я побледнела, а Женечка, воспользовавшись нашим замешательством, вытребовала мороженое и сочинила следующий стих:
Я иду смотреть моржа.
Очень жаль, что не ежа.
А мы с Диной остаток времени молчали, наученные горьким опытом. Только переглядывались многозначительно...
У меня к тебе просьба: позвони, пожалуйста, Лене. Вы же с ней общались, я помню. Просто так, понюхай воздух, потому что я ни черта не понимаю. Пробовала говорить с ее мужем, но он совершеннейший мудак, тарахтит без остановки о том, как он водку пьет и баб соблазняет. И о том, что Лена его никогда не понимала.
Сил моих нет его слушать, через полчаса у меня конкретно начинает звенеть в ушах и такое чувство, что молоко сбежало... В смысле, извините, дорогой, у меня молоко убежало, надо срочно бежать его ловить...
* * *
...помнишь анекдот про то, как приходит мужик в магазин и просит мыло и веревку. Продавщица его спрашивает зачем. А он так раздражённо: вот щас помоюсь — и в горы!
Это абсолютно аутентично описывает мое настроение на сегодняшний момент.
Я разочаровалась в себе как в солипсисте. Сколько ни стараюсь, всё какая-то фигня получается. Такое впечатление, что мир припал к моей ярёмной вене и размеренно, не торопясь, вытягивает из меня силы. Надо срочно менять философию. Если я буду относиться к миру как к бесценному дару, может, он себя приличнее начнет вести, как ты думаешь?
В свете последнего решения надо бы тебя попросить раскинуть мне таро. Ну, если не трудно, конечно...
* * *
Немножко стыдно в этом признаваться, но мне нравится работать в газете. Даже интересно: если бы я пошла работать на панель, я бы испытывала такой же детский восторг? Вчера, например, писала статью про литературу и такое удовольствие получила, что прямо даже как-то непрофессионально получилось. Как будто целуешь клиента в губы, что ли...
По большому счету, есть два вида литературы. Первая — для детей и ленивых взрослых — предлагает свой мир и своих героев. Читатель выбирает себе героя поприятнее и живет с ним долго и счастливо, пока финал не разлучает их. В особо удачных случаях и дальше живет. Вот я в детстве была Пеппи Длинный-чулок практически постоянно, даже во сне. Даже если такая литература пишется для взрослых, все равно она рассчитана на ребенка.
Второй вид литературы — а я говорю о хорошей литературе и в первом, и во втором случае — апеллирует к взрослому опыту. Ее цель — коснуться струны и замереть, а всё остальное читатель сделает сам. В этом случае автору не нужно писать про то, как именно герой потерял любимого человека и что он тогда чувствовал. Достаточно просто сказать: «Вот, знаешь, я вчера читала дочке про зайку, которого бросила хозяйка, и вдруг как начала плакать... Полночи успокоиться не могла».
* * *
Время, время... Время похоже на воронку, на дне которой теряется привычная линейность. Жизнь проходит все быстрее, а мгновенье длится все дольше и дольше, как в той задачке, где Ахилл никак не догонит черепаху. Быть может, в момент смерти время останавливается, и вот оно, бессмертие: следующая секунда уже никогда не наступит. Остается только наполнить свою последнюю секунду покоем и умиротворением, и добро пожаловать в рай. Но помни: одно неосторожное движение души — и вечность наполнится тоской и предсмертным ужасом.
Хуже всего то, что подготовиться к смерти нельзя. Можно лишь подготовиться к своему представлению о ней. Так полвека назад я готовился к первой ночи любви — надо ли рассказывать, чего стоила вся моя многодневная подготовка? У меня были заготовлены ответы на все возможные реплики, продуманы варианты отступления и нападения, даже внезапный приступ робости я предусмотрел.
А презерватива у меня с собой не оказалось.
Иногда я ловлю себя на мысли о самоубийстве — как будто эго даст мне возможность самому решать, когда именно я умру.
Смешно.
* * *
А ты говоришь: не смешивай любовь и секс. А откуда же тогда будут браться дети, если не смешивать? Тогда пусть меня распилит Давид Копперфильд на две половинки — одна будет любить, а другая хотеть. Чтобы не смешать, чтобы не соединялось это всё кровью, не отдавалось болью в одних и тех же мышцах, не перемешивалось, а то ведь действительно теперь уже не разберешь. Ты вот, кстати, какую бы половинку выбрал при таком раскладе? Верхнюю или нижнюю?
Так что отстань от меня со своими советами. Тебе надо — ты и не смешивай.
* * *
Жюли нервничает. С каждым днем все сильнее и сильнее. Если честно, я уже совсем было собрался прекратить эту забаву, но Мишель уговорил меня подождать. У него горят глаза, а что касается его изобретательности, то я просто диву даюсь изощренности его ума. Такое впечатление, что если завтра карты предупредят Жюли о грядущем конце света, то послезавтра он наступит. Я перестал спрашивать, как именно он все это устраивает. Ограбление магазина через дорогу, попытка изнасилования (неудачная, слава тебе господи, я добавил от себя непременную неудачу), пропажа сумочки, найденное на улице кольцо — я еще могу понять. С известиями от любимых людей и того проще: она получает много писем, в которых при желании можно обнаружить всё, что душе угодно. И сплетни, и новости, и любовные послания.
Но последний случай поразил мое воображение, а это не такая уж простая задача. Жюли выпала скорая встреча с мужем. Она почему-то раз и навсегда назначила короля пентаклей своим мужем, и как я ни пытался ее разубедить, ничего не вышло.
Она сказала: Этьен, мой муж согласен на развод, но хочет встретиться со мной где-нибудь на нейтральной территории.
Она сказала: я несколько раз была в Венеции, но ни разу не попадала на карнавал.
Она сказала: закажу себе черное домино, и никто меня не узнает.
Она сказала: я не понимаю, почему он
