22 августа
"...Чувство легче подавить в зародыше, чем назначить ему пределы. Иногда мне кажется, что мы оба теряем власть над собой... Но он так же послушен, как раньше. Щадит меня? Думает, что я замужем и, переступив границу, буду мучиться угрызениями совести? А может быть, себя? Спасается от угрызений? Что бы там ни было, но мое уважение к нему растет, как растет... Да, это любовь".
23 августа
"Сегодня он сказал мне "любимая", а завтра он уезжает. Просил прийти проводить. Не пойду, не в силах. Пусть думает, что хочет. И - конец".
Дальше шли пустые страницы. А вот запись, датированная днем его отъезда в сентябре.
"Алексей уехал. Даже день о нас плачет. Мелким, тоскливым дождем. Я держалась молодцом, и, как ни удивительно, мне это не стоило больших усилий. Что, израсходовала запас боли, который мог уместиться в душе, на ежедневные мысли о разлуке? Или появилась надежда, что когда-то, может быть, совсем скоро, мы будем вместе? Он ничего не обещал мне, но он что-то задумал. Это я видела по глазам, они у него никогда не лгут. Хорошие у него глаза, мягкие, ласковые и преданные. И самое главное - исчезло в них выражение вины.
Возможно, он решил проверить себя в разлуке? Кто-то сказал, что разлука действует на всякую любовь: слабую она ослабляет, сильную - усиливает, подобно тому как ветер задувает свечу и раздувает пожар. Кто? А, не важно. Но это точно. Ведь вправе он думать, что все то, что произошло, навеяно "гипнозом места". Уедем отсюда - и гипноз рассеется..."
И еще одна запись без даты. В этот день не произошло никаких событий. Просто захотелось Елене поразмышлять на бумаге.
"Я по-прежнему, как и в школьные годы, испытываю неловкость, когда Алеша высказывает какие-то мысли или суждения. Они до странного совпадают с моими. Мне бывает стыдно постоянно соглашаться с ним, и однажды я специально рассказала ему старую, кажется, индийскую легенду о родстве душ. Душа создается одна, но ее делят на две части и вкладывают двум разным людям, мужчине и женщине. И если эти люди встречаются, у них возникает удивительное взаимопонимание и контакт. Наверное, и у нас так.
У Алексея свой строй мыслей. Он попытался объяснить это иначе:
- А не кажется ли тебе, что в распоряжении у природы недостаточно материала, чтобы создавать абсолютно непохожих людей? Нет-нет - и встречаются люди, сложенные из одинаковых кубиков.
Встречаются. Но не так часто. Это большое счастье, когда встречаются. И преступление отказываться таким людям друг от друга, от счастья, которое никто другой им дать не может".
Алексей Алексеевич задумался. Счастье... Он не считал себя несчастливым, но, только встретившись с Леной, понял, что счастлив никогда не был. Удивительно, как в те дни ушла из памяти Тася. Словно растаяла. И сейчас уходит, когда он рядом с Леной, и угрызений совести он не испытывает. Он у Таси ничего не ворует, ничего не отнимает. У них совершенно не изменились отношения. Они всегда были ровные, спокойные. Им ничего не стоило расстаться на любой срок без огорчения и встретиться, не испытывая особой радости. Так было уже в первые годы их совместной жизни, когда он учился в институте, а она металась между Ярославлем и Темрюком. Никто не скучал друг о друге. Если разобраться, то они, пожалуй, даже не друзья. Дружба подразумевает полное понимание, какое-то взаимное вхождение, вторжение в жизнь каждого. А они хоть и жили под одной крышей, а были похожи на две жидкости, никогда не смешивающиеся.
20 сентября
"Получила первое письмо. Не удержалась, чтобы не переписать.
"Родная моя Аленушка! (Ах, непослушный, я же говорила, что это имя вызывает у меня грустные ассоциации.) Я, кажется, не заслуживаю твоей любви. Ну на самом деле: уехал - и ничего, даже слова утешительного не сказал, думай, мол, что хочешь. (Я и думала, что хотела, и, разумеется, видела все в самом радужном свете, рисовала самые отрадные картины.) Но ты знаешь: это не от черствости - от честности. Боялся наговорить лишнего в минуту порыва. А сейчас - могу. Я не мыслю существования без тебя. (И я тоже.) Уеду. Куда не знаю. Но только туда, где мы спокойно сможем быть вместе. Когда я представляю себе нашу комнату, где будут висеть твои платья, стоять твои туфли, комнату, насыщенную запахом твоих волос (Ну, это уж твое воображение. Волосы мои не так пахнут, чтобы наполнить всю комнату. Простить? Простить.) и твоих духов (Ой, ой, Лешка, ведь при тебе я ни разу не душилась. Ладно, прощу и это.), у меня дыхание перехватывает.
