– Давай его сюда.
Срубив упругий вязок, Василий мастерски пристроил его к задку телеги, в виде полоза, крепко привязал веревкой, предварительно с задней оси колесо и надев его на передок, вместо поломанного.
– Ну, трогай, – скомандовал Василий.
Семион кнутом огрел свою лошадь, она, сдернув с места засосавшую течением воды телегу, натужно упёршись, выволокла телегу на противоположный речной берег.
– Ну вот, спасибо тебе Василий Ефимыч, а то бы я один-то и не выкарабкался из этой бездны.
Объехав несколько раз плугом широченный, бесформенный лан земли, с несколькими небольшими болотинами посредине, и начав его пахать «на развал», отец крикнул:
– На, Вань, попаши, а я немножко отдохну.
Ванька принялся за пашню. Вскоре его внимание привлёк грохот и мерный постук колёс проходившего поезда, по вблизи проходившему полотну железной дороги. Без натуги, неторопливо, паровоз вёл за собой по-червячьи изогнувшийся состав товарных вагонов. Он гордым хозяином лихо летел на ажурный железный мост, мерно отсчитывая стыки рельс.
В ночном. Пожар на Слободе
Окончились весенние посевные работы в поле, осталось закончить посадку картофеля. Пришёл Иван Трынков к Савельевым, завёл разговор о картошке:
– У кого бы картошки подыскать и выменять-бы, а то у нас своя-то выродилась. Осенью, во время рытья в поле, собрали мелочи вполовину с землёй и грязью всего два воза. Она в яме вполовину перемёрзла, вполовину сгнила. А на усадьбе за баней-то, в прошлом году, вроде хорошая картошка была, но ребятишки бегали по нашей усадьбе к соседям яблоки воровать, всю картошку истоптали, – жаловался Иван. – Я нынче уже половину усадьбы засадил картошкой-то, только борозды получились кривыми, извишхлял я их, сделал какими-то вавилонами. Уж меня баба-то! Кричит на меня: «Лучше бы ты вкруговую садил!» Я взял, от греха подальше к вам вот и смылся. Да вот, кстати, насчёт и семян картошки разузнать бы, в обмен-то. У нас её, досадить усадьбу, так и так не хватит, – окольным путём подговаривался Иван, чтоб Савельевы выручили его картошкой досадить усадьбу.
– А ты, что, разве за церковное сторожение-то не собрал с народа по селу-то? – полюбопытствовал Василий.
– Все руки до этого не доходят, – наивно сознался Иван. – Я уж и так ругаю сам себя, что из-за этого приходится картофельную посадку затягивать. Вы, наверное, скоро окучивать будете, а мы только с посадкой хлопочем, – добавил Иван.
– А ты знаешь Иван Васильевич, что картошка-то у нас в России появилась только в прошлом столетии? – спросил Трынкова, вступивший в разговор Санька.
– А откуда ты знаешь? – полюбопытствовал Иван.
– Я в избе-читальне, в журнале «Сам себе агроном» вычитал, – доложил Санька.
– Картошка-то к нам из Америки завезена, до этого русские крестьяне и знать не знали об ней, как например, сейчас не все знают о полезном овоще помидорах.
– Вот, голова, видно век живи, век учись, и все же на свете не разузнаешь, – мечтательно заключил Иван.
– Выручил бы я тебя, Иван Васильич картошкой, да у самих осталось мало, почти всю высадили, а до рытья-то ох, как ещё долго! – проговорил Василий, решив отказать Ивану, и чтобы долго не рассусонивать об этом, он сказал сыну Ваньке:
– Сегодня вечером собирайся в ночное, пускай лошадь там отдохнёт и травы наестся. У Серёжи, в низинах, бают травища чуть не по колено.
Ночное – это ночная пастьба лошадей по лугам и болотам после управки с весенним севом, когда еще яровые хлеба не взошли, а озимые находятся в другом поле, чтоб её не потоптали лошади. В ночное, верхами на лошадях, обычно приезжает молодежь, парни-подростки. Нет веселее и забавнее поры для ребят, чем провести теплую весеннюю ночь в ночном. Прежде всего, всю ночь негаснувший костёр, в котором печется захваченная из дома картошка и яйца. Вокруг костра веером сидят парни. Огонь ярко озаряет лица, искры от костра причудливо летят ввысь, вблизи в вязкой полутьме всфыркивая, мирно щиплют сочную траву лошади.
Чтобы лошади не забродили в хлеба, их спутывают, и чтобы они были в известии – на шеи им подвязывают бубенцы-глухари. Какой-нибудь парень резвый на язык, знающий целый ворох сказок и множество крестьянских бытовых новостей, былей и небылиц, расположившись поудобнее у костра, начинает свой долгий, не имеющий ни начала, ни конца, рассказ. Время от времени палочкой пощупав в золе костра, не упеклась ли картошка и обведя всех испытующим взором, принимается за свое повествование. Тягуче тянется, как упряж, его несмолкаемая речь. Его не клонит ко сну и не берет его дремота. Речь его затихает только тогда, когда ему на ухо кто-нибудь предательски шепнет: «Вон там в кустах кто-то спит!» И тут начинается потеха для бодрующих и наказание для уснувшего, сморенного дремотой и погрузившегося в сон несовершеннолетнего паренька. Пока он бесчувственный спит, ему за ногу привязывают веревку, другой конец которой привязывают за хвост лошади, и пошла потеха. Лошадь начинает гонять по приближенным просторам. Успевшего уже проснуться «провинившегося» парня, начинают волозить по кочкам, кустарнику и по воде.
– Ладно, ладно, тр-р-р слышится от не в шутку перепуганного парня, и наслаждающее хихиканье истязателей. Проучив за нарушение общего порядка «в ночном – не спать», проказники-забавники отвязывают паренька, который недоуменно спросонья никак не может очухаться.
По берегам старицы (старого русла реки Серёжи) и по влажным берегам Мохового болота, успела уже вырасти сочная зеленая трава. Сюда-то и съезжаются верхами на лошадях, парни из села на ночное кормление своих лошадей подножным кормом. Вечером, садясь верхом на Серого Ваньке почему-то вздумалось, как когда-то в детстве, его отец послал за лошадью в поле, чтобы привести его с озими. Ванька, прихватив с собой товарища Паньку, вскоре нашли в поле Серого и уселись на него верхом. При подъезде к селу, вздумалось Серому (видимо от искуса насекомыми чесались у него бока), пропереться в теснине между двух копён. Карнизами копён, сширкнуло со спины лошади обоих седоков, и Ваньку, и Паньку. Грохнулись они на землю, больно зашибли бока, заревели. Серый в недоумении остановившись, жалостливо посмотрел на горе-всадников. А вот теперь девятилетний Ванька всецело владел конем, сидя верхом на Сером, лихо мчался галопом напрямик, поперёк пахоты только-что засеянных загонов. Взбалмошно гоня Серого, от встречного ветра у Ваньки захватило дух и вдруг, внезапно, Серый, споткнувшись в глубокой поперечной борозде (он был слабый на передние ноги от опоя), припал на колени, уткнувшись в мягкую землю мордой. Ванька по инерции слетел с Серого и ткнулся в рыхлую пашню. Отряхнувшись от прилипшей земли и оправившись от легкого ушиба, Ванька снова забрался верхом на Серого,
