решил приехать, еще неделю назад даже речь об этом не шла.
Она сказала: никак не могу понять, то ли мир устроен сложнее, чем я способна понять, то ли проще, чем я в состоянии вынести.
Я сказал: Жюли, я больше тебе не нужен.
Я сказал: ну разумеется, я имел в виду таро. Ты вполне можешь обходиться без наставника.
Я сказал: хорошо, но в последний раз. После твоего возвращения из Венеции. Ты же знаешь, я не в состоянии тебе отказать.
* * *
...вообще, конечно, нам надо отдать должное: мы все ненормальные. Причем каждый по-своему, это делает общение необычайно ярким и насыщенным. Мне вот, к примеру, приснился вчера эротический сон. Я смотрела на луну, а луна постепенно расплывалась, меняла очертания и превратилась наконец в X-хромосому. И вот я продолжаю на нее смотреть, а у нее одна ножка уплотняется, и я понимаю, что это начинается метиляция перед делением... Вот скажи, как мне после этого идти к психоаналитику? Что я ему скажу? Что у меня метиляция ДНК — эротический символ?
Хотя если как следует присмотреться к Х-хромосоме, то можно, я думаю, увидеть два скрещенных члена. И вот из этого мой гипотетический психоаналитик узнает много интересного. Так что я тем более к нему не пойду. У меня такое впечатление, что я и так слишком много лишнего о себе знаю, не стоит умножать печаль сильнее, чем мы уже умножили...
Но метиляция метиляцией, а мне как-то окончательно ясно, что любить меня нельзя. Меня можно только в цирке показывать за большие деньги: дрессированный снежный человек о двух головах. Одновременно танцует краковяк и берет интегралы. Неделю обходится без еды и питья. Мог бы спать на снегу, если бы не жесточайшая бессонница.
В общем, если соберешься в свои Гималаи, то смотри внимательно по сторонам — я где-то там прячусь от нескромных взглядов...
* * *
Я, наверное, перееду жить в Венецию. Только пусть карнавал не заканчивается, а то была я как-то в Венеции без карнавала — совершенно несмешной город.
Вообще города, как клоуны, бывают белые и рыжие. Марсель, конечно же, рыжий. Во Франции почти все города рыжие, это от беспробудного пьянства, судя по всему. А Венеция в этом смысле бестолковый город. Вроде как белый по всем признакам, но что у обычной Венеции на уме, то у карнавальной Венеции на языке, так что я думаю, что она просто удачно придуривается.
Мне нравится жить в рыжем городе, а умирать я поеду в белый. В Рим, например. Только надо как-нибудь всё продумать, чтобы действительно приехать и умереть, а не бродить бестолково день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Всё безумно дорого во время карнавала, но Олег изображает Рокфеллера, и мы кутим, как пятнадцать лет назад в Крыму с Нелькой кутили. Нам не хватало денег на кефир, и мы, поразмыслив, решили, что обратно поедем без постелей. И у нас немедленно появилось два лишних рубля. А до поезда всего несколько часов оставалось, и мы пошли на базар и накупили там фруктов и орехов, а кефир не стали покупать, потому что зачем богатым людям кефир?
Теперь Олег предлагает мне брак по расчету, раз у нас по любви не получается. И обещает подарить мне розовый калькулятор, чтобы я всё правильно рассчитала.
Лоренс Даррелл писал, что с женщиной можно делать только три вещи: любить ее, страдать из-за нее и делать из нее литературу. Мужчины в этом смысле более универсальны: из одного мужчины можно приготовить сразу три блюда. Хотя они у меня уже в печёнках сидят. Не хочу больше литературы, и страдать больше не хочу. И даже любовь, как ужин, готова отдать врагу. А вот как бы так придумать, чтобы ходить с ним по одному городу, иногда за ручку, а иногда по разным дорогам совершенно, время от времени встречаться, обниматься, как будто сто лет не виделись, лбом прижаться на минуточку и дальше брести.
Я согласилась выйти за него замуж по расчету сразу после того, как мы разведемся, если он мне пообещает, что никогда не умрет, такой вот расчет у моего розового калькулятора. И Олег, умница такая, пообещал не дрогнув.
И мы потом еще несколько дней, встретившись со Смертью — а их много на карнавале, практически невозможно пройти по улице, не наткнувшись на какую-нибудь Смерть, — хватались за руки и удирали, глупо хихикая. А потом целовались в подворотне — ну еще бы, обманули! Сбежали!
* * *
...собираюсь завтра на кладбище: у Егора день рождения. Новый костюм зачем-то купила, белье, чулки...
Знаешь, в последнее время я начала понимать, что его действительно нет и никогда больше не будет. И это такой ужас, что я тебе передать не могу. Даже если я десять почек клонирую, все равно это не заменит ту, одну, шесть лет назад.
Я, конечно, это и раньше знала, но как-то старалась не думать. Потому что зачем тогда всё?
Я ведь все эти годы Егору почку делала, даже когда нейронами занялась, все равно эти нейроны к Егоркиной почке шли.
Ну и у меня кончились все силы. Как-то вдруг. Вроде как шла-шла, а потом упала, и невозможно пошевелиться. Снизу притяжение, сверху атмосферный столб, а посередине я лежу, в новом белье. Даже на агонию сил нет.
Ты не звони мне пока, я не могу разговаривать. Лучше пиши почаще...
* * *
Мне приснилось сегодня, что, когда оказываешься в поле зрения другого человека, надо быть предельно внимательным и осторожным и ни на секунду не выпускать из виду тот факт, что являешься всего лишь бледной тенью, манекеном для чужих одежд, поношенных и не всегда чистых, так что пусть движения будут плавны, а речи туманны, так мне приснилось сегодня, я проснулась и загрустила, а потом подумала: ну и черт с ним, какая, в сущности, разница?
_______________