Не сердись, что не писал тебе так долго. (Хорошо, что неделя показалась тебе долгой.) Месяц отсутствовал - и на производстве все пошло не по-моему. Пришлось поднажать, чтобы войти в ритм. Все прочее отодвинул на второй план. (Вот я и боюсь, что моя участь - оставаться на втором плане.) Сказалось и очень серьезное отношение к нашей "проблеме". Большое видится на расстоянии. Нужно было время, чтобы определиться, чтобы ощутить всю остроту тоски по тебе, почувствовать, что без тебя нет меня. (Это я и хотела услышать от тебя, и не в горячую минуту, а после трезвого размышления.) Осталось три месяца сумасшедшей напряженной работы. Наберись терпения, жди..."
7 января
"Три дня тому назад приехал Алексей. Был у меня. Валерик смотрел на него волчонком - не привык видеть мужчин в нашем доме. И хотя мы с Алешей держались в рамках чисто дружеских отношений, неотступно наблюдал за нами и явно ревновал меня. Если бы Алексей вздумал подлаживаться к нему, заигрывать, разговаривать покровительственно или панибратски, что так неуклюже делают взрослые с мужчинами одиннадцатилетнего возраста, лед неизвестно когда растаял бы. Но Алексей нашел к нему подход тем, что не искал подхода. Заговорил, когда в этом появилась необходимость, не задавал приевшихся детям вопросов - какие отметки, как ведет себя в школе, слушается ли маму, и, совершенно откинув в сторону всякие педагогические соображения, рассказывал, что вытворял в его возрасте. И когда я увидела, как мой Валерик доверительно шепчет на ухо Алексею, я поняла, что у них установился полный контакт.
На другой день мой сын принес двойку по поведению. Оказывается, он передал на уроке девочке завернутую в бумагу трещотку-резинку, которая трещит и ворочается в руках, как живое существо. Ах вот оно что! Пугалка школьных лет конструкции Лешки Брянцева. Но как я ни допытывалась, Валерик держался стойко и не выдал своего Песталоцци.
Алексей сообщил неприятную для нас новость: наши дела откладываются, его назначают главным инженером завода. Он отбивается, и я верю, что отбивается всеми силами. Он не тщеславен и в этом очень напоминает Сергея. Летчик-испытатель, Сергей сказал мне, когда мы познакомились, что он механик. Много позже он объяснил: "Есть профессии, которые действуют на девушек завораживающе, - летчик, подводник, полярник, журналист. А мне хотелось, чтобы прежде всего ты увидела во мне человека".
Алексей чувствует себя виноватым - впереди снова неопределенность. Но я его успокоила. Сказала, что все оцениваю трезво, ни на чем не настаиваю, хочу только, чтобы он любил меня".
11 марта
"Наконец закончили работу, которую вели семнадцать месяцев. Почти полтора года изучала наша группа усталостные характеристики резин. Нам казалось, что копаемся мы мучительно медленно, но нас похвалили за форсированную и очень результативную работу. Наши исследования будут положены в основу технологии изготовления резин, и их сразу использует промышленность.
На душе у меня радостно, как в хороший праздник. Люблю делать работу, необходимость которой очевидна. Из меня, конечно, не вышел бы чистопробный ученый, который способен заниматься отвлеченной теорией, не зная, можно ли будет использовать ее практически.
Как все-таки хорошо, что нас с Алексеем, помимо всего прочего, связывает и общее дело, - он делится со мной своими мыслями и планами не только как с другом, но и как со специалистом".
23 сентября
"Стоит жить на свете, ох как стоит! Алексей подарил мне месяц. Целый месяц! И выбрал, хитрец, место. Станица Федосеевская, где никого из знакомых наверняка не встретишь. Приехал с женой, с ребенком - и баста. Я так привыкла к новой роли, так вошла в нее, что даже страшно становилось. А милейший Данила Степанович никак не мог на нас налюбоваться и все удивлялся, как это Алексей подобрал себе такую жену, которая словно для него слеплена. И, главное, безошибочно подобрал, с первого раза... Эх, знал бы он!..
Какое это поэтическое место! Станичка - одна улица, зажатая между серебристым Хопром и меловой горой. Сады с одной стороны спускаются к самому берегу, с другой - взбираются на взгорье. Взбираешься за ними ты - и горизонт раздвигается необъятно. За рекой, куда только хватает глаз, тянется могучий лес с врезанными в него озерами. На этих озерах мы с Алешей и рыбачили и охотились.
Нет, пожалуй, большей красоты в мире, чем лесное озеро на рассвете, когда отражает оно в себе могучие дубы и могучие облака. Оно красиво еще и потому, что все время меняет свой цвет - от темно-зеленого до нежно-голубого, словно незримый кто-то растворяет в воде самые разные краски. И я, типичный потомок плаксивой интеллигенции, полюбила тот миг, когда застоявшуюся утреннюю тишину вдруг разрывает звук выстрела, и озеро, испуганное падением чирка, ломает очертания дубов и разметывает облака.
