Вскоре увидели указатель «Хелмно». Впереди высился шпиль белого костела.
В этот миг серый день решил стряхнуть с себя унылость. Как раз на въезде в городок сквозь остатки облаков яростно засияло солнце. Бекка на мгновение ослепла. Когда зрение вернулось, машина оказалась в опасной близости от огромного фургона с высокими дощатыми бортами. Бекка резко затормозила – их с Магдой бросило вперед, на ремни безопасности.
– Уф, – выдохнула Магда и добавила что-то по-польски, похоже, выругалась.
– Конный фургон, – прокомментировала Бекка. – Прошлый век.
Магда усмехнулась, откинула волосы.
– Я видела такое в американском кино. Назад в прошлое!
За пять минут они проехали Хелмно насквозь – несмотря на то, что тащились за фургоном. Вдоль главной улицы выстроились невысокие, тусклые, покрытые сероватой штукатуркой дома. Некоторые, казалось, вот-вот рухнут. Только костел, белый и крепкий, сиял на солнце и совершенно не соответствовал сумрачному окружению. Небо снова затянулось, словно желая слиться с цветом зданий.
На окраине городка Бекка развернулась, проехала назад и остановилась у костела. Заглушив мотор, она спросила Магду:
– Ну, что скажешь?
– Странное место.
– Странное для Польши?
– Нет, это как раз типичная польская провинция. В той статье Хелмно описывалось как чудовищное место. Где тут можно уместить триста тысяч человек, даже мертвых?
Бекку в дрожь бросило от ее деловитого тона.
– Такое все обычное. Такое спокойное. Непримечательное.
Бекка вышла из машины и сделала глубокий вдох, словно хотела почувствовать запах зла, таящегося здесь вот уже пятьдесят лет. Она смогла унюхать лишь лошадиный запах, потому что мимо них как раз брела лошадь, впряженная в телегу. Магда тоже вышла из машины и молча встала рядом с Беккой.
Старушка в простеньком коричневом пальто до колен переходила дорогу.
– Спроси ее, – подтолкнула подругу Бекка. – Спроси.
– О чем?
– Где был концлагерь. Что тут происходило. Живут ли где-то поблизости те, кто жили тут во время войны. Покажи ей бабушкину фотографию. Спроси что угодно.
Магда кивнула и побежала через дорогу. Она догнала старушку и начала ей быстро-быстро что-то говорить, помогая себе жестами. Женщина оглянулась, мельком взглянула на Магду и, опустив голову, пошла прочь. Магда не стала ее догонять и вернулась к Бекке.
– Ну что?
– Ты же видела. Не хочет со мной разговаривать.
Они посмотрели налево, направо.
– Вон там кто-то идет! – воскликнула Бекка. – Давай их спросим.
Девушки направились к кучке людей в темной одежде. Мужчин было пятеро, и на незнакомок они глядели настороженно. Трое дымили так яростно, что Бекка испугалась – как бы они не подпалили усы. Магда еще издалека начала говорить. Один мужчина проворчал что-то вроде «Ба-а-а», махнул рукой, чтобы девушки уходили, и резко отвернулся. Другой внезапно заинтересовался содержимым своих карманов, долго рылся, но наружу извлек лишь сигареты и спички. Третий и четвертый просто стояли и смотрели, зато пятый, в черной кепке, никак не старше пятидесяти, быстро заговорил по-польски, сопровождая свои слова недвусмысленными жестами. Бекка даже порадовалась, что ничего не понимает.
Магда вскинула руки, словно стараясь остановить этот словесный поток. В конце концов, ничего не отвечая, она резко развернула Бекку и увела назад к машине. Мужчина еще что-то громко выкрикивал им вслед.
– Что он говорил? – спросила Бекка, когда они уже сидели в безопасности в машине.
– Ничего, что стоило бы повторять.
– Он долго говорил.
– Он подлец. Лучше не обращать внимания.
– Я должна знать. – Бекка положила руку Магде на плечо, заглянула в глаза. – Должна!
– Он сказал, что здесь ничего не случилось и мы со своими еврейскими вопросами должны убираться, чтобы ничего не случилось снова.
Плечи у Магды тряслись.
– Prezepraszam. – Женщина, раньше отказавшаяся разговаривать с Магдой, наклонилась к окну машины. – Prezepraszam.
Магда повернулась к ней, и старушка затараторила, показывая на костел, откуда как раз выходил круглолицый священник в черной сутане. Потом, пригнув голову, словно защищаясь от удара, она засеменила прочь.
– Что она сказала? – нетерпеливо спросила Бекка. – Почему показывала на костел?
– Сказала: поговорить с нами сможет только ксендз. Он один будет разговаривать о подобных вещах. Она сказала: не надо больше никого спрашивать. Особенно мужчин. Спросите ксендза.
– Вот и ксендз. Легок на помине. Думаешь, он что-то знает? Вряд ли он жил тут пятьдесят лет назад – слишком молодо выглядит.
– В таких местечках ксендзам известны все секреты. К ним же ходят на исповедь.
– А я-то слышала о тайне исповеди, – прошептала Бекка.
– К тайнам истории это не относится.
Магда пошла по дорожке к костелу навстречу ксендзу. Бекка не поняла, что она говорила, но ксендз ответил достаточно громко и по-английски.
– Я год прожил в Америке. Учился в Бостонском колледже. Я говорю по-английски. Пожалуйста, зовите меня отец Сташу.
– Я Ребекка Берлин, а это моя подруга и переводчица Магда Бронская, – представилась Бекка.
– Извините, за любопытство, но в Хелмно нечасто забредают туристы. Даже, – он пристально посмотрел на Бекку, – участники специальных экскурсий, посвященных Холокосту.
Бекка вдруг рассердилась и спросила более язвительно, чем намеревалась:
– Я так похожа на еврейку?
Отец Сташу улыбнулся.
– Не очень. Но американцы, которые доезжают до этой части Польши, почти всегда ищут памятные знаки и могилы, а в Хелмно никаких могил нет. И люди не хотят говорить о том, что случилось.
– Отец Сташу, – вмешалась Магда, – я не хочу сказать ничего плохого ни о ваших умственных способностях, ни о наших, но тут погибло триста тысяч человек. Как можно не хотеть об этом говорить?
Румяные щеки ксендза покраснели еще сильнее, словно их зажгло замечание Магды.
– Я не имел в виду, дитя мое, что не хочу об этом говорить. Я долго изучал ужас, случившийся в Хелмно. Но люди, которые это пережили, обсуждать ничего не будут. Особенно с посторонними. Им неловко.
– Неловко! – воскликнула Бекка.
– Я приехал сюда двадцать лет назад. Думал занять какое-то место… сделать карьеру в церкви. Несколько лет в маленьком городе вроде этого, перевод в городок побольше, может быть, кто знает, стать епископом. Знаете ли, в наше время польский священник может высоко взлететь. – Ксендз хохотнул, но девушки его не поддержали, и он быстро продолжил: – Я стал изучать то, что случилось пятьдесят лет назад – ну, тогда было тридцать – и понял, что останусь здесь, чтобы помочь этим бедным людям искупить вину. Это стало делом моей жизни.
– О каком искуплении может идти речь… – Магда начала, а Бекка подхватила: – если они так и будут молчать?
– Пойдемте со мной, дети мои, и я постараюсь объяснить.
Он взял Бекку и Магду под руки и повел по улице, но сначала пришлось переступить через канаву с грязной водой.
– Здесь жил
