шатру, он сразу повернул голову.
— Ну как руки? Не больно? — робко спросила она.
Он помолчал, собираясь с мыслями, и вдруг решительно поднялся.
— Пойдем.
— Куда? — испуганно спросила Женя, хотя уже догадалась, куда.
— Одень лыжи.
— Чего, на разведку собрались? — хихикнул Володя. — Правильно, протропите нам лыжню на завтра.
— Может, и протропим, — сухо отозвался Димыч. Морщась, он взял забинтованными руками лыжи и принялся неловко защелкивать крепления.
Свободных лыж нынче было достаточно. На растягивание шатра ушли только две пары. Остальные оттяжки крепились к деревьям, что окружали стоянку плотным кольцом. Палок было задействовано больше, но Димыч все же разыскал четыре штуки — все, как на подбор, разные.
— Чё это вы повадились вдвоем по ночам ходить, а? — спросил Данила.
У Жени похолодело внутри. Она не сразу осознала, что ждет их с Димычем, хотя и послушно следовала указаниям. «Мы идем искать костер… Боже, зачем?!» — пронеслось в голове.
— Вдвоем сподручнее, — криво отшутился Димыч.
Включив налобный фонарь, он направился в лес. Женя, суетясь и на ходу продевая руки в темляки палок, засеменила следом.
— Смотри, Женька! Мужики — они такие… Заболтает, окаянный, затащит в лес — потом не убежишь! — смеялся вслед Володя.
Если бы в нем было хоть грамм наблюдательности, то он удивился бы не тому, что Димыч и Женя ходят вместе, а тому, что до этого они не только не ходили, но даже почти не общались между собой. Как, впрочем, и все разнополые участники его коллектива. Но он замечал лишь то, что попадало в фокус его зрения в данный момент времени. Так мельком подумала Женя, слыша ровный, как шарманка, смех руководителя себе в спину — подумала и тут же забыла. Позади остались ели, загородившие костер, и их с Димычем окружила ночь.
— Димка, зачем? — жалобно спросила она, догоняя его спину.
— Зачем? — Он остановился и сверкнул ей фонариком в лицо. — Затем, чтобы с этим покончить навсегда. И забыть.
— Ты что… А вдруг вы его сейчас… увидим?
— Ничего мы не увидим. И ничего нет. Не было и не будет, — медленно, с расстановкой сказал Димыч.
— Но зачем же тогда ходить, если нет? Пойдем в шатер, ляжем спать…
— Ага, и ты будешь всю ночь трястись, что где-то в лесу якобы горит костер! Нет уж. Вот сейчас обойдем… — Он задумался и поднял руку. — Туда, потом туда и по кругу назад. И вот тогда точно убедимся, что ничего нет. И пойдем спокойно спать.
«Значит, и ты не спал всю ночь, думая о костре», поняла Женя. Может, Димыч и не трясся, но он точно не успокоится, пока не докажет себе, что никакого костра нет. Она обрадовалась, что не одинока в своих страхах.
— Не волнуйся, это много времени не займет. Мы ж на лыжах. Полоса леса тут узкая — между двух отрогов. И если бы что-то было, мы мимо не пройдем. Но… — Он посмотрел в женины глаза, боязливо округлившиеся при этих словах, — мы ничего не увидим. Все, пошли.
— А фонари? Не потушим?
— Разумеется, нет. Кого нам бояться?
Димыч повернулся и зашуршал лыжами вперед. Женя, подумав, все же выключила свой фонарь. Приходилось тропить, но дорога шла под гору, и шаги давались легче. Отворачиваясь от отсвета димычева фонаря, Женя видела по левую руку от себя тоненькую голубоватую нить, косо протянутую сверху вниз: оставшаяся от закатного солнца, она обозначала очертания хребта. Справа была густая, чернильная, абсолютная тьма — лес. На самом деле долина была неширока, всего метров двести, и справа над ней возвышался такой же склон, что и слева. Но сейчас он был невидим. До восхода солнца было далеко, и рано было появляться над ним другой голубой нити — утренней. Жене показалось, что они шли долго; на самом деле, прошло чуть больше пяти минут. Димыч посветил на компас и повертел головой, пытаясь что-то определить в оттенках ночи. Голубую полоску слева прорезали силуэты елей — значит, долина начала расширяться. Точно, все как на карте.
— Поворачиваем, — скрипнул Димыч и резко переставил лыжи вправо. — Ну как, видела свой костер? — добавил он насмешливо.
— Нет… А ты?
— Ага, целых два.
— Не шути так…
— Пошли давай.
Теперь они пересекали долину поперек. Голубое свечение осталось за спиной, и только прыгающий по деревьям лучик фонаря боролся с тьмой. В лесу утихли последние отголоски ветра, гулявшего вдалеке по хребту. Уши заложило тишиной. Она нарушалась лишь скрипом снега под полозьями, да еще дыханием.
— Слушай, Дим. А может… Смотри, сейчас ведь еще не ночь. Можно сказать, сейчас поздний вечер.
— И что?
— Ну, я к тому, что в тот раз была глубокая ночь. Возможно, сейчас и правда ничего не будет…
— Ты хочешь сказать, что я и ночью должен тут шастать, чтобы на их спектакль успеть? — бросил он через плечо, хотя Женя ничего подобного не предлагала. — Нет уж. Сейчас у них есть последний шанс что-то мне показать. Не успели — значит, опоздали.
Женя задрожала. Она знала, что он бахвалится для храбрости; однако само упоминание неких «их», которые что-то «показывают» было признанием их существования. Димыч и сам, вероятно, это почувствовал, потому что следующие пять минут шел в хмуром молчании.
— Так, пора поворачивать. Почти уже до притока ручья дошли. — Он снова уставился в компас. — Я так далеко не планировал.
— Домой? — облегченно спросила Женя.
— Угу.
Теперь они шли в гору, и Димычу было тяжелее. К счастью, глубокий снег мешал лыжам проскальзывать назад. По мере приближения к лагерю обоим стало спокойнее. Димыч снова решился пошутить.
— Ну как, не видала костра?
— Нет.
— Точно?
— Точно.
— Может, плохо смотрела? Давай вернемся?
— Не надо.
— Тут, в общем-то, все просто, — продолжил он, помолчав. — Человеческий мозг нуждается в чудесах. Одушевлять пространство, предметы… Но увы, горы — это просто средоточие камней, расставленных в определенной последовательности. Плюс органика, которая на них выросла. И вода в виде снега. Все остальное — всякие там тайны, мысли, душа — это человек сам себе придумывает. А не будь человека, здесь было бы все мертво… Все, пришли.
Впереди показался огонек костра. Димыч прибавил шагу.
— Ничего себе, еще вовсю тусят. А потом будут говорить, что из графика выпадаем! — ворчливо сказал он.
И правда, в створе между знакомыми елями на фоне огня мелькали тени. Вскоре донеслись отголоски разговора и бренчание гитары. Зазвучал звонкий, как ручеек, женский смех, а следом несколько голосов подхватили песню — издали было не разобрать, какую.
— Они еще и песни орут! Совсем Володя с ума сошел. Наверно, доктора
