задумчиво взял несколько аккордов, вспоминая, что он еще не пел. Наконец, лицо его приняло поэтическое выражение, глаза затуманились — он выбрал песню. «Я сердце оставил в Фанских горах, теперь бессердечный хожу по равнинам», проникновенно начал он. Эта песня тоже трогала нежные струны души, но была более мужской, чем предыдущая. В ней вообще не было женщины, даже в качестве воспоминания. Герой томился исключительно благородной любовью к горам, и заканчивалось все хорошо: предполагалось, что он обязательно туда вернется. Но Женя не вслушивалась в продолжение — в голове застряла только первая фраза. Она казалась ей подтверждением всех мыслей и страхов последних дней. Правда, сейчас она готова была видеть это подтверждение во всем.
— Вот это уже лучше! — одобрительно усмехнулся Данила, когда Володя закончил. — Сердце ведь оставил, а не жизнь, не тело. А потом за этим сердцем вернется, когда надо будет.
— А вдруг не вернется? Или вернется, но не найдет? Что с ним тогда будет? — неожиданно для себя самой спросила Женя.
— Это ты у Визбора спроси, — улыбнулся Володя. Хорошая походная песня вернула ему бодрое расположение духа. Последнюю строфу он пропел чуть ли не маршем. — Эй, там чай в котле остался? Плесните-ка мне. Горло пересохло. — Он протянул кружку Пете, который сидел ближе всех к котлу.
Вспомнив про остывший чай, другие тоже потянулись за кружками. Котел быстро опорожнили, а заодно поделили оставшиеся печенья и сахар. Едоки устроились поудобнее. Снова задвигались челюсти, зачмокали губы. Под натиском физического удовольствия лирическая грусть сразу отступила. Один Данила пожелал вновь вспомнить о ней — и то с целью пошутить.
— Нет, ты как хочешь, а я против, чтобы в горах умирать. — Он весело взглянул на Яну, попивая чай.
— Почему?
— Да ты сама посуди: если, к примеру, моего тела не найдут, я же буду тут вечно бродить призраком. Народ по ночам пугать, хе-хе!
Он обвел всех глазами, приглашая посмеяться. Женя вздрогнула и чуть не выронила кружку. Она жалобно посмотрела в димычев угол, ища помощи. Оттуда ей в ответ молча блеснули очки.
— А если и найдут, все равно будешь бродить! — с удовольствием подхватил Петя. — Вот, говорят, те, что на перевале Дятлова погибли — так их якобы потом видели несколько раз. И на самом перевале, и по окрестностям.
— Как видели?!
— Ну так — типа идет какая-то группа вдалеке по хребту. Ты кричишь — не отзываются. Бежишь туда, прибежал — а уж нет никого. Даже лыжни нет. Вот так. Мираж!
Женя вновь с мольбой взглянула на Димыча. Но не увидела даже блеска стекол: их хозяин склонился над своими коленями, делая вид, что рукодельничает.
— Особенно, говорят, на закате дня часто появлялись.
— Ого, прям летучие голландцы! — заржал Данила.
У Жени тоскливо засосало под ложечкой. Наверное, следовало подождать, пока тема сама собой иссякнет, но вдруг у нее само собой вырвалось:
— А костер?
В углу сверкнули стекла: Димыч резко вскинул голову.
— Что костер? — Петя посмотрел в недоумении.
— Ну, бывает такое, чтобы видели костер? Ну, как мираж? — Женя заторопилась. — В смысле, чтобы эти призраки у костра сидели? Такое кто-то видел?
Петя не сразу сообразил, что она имеет в виду, и медлил с ответом. А Женя тем временем поочередно впивалась взглядом в каждое лицо. Данила… Генка… Володя… Как они отреагируют? Что сверкнет в их глазах? Но лица ничего не выражали, кроме вопроса: а причем тут, собственно, костер? Невероятно. Не может же быть, чтобы они оба — Данила и тот, другой, кто ходил к костру в первую ночь — так старательно прикидывались. Значит, правда: они ничего не видели… Женя взглянула на Димыча. Он недовольно покривился: мол, какого черта ты об этом?
— У костра?… Э-э… Чёт не припоминаю, чтоб такое где-то видели. Разве что в кино… — Петя не успел заранее придумать легенду про призрачный костер, и сейчас об этом жалел. Вышло бы прикольно! — Теоретически, наверное, возможно…
— Петь! А бывает такое, чтобы их в совсем другом месте видели? — подала голос Катя. — Ну вот дятловцы, они ведь где погибли?
— На Северном Урале, вроде…
— Вот. А можно так, чтобы погибли они в одних горах, а их призраков видели в других? Короче, можем ли мы тут встретить дятловцев, или кого-то в этом роде?
Все с любопытством посмотрели на Петю. Увы, он плохо разбирался в эзотерических технологиях, а наскоро выдумать ничего не смог.
— Э-гм… Ну, а почему бы и нет? Горы, они ведь везде горы… Это, знаете, такой особый мир. Может, они и сообщаются между собой… в смысле, для призраков. Действительно — умерли в одном месте, а показываются в другом!
Публика рассмеялась. Мистическое настроение улетучилось.
— Петюнь, твоя грубая механизация обесценивает романтическую компоненту, — с улыбкой изрек Генка, нехотя отрываясь от книги. — Я еще понимаю — типа там горы не хотят отпускать лучших из людей, забирают их к себе, и прочее бла-бла. Здесь присутствует некая уважительная тайна. Но если — по твоей теории — горы суть часть бездушной системы, опутывающей планету, как грибница… или хуже того, как интернет… и они могут выбрасывать призраков в произвольной локации, то… ты уж извини, но это не к черту не годится. Даже с литературной точки зрения…
Петя растерянно заморгал глазами, пытаясь уследить за генкиной мыслью.
— …Словом, чтобы вся эта идея о похищенных душах сохраняла величие, горы не должны ими делиться. Забрали — так забрали. Погибли в Фанах — значит, остались твои призраки навсегда в Фанах. Я вечно остался в Фанских горах, — продекламировал он на мотив песни. — В Хибинах лавиной завалило — значит, являться народу на закате дня буду только в Хибинах. А иначе это получается кроссовер. То есть — пошлятина…
Внезапно резкий порыв ветра прервал его речь. Он возник среди тишины, взвыл, яростно захлопал стенками шатра и качнул фикус. Все замерли в изумлении. Никто не успел сообразить, что случилось и что надо делать, как новый порыв, гораздо сильнее первого, ударил по крыше, и словно невидимой подсечкой выбил кол из его гнезда. Все завопили и повскакали с мест. Сразу несколько рук ухватились за кол, пытаясь вернуть его в вертикальное положение. Женя, вместо того, чтобы помогать, сжалась в комочек и отпрянула, боясь быть растоптанной. Среди мельтешения тел колыхались полотнища ткани: потеряв натяжение, крыша шатра свесилась вниз. Люди путались в ней, толкались и тем усиливали хаос. Вдруг нос уловил необычный запах: пахло синтетическим дымом, будто загорелась тряпка.
— Шатер горит! — завизжала Катя.
Ноги, руки, вопли, как по команде, подались в
