и мы рассмеялись.
Дима шагнул ко мне, взял голову в ладони и заглянул в глаза:
— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
— Знаю, — ответила я. — Ты согласился на эту безумную эскападу.
— Я почувствовал, что для тебя это важно, — признался он.
У меня защемило в груди.
— Так и есть, Дима. Если тебе будет совсем невмоготу…
Он прервал меня нежным объятием. Всё это уже сто раз обговорено. Если кому-то из нас не понравится секс втроём — он честно это озвучит. Никто не обязан терпеть боль.
В дверь деликатно постучали, это пришёл официант с десертами. Пока он выгружал на столик тарелки и бокалы, я скрылась в ванной комнате.
Лицо пылало румянцем, глаза блестели — и я знала, что не из-за Димки.
Из-за Кирилла Ярцева. Моё наваждение, мой соблазнитель, мой тайный любовник, с которым я не собиралась встречаться после первого торопливого и предосудительного секса. Возбуждение бурлило в крови. Как он это сделает? Неужели его не смутит присутствие соперника? А как поведёт себя Дима? Я специально наблюдала за ним перед отъездом из дома: он не принимал никаких таблеток и не брал упаковку «Виагры» с собой. Она так и осталась лежать в рабочей сумке, которую он таскал на конюшню. Дима был уверен, что проблем с потенцией не будет? Интересно, что придавало ему такую уверенность?
Я почистила зубы и совершила необходимые гигиенические процедуры. Потом расчесала идеально выпрямленные волосы, которые блестели и переливались под светом галогеновых лампочек. Стёрла помаду и нанесла на губы увлажняющий бальзам. Меня будут целовать — и я буду целовать в ответ. Мне хотелось, чтобы мои губы были мягкими и вкусными. И не хотелось красных разводов у всех на подбородках.
Я вышла из ванной и услышала стук в дверь. Не дожидаясь, когда подойдёт Дима, я открыла её и впустила Кирилла. Мы стояли в прихожей и смотрели друг на друга, а мир вокруг нас терял очертания и постепенно исчезал — и стены дорогого номера в знаменитой гостинице, и питерские соборы, и колючий декабрьский снег, и всё остальное, что существовало помимо нас и наших чувств. Лишь они имели значение.
Я шагнула к Кириллу, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы. В ту же секунду он запустил пальцы в мои волосы и обхватил затылок, крепко прижимая к себе. Как будто боялся, что я прерву поцелуй. Ответил с такой страстностью, что голова закружилась. Мы жадно присосались друг к другу, обнимаясь, толкаясь бёдрами, терзая губы и прикусывая языки.
Он оторвался от меня первым:
— Маша, — хрипло попросил он, — давай уйдём отсюда?
— Куда? — не поняла я.
— Да без разницы. Куда-нибудь. В мой номер, ко мне домой, в Париж. Ты только скажи «да», и я тебя увезу. — И прибавил так тихо, что слов я не услышала, но прочитала их по губам: — Прошу тебя.
Он действительно ревновал. Ему не хотелось ни с кем меня делить. Как глупо и неуместно. Он пережил тройничок с любимой женой, переживёт и со мной, чужой для него женщиной. Я покачала головой:
— Нет, Кира. Нет…
Мы не для того собрались, чтобы бросить Диму в одиночестве и сбежать туда, где не будет никого, кроме нас двоих. Цель встречи абсолютно иная. То, что нам до смерти хотелось трахнуть друг друга, — это незапланированный побочный эффект. К делу он не относился.
На челюстях Кирилла напряглись желваки. Неужели он надеялся, что я плюну на наши семьи и сбегу с ним в какой-то условный Париж? Мы оба несвободны. Такие решения не принимаются с бухты-барахты. Тем более я любила Зою. И Диму тоже, да. Я до сих пор любила мужа, несмотря на все наши проблемы.
Кирилл подхватил меня на руки и понёс в спальню.
С каким удовольствием я бы закрыла глаза и отдала ему полный контроль! Пусть делает со мной всё, что хочет. Всё, о чём он фантазировал, представляя нашу близость. Мне хотелось дать этому мужчине то, что он недополучил с женой. То, в чём нуждался, как любой нормальный мужик, — в ответном тепле, в густой влаге между ног, в стонах и содроганиях, в полноценном женском оргазме.
Но нельзя забывать о цели.
По дороге в спальню я зацепила Димку, стоявшего в гостиной, как соляной столп, и потащила за нами. У него было такое лицо, словно он вот-вот грохнется в обморок, но скулы его горели, а язык облизывал пересохшие губы. Я видела, что он возбуждён.
Кажется, всё шло по плану.
12. Провокация
В спальне он опустил меня на ноги около кровати. Я пошатнулась, но Кирилл придержал меня за талию. Собрал мои волосы в хвост, намотал на кулак и легонько потянул. Я машинально запрокинула голову, подставляясь под его поцелуи. Рот приоткрылся сам собой.
Он целовал меня жадно и методично, словно не хотел пропустить ни одного сантиметра, — губы, щёки, подбородок. Облизал ушную раковину, потеребил серёжку и провёл влажным языком по шее до яремной впадинки. Ощупал губами ключицы и продолжил путь вниз. Склонившись надо мной, он засунул нос в ложбинку между грудями, глубоко вдохнул мой запах, а потом, как наглый голодный кот, потёрся о кожу бородкой и всем лицом. Ласкался и метил.
— Я так тебя хочу, — сказал он, выпрямляясь.
По нему было заметно. Мало кто смотрел на меня с таким вожделением. Я таяла и трепетала под его взглядом, мышцы бёдер автоматически сжимались, по спине пробегала дрожь.
— Я тоже тебя хочу, — ответила я тихо.
Воздуха не хватало.
Кирилл выпустил из захвата мои волосы и перекинул их на грудь. Я поняла, что он задумал. Опустила голову. Он обошёл меня сзади и нащупал язычок молнии на платье. Медленно потянул вниз. Вж-ж-жик — и узкое атласное платье перестало стягивать мои бока. Разгорячённую кожу обдало прохладным воздухом, вся она покрылась мурашками.
От Кирилла это не укрылось. Он наклонился и поцеловал шейный позвонок, от чего меня выгнуло дугой. Положил горячие ладони на голые плечи и не спеша освободил их от платья. Потянул ткань вниз, обнажая грудь, живот и бёдра. Платье упало на ковёр, как смятый ворох глянцевой бумаги. Я перешагнула через него и осталась в чёрном белье и чулках, которые контрастно выделялись на белой коже.
Развернулась к Кириллу передом. Он пожирал меня глазами, скользя взглядом по пышной груди, прикрытой полупрозрачным шёлком, и низу живота, который подрагивал от напряжения.
Ему нравилось то, что он видел. Там, в детской комнате в доме с атлантами, он не мог меня рассмотреть. Мы совокупились в темноте, как изголодавшиеся животные, дорвавшиеся до мяса, но сейчас нам хотелось видеть
