Сеня уверенно миновала крыльцо, прошла вглубь сада и завернула за угол дома. Очередная вспышка осветила поваленный ствол. И возле ствола ей почудилось какое-то шевеленье.
— Эй! Есть кто-нибудь? — дрогнувшим голосом позвала Сеня. От волнения её пробирала дрожь.
— Давай сюда! Да поскорее! — послышался чей-то дребезжащий гнусавый голос.
— Куда? Я ничего не вижу — темно…
— Да, к дереву, к дереву! Экая непонятливая!
Сеня с опаской приблизилась к поваленному стволу. Снова молния прорезала темноту диким всполохом света. Под стволом… там было что-то мохнатое!
— Ну что ты копаешься? Палку тащи!
— Какую палку?
— Да, любую, любую! Там их полно возле сарая. Ну? Да, не стой ты столбом — больно же! Не видишь, меня придавило?
— Сейчас, подождите минуточку!
Сеня кинулась к темневшему в глубине сада сараю. В самом деле — возле него были свалены в кучу доски, бревна, длинные жерди. Она схватила жердь, лежавшую с самого верху, но та оказалась слишком тяжелой — Сеня с трудом её даже пошевелила. Наконец удалось выбрать небольшую, но крепкую жердь. С превеликим трудом она вытянула её из кучи и волоком подтащила к поваленному стволу.
— О-ох! Ну и копуша! Теперь просовывай её сюда — она будет рычагом. Да нет же, не так! Беда на мою голову! С этой, с этой стороны надо… Так, кажется, начинаешь соображать. Вот, теперь получается. Вошла? Глубоко вошла?
На все эти возгласы и указания Сеня не отвечала — не до того было. Кряхтя и сопя, она пыталась поглубже вогнать свою жердь между землей и упавшим стволом, используя её как рычаг, чтобы приподнять ствол. Наконец, вся красная от напряжения, она не удержалась на ногах, поскользнулась и шлепнулась наземь.
— Все, больше не могу — сил не хватает! — взмолилась она, еле переводя дух.
— Тогда попробуй приподнять ствол. Поднимай эту жердь, тяни на себя. Сильнее! Еще сильней!!! Так! Ага, кажется этот проклятый ствол поднимается… Еще немного — лапа застряла… Фу-у-у, сладили!
Из-под ствола выбралось что-то темное, мокрое и мохнатое…
— Ой! — только и смогла вымолвить Сеня, ощутив прикосновение мягкой и влажной шерсти и разглядев две яркие точки, светящиеся в темноте.
— И нечего ойкать, пошли отсюда. Надо же, вот угораздило! И здорово меня придавило — лапа совсем затекла… Еще не хватало хроменьким сделаться!
Существо цепко ухватило её за руку прохладной лапой и, прихрамывая, увлекло за собой — к дому. Что было потом Сеня помнила смутно — голову будто заволокло туманом. Очнулась она сидя на голом пружинном матрасе, лежащем на полу возле покоробившегося ящика из-под посылок, служившего столом, и старого колченогого венского стула. На стуле восседало спасенное существо и разглядывало её своими круглыми глазками, светящимися в полутьме фосфорическим блеском. Она снова ойкнула и зажмурилась. А потом ощутила обволакивающее тепло мягкой ткани, а руки её коснулось что-то гладкое, твердое и горячее.
Приоткрыв глаза, Сеня обнаружила на себе теплый клетчатый плед, а в ладонях — кружку с темной дымящейся жидкостью.
— Пей! — приказало ей существо тоном, не терпящим возражений.
— А что это? — робко поинтересовалась девочка.
— Во всяком случае, не отрава! — был ответ.
Она с опаской глотнула раз, другой… вкусно! Похоже, её угостили каким-то травяным настоем или отваром, — терпким, сладковатым, душистым, от которого по всему телу сразу же растеклось блаженное тепло, а на душе воцарился покой.
— Ну, согрелась? — деловито осведомился её немыслимый собеседник.
— Ага! — кивнула Сеня и почувствовала, что улыбается, даже щурится от удовольствия.
Ей никогда не было так покойно и хорошо, как в этой полупустой комнате, рядом с неведомым существом с пронзительными светящимися глазами.
— Ну вот и хорошо! Грейся. А я ещё дровишек подкину.
Только тут Сеня заметила в углу печку-буржуйку с приоткрытой заслонкой, из которой падали на стену отблески танцующего огня.
Существо между тем соскользнуло со стула и неслышно засеменило к печке, припадая на одну лапу. Ступни и ладошки у него не были сплошь покрыты шерстью — они были темные, со сморщенной грубоватой кожей.
«Так, все-таки, ноги у него или лапы?» — отчего-то мелькнуло в Сениной голове, но эту важную мысль она отмела, предавшись блаженной расслабленности.
Сухие дрова, подброшенные в жаркий и жадный зев печки, весело затрещали, свету в комнате чуть прибавилось, а Сенин новый знакомый вернулся на свое место и облокотился локотками на стол из фанеры, подперев ладошками толстоватые щеки.
