class="p1">— Да, представь себе!
— А младшенького, значит, оставляешь ходить за братом?
— Я не могу быть во всех местах одновременно.
— Притащил, значит, сначала сына-инвалида сюда, а потом вдруг пошел работать.
— Ну вы же, черт возьми, ноете постоянно, что я денег должен.
— Ну-ну, не прибедняйся, Морис. Долг у тебя уже много месяцев. И где, кстати, наша доля от оплаты постояльца?
— Какая доля?
— Он же в конце недели должен был заплатить.
— Я этим занимаюсь.
— Слушай внимательно, Морис…
Жан, судя по всему, тоже там.
— Мы тебе дали два дня… чтобы ты сам к нам пришел.
— Зачем?
— Этот твой второй сын… Брайана мы еще готовы были терпеть. Но…
— И куда деваться моему Люсьену?
— Ты помнишь, что мы на это сказали. И все равно привез его сюда.
Я приоткрываю дверь. Генри и Жан стоят ко мне спиной. Па наворачивает круги в одних трусах и шкрябает ногтями себе по рукам, будто у него татуировки чешутся.
— Но это всего на пару дней, — пытается он снизить накал. — А потом Люсьен уедет.
— Не ври.
Па распахивает глаза так широко, что они чуть ли не вываливаются из глазниц.
— Я не вру!
— Он тут, черт бы все побрал, на целый месяц.
Повисла тишина.
— Это, это… не так.
— Не так?
— Максимум неделя.
— А кровать, конечно, все еще перепродаешь?
— Люсьен в ней пока что полежит. Но на продажу я ее уже выставил.
— Ну что ж, тогда я ее покупаю. Сколько ты за нее хочешь?
— Не получится, — па сомневается, — ее уже купили.
— Врешь, — выплюнул Генри ему в лицо. Удар в плечо прилетает па так неожиданно, что он врезается головой в дверцу шкафа. Жан тянет Генри за руку назад.
— У тебя есть неделя, Морис.
— На что?
— Закрыть долги.
— Всего неделя?
— И отдать нашу долю от аренды трейлера. Раз ты так много работаешь, как утверждаешь, это будет несложно.
— А иначе что?
— Сам увидишь.
Па со всей силы ударяет себя в грудь.
— Ничего вы мне сделать не сможете.
— Ты нас слышал, Морис.
Они разворачиваются и выходят. Когда они уходят, замечает меня только Жан.
— Десять дней! — кричит им вслед па. — Дайте мне десять дней.
Как только они уходят, он бросается одеваться.
— Ты куда? — спрашиваю я.
— Работать.
— У тебя есть работа?
— И ты туда же?
Па ощупывает голову, проверяя, не пошла ли кровь.
— Что Жан и Генри с тобой сделают?
— Ничего, конечно. Люди, которым от тебя что-то нужно, только и могут, что угрожать. Могут сделать больно, и только. А иначе они своих бабок не увидят.
— А почему ты просто не заплатишь аренду?
— Перестань, Брай. Как они узнали, что твой брат тут на месяц?
Я замешкался всего на пару секунд, прежде чем без тени сомнения ответить:
— Я не знаю.
— От кого еще они могли это узнать?
Он прожег меня глазами.
— Эмиль, — выпалил я.
— Съемщик?
— Ну, может быть.
— А ты что об этом знаешь?
— Он меня спрашивал.
— К чер-тям со-ба-чьим.
Звучит это так, будто по склону катится сорвавшийся булыжник. Он влетает в тапки, достает ключи из кармана штанов.
— Ты куда?
— Ра-бо-тать.
— Можно у вас телефон одолжить?
— Ну, — замялся Эмиль, удивленный моим внезапным появлением в его трейлере. — Для начала я бы хотел, чтобы ты подождал, пока я скажу «можно войти».
— Ладно, — отвечаю я. — Но можно?
— Что-то случилось?
— Нет.
Всю грязную посуду он помыл и убрал. Алюминиевая столешница сияет, я ее такой еще никогда не видел.
— Налить тебе чего-нибудь попить?
Он жестом приглашает меня сесть.
— У меня, в общем-то, только кофе.
— Не нужно, — отказываюсь я, надеясь, что этим отказом я как бы сделал шаг навстречу. — Можно мне позвонить?
— Знаешь, это, конечно, не мое дело, но я все равно спрошу: а зачем тебе надо позвонить?
— Девушка.
— Девушка? — Он подтолкнул ко мне телефон. — Ну тогда заодно и проверишь, работает ли он. Или никто не берет трубку, потому что это я им звоню.
Аппарат весит не больше пульта от телевизора. Я посмотрел Эмилю прямо в глаза:
— А вы не выйдете?
На лице у него снова появляется та самая улыбочка.
— Конечно.
Он оглядывается вокруг, проверяя, не оставил ли он чего-нибудь, что мне видеть не следует, и берет ключи от машины и сборник кроссвордов.
— Я тогда в машине подожду.
— Да я не так долго.
— Не торопись.
Я набираю номер интерната. Случайно я жму на какую-то не ту кнопку, и на экране появляется список сообщений. Все адресованы Луизе. Последнее состоит из одинокого вопросительного знака. Отправлено вчера поздно вечером. В предыдущем сообщении тоже только вопросительный знак, оно отправлено на пару минут раньше. А над ним еще сообщение, в котором написано: Позвони мне, пожалуйста. Э.
Чем дальше я читаю, тем длиннее сообщения.
Я знаю, что не имею права, но я беспокоюсь.
Рыбки пристально следят за мной из аквариума своими глазками-бусинками.
Дай мне всего один шанс извиниться. Не наказывай меня так. Э.
Ни одного ответа.
Можешь меня ненавидеть. Но дай мне шанс позаботиться о тебе. Пожалуйста, позволь мне. Э.
Дверь трейлера неожиданно открывается.
— Получается?
От испуга я роняю телефон на колени.
— Там занято.
Эмиль вытирает у порога ноги.
— Подождите! Не входите. Я еще раз попробую.
К счастью, он разворачивается и выходит.
Я снова набираю номер. «Я дядя Селмы, — повторяю я про себя. — Я хотел бы побеседовать с Селмой. Я ее дядя». В трубке раздается два гудка, кажется, что у меня сердце сейчас выпрыгнет из груди.
— Медицинский центр Святого Франциска, Эсме Дежардин у телефона.
— Здравствуйте, — прошептал я.
— Простите?
— Я звоню Селме.
— Извините, я не расслышала ваше имя.
— Я ее дядя. Можно с Селмой поговорить? — я стараюсь говорить громче и ворчливей, как дядя, у которого нет времени и которому надо только быстро что-то спросить.
— Назовитесь еще раз, пожалуйста.
— Эмиль, — выпалил я первое, что пришло мне в голову.
— А фамилия?
— Это и есть моя фамилия.
— Вот как… А как мне записать имя?
— Она живет на втором этаже, — не даю я ей договорить.
— Да-да, я знаю Селму, но прежде, чем соединить вас с ней, мне нужно записать ваши имя и фамилию.
— Морис Эмиль.
К счастью, она не заметила моего замешательства.
— Морис Эмиль. Минутку, я переведу вас в режим ожидания.
Пип… пип… Получилось. «Селма, это я», — тренируюсь я. И тут слышу где-то очень близко странное шуршание. Я оглядываю трейлер.
— Алло? — спрашиваю я. В ответ раздается эхо. Пип… пип… Может, кто-то хочет подслушать, что я буду говорить,