не задавая вопросов.
Лена некоторое время молчала, потом сухо кинула:
– Останови тут… Дача народного артиста Сабурова.
Память тут же выдала: "Сабуров… Один из новых, быстро выросших народных артистов. В сериалах не замечен, только в статусных ролях. Обласкан властью".
Лена вытащила из кармана заранее припасенную бумажку с адресом и планом проезда, молча протянула, глядя в упор:
– Удачи, Ромео!
Усмехнулась, вышла из машины.
Оставил автомобиль за кустами одного из строений, им, судя по неухоженному виду, давно не пользовались. Прошел пешком.
Из открытого окна прекрасной сабуровской дачи слышался голос Светы. Она пела романс.
Ноги слегка подкосились, дыхание перехватило, пришлось сесть на корточки. Посидел, но недолго: быстро встал и пошел обратно, к машине. Долго сидел в ней, пока солнце не зашло. Уже не дрожало внутри. Будто выжгло.
Когда стемнело, свет на даче погас, надежд уже не осталось. Ни малейших. Проникнуть в дом не составило труда, окно на первом этаже оказалось отворенным.
Зашел в спальню не в самый лучший момент для ее обитателей.
Включил свет. Не говоря ни слова, спокойно, слегка усмехаясь, вытащил из-за спины свой глок, передернул затвор. На возгласы народного артиста, умолявшего не убивать его, не обратил внимания.
Света молчала, губы плотно сжаты, слегка закушены. Смотрела в упор, с ненавистью, как показалось. Только в совершенных ушках возлюбленной Светы сверкали алмазные брызги, сбивая с толку, холодные переливы камней придавали Анатолю какую-то незнакомую уверенность, твердость, будто бриллианты помимо воли управляли его сознанием.
Легко разрядил обойму в нее.
Не помогли ни папины деньги, ни связи. Народный артист сильно негодовал, да к тому же обладал высокими знакомствами с околокремлевскими дамами, а на суде рассказывал, как пытался защитить возлюбленную. На вопрос же защитника "Вы уже были одеты в этот момент?" – замешкался и не ответил.
И обвинитель, и судья всё интересовались: кто сообщил Анатолю местопребывание его возлюбленной в тот злополучный день? Хотя ответа так и не получили, а проверка мобильного телефона подсудимого также ничего не дала, поскольку обвиняемый не захотел ответить на вопрос – что означали СМС в его телефоне. Мягкая угроза судьи об "усугублении вины" не возымела действия, Анатолий молчал, казалось, даже не слышал. Вызвать гражданку Максютину для дачи показаний не представилось возможным: в день суда свидетельница оказалась больной. Но для дела это уже и не имело ровно никакого значения: вина полностью доказана, виновный признался, все улики налицо.
Единственное, что получилось у родителей: место отсидки определили рядом с Норильском. В одной из близлежащих исправительных колоний для убийц.
Хотя Толик считается самым неразговорчивым в своем отряде, администрация учреждения относится к нему внимательно, учитывая статус папы. Не говоря о маме, она теперь самый деятельный общественник края, защищающий права осужденных, зэки колонии так и называют ее: мамой. И нет такой проблемы, за которую она не готова взяться.
Анатоль же на удивление равнодушен к маминой активности.
Только едва заметно улыбается на свиданиях с родителями.
Уголком рта.
На вопрос: "Может, тебе что-то нужно, сынок?" даже не отвечает.
Отворачивается.
СБЫВШАЯСЯ МЕЧТА ОДНОУХОГО БОБА
«Старый Джордж" так и не выполнил своего обещания.
Да и где ему? Георг II, потомок ганноверского дома, волею дурацкого случая взошедший на британский престол, уделял внимание вовсе не Лондону и Англии, королем которой являлся во многом формально, к вящему удовольствию британского парламента, проводя больше времени в Ганновере, чем в Лондоне.
Среди тех, кого понимал и кем умел управлять.
А попробовал бы он покомандовать нами, свободными британцами! Тут же получил бы по башке! Да и вообще: современная королевская власть хороша только тем, что не вмешивается в жизнь народа.
«Чем меньше короля в нашей жизни, тем лучше для короля», – любил говаривать Кромвель в начале своей славы и силы. Он хоть и был порядочным мясником, рубя головы направо и налево, но в этом остается прав.
Такое положение вещей устраивало всех. И британцев, получивших волю к самостоятельным действиям после печального правления королевы Анны, и «пивоваров», как называли в лондонских пабах нынешнюю королевскую династию из Германии, из Ганновера.
Прекрасное было времечко!
Реальная свобода делать так, как считаешь нужным! Без оглядки на Сент-Джеймс!»
Роберт Дженкинс, тяжело опираясь на подлокотники, поднялся со своего плетеного кресла: чертова подагра, вот уже двадцать последних лет мучала ноги и тело. И дух.
Ноги опухали, болели нещадно. Иногда хотелось принять яду, если болели колени. Когда опухали колени, это была самая страшная, самая мучительная сволочная боль.
Пошевелиться нельзя.
«Боже пошли мне смерть, пошли мне смерть» – шептали в бреду таких мучений губы Одноухого Боба. И только после трехдневного лежания, с минимальным шевелением, с глиняным судном под левой рукой, чтобы выпустить лишнюю влагу из пузыря, боль постепенно уходила и жизнь становилась нежной и симпатичной.
«Как мало надо человеку! Ты выздоровел и наступило счастье! И не нужны тебе ни золото, ни власть! И даже хочется всплакнуть от младенческого ощущения, оттого, какое оно бархатистое и долгожданное! Это счастье, когда ничего не болит…»
Свежий бриз с моря ласков и напорист, но что такое бриз для человека, привыкшего к штормам?
Часто старый Боб приходил к каменному изваянию святого Франциска, стоявшему невдалеке, на берегу залива. Франциск являлся талисманом местных жителей,