— Есть будешь? — поинтересовался хозяин, прервав молчание, во время которого он беспардонно разглядывал свою гостью, а она — украдкой — его…
— Не-а, спасибо.
Девочка устроилась поудобнее и поплотнее закуталась в плед. Мысль о том, что дома её могут хватиться, как-то Сеню не беспокоила. Она продолжала восседать на матрасе, закутавшись в плед и прихлебывая чудодейственный настой, продолжавший оставаться таким же горячим…
— Тогда будем знакомиться. Ты наверное догадалась, кто я?
Сеня отрицательно покачала головой.
— Надо же… туповата! Хм! Ну ничего, это пройдет. Меня зовут Пров Провыч, близкие, которых, заметим, нету, — просто Проша, и в настоящем времени, увы, я все ещё домовой!
Сеня, как ни странно, восприняла это ошеломляющее известие совершенно спокойно. Ну, домовой — и домовой… мало ли, кого на земле не бывает! То ли оттого, что всем сердцем верила в чудеса, то ли стараниями самого Проши, то ли ещё отчего — мы не знаем — только она вела себя так, будто всю свою недолгую жизнь только и делала, что порхала с эльфами, беседовала с гномами и гостила у домовых! Да, поистине волшебные перемены произошли с ней в эту ночь. Сеня, кажется, теперь ничему больше не удивлялась — такой открытой и понимающей стала её душа!
— А меня зовут Ксана. Ксения! И ещё у меня масса прозвищ, но все они мне не нравятся… Вот только, пожалуй, Сеня…
— Как-как, Сеня? О, то, что надо! Так и будем тебя называть! Ты не против?
— Я — за! — с готовностью согласилась Ксения и прихлебнула ещё отварчику, а домовой скатился со стульчика и шаркнул лапой.
Весь он был не больше пятилетнего ребенка, с головы до пят покрыт густой темной шерстью, вот только физиономия не шерстяная — этакое кругленькое сморщенное личико. Посередине этого личика возле бугорков-щек и толстоватого носа горели ярко мерцающие глаза.
— Вы тут одни… живете? — поинтересовалась Сеня.
— Что значит одни? Нас, что, много?
— Просто я к вам «на вы» обратилась — так полагается.
— У кого это полагается? И куда полагается? Надо это срочно переложить! Будем «на ты» — и, пожалуйста, без этих глупостей… Понапридумают невесть что, потом в этой путанице барахтаются, хлюпают, ноют, а потом жалуются, что никакой жизни нет или что мир плохо придуман… Эх-хе-хе… да! Нет, пожалуйста, мне без фокусов, Колечка!
— А что такое Колечка? — полюбопытствовала Сеня, привстав с матраса, чтобы поставить на стол пустую кружку.
— Не что, а кто, — сурово ответствовал домовой, подливая ей в кружку отвару из старого закоптелого чайника, который он ловко выудил из-под фанерного ящика.
— Колечкой я буду называть тебя в минуты благости и душевного равновесия. Будешь у меня моя Колечка, и никто так звать тебя больше не будет. Это наш с тобой первый заговор. Ну как, нравится?
— Очень! А заговоры ещё будут?
— Не слышу обращения по имени…
— Пров Провыч… будут у нас ещё тайны?
— Можно просто Проша. А без заговоров и тайн нам никак нельзя — иначе ведь скучно — ты не находишь?
Он пробубнил это гнусавым своим голоском и, вновь соскользнув со стула, — а надо сказать, что все движения его были бесшумными, — приковылял к Сене и поправил на ней сбившийся плед.
— Пров Про… Проша, можно спросить?
— Не стесняйся!
— А что, обо всем можно спрашивать?
— А ты привыкла к тому, что не можно? Ох, бедная…
— Ага, не можно! Как это ты здорово сказал! Я хотела… ну, то есть… домовой — это кто? И как получилось, что рухнуло дерево и тебя придавило? И сколько тебе лет и всякое такое… ну, про домовых. Ты понимаешь?
— Было бы странно, дитя мое, если б не понимал! Ты обо мне, видимо, очень дурного мнения.
Проша насупился и отвернулся, фыркая и сопя. Сеня осторожно коснулась его густой мягкой шерсти и… рука прошла сквозь нее, как будто перед нею была пустота. Она испугалась и отдернула руку. А потом протянула её снова, пытаясь дотронуться до мясистого носа… носа не было. Ничего не было! То есть, было, конечно, но она не могла этого осязать…
А Проша в миг оказался у неё за спиной — он присел на краю матраса с противоположной стороны и гримасничал, растягивая рот до ушей, а руки, как в ускоренной съемке, росли на глазах… Вскочил, подпрыгнул, перекувырнулся через голову, вырос вдвое, втрое — чуть ли не до потолка, переплыл комнату, не касаясь пола, поскреб потолок — тот отозвался негромким, но внятным гулом, потом стал снижаться… комната накренилась… и Сеня не удержалась — вскрикнула, вернее скрипнула не своим голосом: «Мама!»
