переживаемый Вами, в свое время — был и мной пережит. Позвольте посоветовать Вам несколько солидных книг по истории литературы — все эти книжки можно выписать от питерских букинистов очень дешево — смотрите за объявлениями в «Русском богатстве» и «Современном мире».
Корш и Кирпичников — «Всеобщая история литературы», 4 тома стоят 30 руб., но я, например, купил у букиниста в Самаре за 2 р. 50 к. Это — солиднейшее сочинение, оно Вам даст очень много, в нем Вы найдете, как в хрестоматии, хорошие образчики древнейших литератур, начиная с китайской и до XIX века Хорошо прочитайте эту книгу — дело доброе.
По новейшей литературе:
Пти де Жюльвиль — История французской литературы
Куно Франке — --------- немецкой ---------
Обе книги тоже у букинистов, и очень дешево.
По новейшей английской, скандинавской, итальянской литературе — хороших книг нет, но—мне известно, что таковые переводятся и в текущем году, вероятно, выйдет хорошая история английской литературы.
По истории русской — Пыпин, наверное, покажется Вам очень скучным, но все же постарайтесь прочитать. Скабичевского читать бесполезно, он Вам ничего не даст, кроме своих мнений, грубых и, большею частью, неверных. Не бесполезно прочитать Когана «Очерки по истории новой русской литературы», и пришлю Вам Андреевича-Соловьева — эта книжка несколько легкомысленная, но интересная.
Как видите — всё с оговорками, причина та, что, у нас в России нет хорошей истории нашей литературы. Литература — огромная, изобилует зеликими талантами и требует историка с гениальными способностями, таковой пока еще не родился.
А современную беллетристику я бы советовал Вам не читать пока, читайте классиков русских. И западных— обязательно: Байрона, Шелли, Вальтер-Скотта и Диккенса, последнего читайте в переводах Введенского, их можно приобрести у букинистов по 50–75 коп.
Читайте Бальзака, Флобера, Мопассана, — это обязательно, как евангелие. Шиллера почитайте.
Из старых русских писателей очень советую прочитать внимательно — Лескова, Слепцова и Помяловского, Лескова — особенно.
И было бы хорошо, если бы Вы, прочитав Диккенсовы «Записки Пиквикского клуба», сейчас же вслед за этим перечитали «Мертвые души» Гоголя
Ну, будьте здоровы. Нервничать не надо. Людей строго судить — тоже вредно для Вас, а им это — бесполезно.
Около 21 января [3 февраля] 1911, Капри.
Посылаю книгу Родионова
Обратите внимание Ваше благосклонное на разноголосицу предисловия и текста.
Сие можно объяснить так: написал земский начальник Родионов книгу и показал рукопись кому-то, кто умнее его, и этот, умный, сказал: «Здорово пущено, но — старо, слишком явны преувеличения, и сразу видно, что клевета. В таком виде — не будет иметь успеха. Давай сочиним предисловие, в коем скажем, что, мол, все это «наше преступление» и что надо нести в народ «мир, свет, знание». Читатель поверит и не заметит, что в тексте мы рекомендуем водворять мир посредством виселиц».
Так и сделали, сволочи. А читатель — и даже писатель Чуковский — не заметили и похвалили—хорошо, правдиво!
А оно — не правдиво, ибо: во-первых, действие происходит в Боровичах, Новгор[одской] губер[нии], — город дан — Боровичи, предместье — Спас, а в одном месте своим именем названа деревня Потерпеловка — таковая в пяти верстах от Боровичей, по течению Меты, претив Потерпелицкого порога.
Почему сие важно? А потому, что население в тех местах не чисто земледельческое, а фабрично-заводское, вокруг Боровичей — залежи белой глины и стоят немецкие фабрики посуды и 24 гончарных завода, а также — кирпичные — знаменитый «боровской» кирпич. Земля Ев. Аничкова, многословного профессора, сдана в аренду Вехтеру; кажется, на ней тоже огромная фабрика изделий ив белой глины. Хлебопашество же в уезде совершенно не развито, о чем даже в географии сказано.
Стало быть: действующие у Род[ионова] мужики прежде всего — не мужики, а ф[абрично]-з[аводские] рабочие, — разница, сами понимаете, существенная в смысле психики.
Но и приняв во внимание буйственный характер ф[абрично]-з[аводокого] рабочего, все же, я уверен, врет Родионов, а уличить его — просто: стоит только навести справочку в Бор. уездн. земской больнице: сколько битых поступает в амбулаторию по праздникам? В среднем? И — окажется, что 12-ти зарезанных в один спасов день — не было. Сволочь он, Родионов-то!
«Речь» устами Чуков[ского] признала книгу сию верным отражением правды житейской, но — спустя несколько м[еся]цев, — сконфузилась и поместила на 3-й странице своей заметку о том, что зем[ский] нач[альник] Род[ионов], автор «Преступления», слишком уж усердно дует мужиков по зубам.
Сейчас пойду искать этот № «Речи» — авось Вам годится для порки земского начальника.
Эх, и православных душ печальник
Господин земской начальник.
Ен не курит, ен не пьет,
Мужиков по мордам бьет!
А «Речь» не могу найти, жаль!
Январь, до 29 [февраль, до 11], 1911, Капри.
Дорогой Исаак Израилевич!
Почему «вечная» сказка? Сказки — они все вечные. Назовите просто «Сказка», и это будет вполне понятно. А «вечная» — как бы указывает на некую философию картины, внушает мысль о тенденции.
Получил «Казаков» и Вашего «Старика», — глубоко благодарен, тронут, — милый Вы человек. Нравится мне старик, очень хороши глаза, особенно хороши. Спасибо!
Жалко мне, что «Фонтан» куплен частным лицом, а не музеем. Такая это ясная вещь, и так хорошо бы постоять пред нею полчаса где-нибудь в хорошей галерее, — постоять, подумать о детях, весне, о радостях жизни.
В творчестве Вашем для меня самая ценная и близкая мне черта — Ваша ясность, пестрые, как жизнь, краски и тихая эта любовь к жизни, понятой или чувствуемой Вами как «вечная сказка».
Рад я, что Вы работаете много и охотно, еще более рад, что скоро увидимся.
Получаю письма от Прохорова и Павлова, — работают ребята и, видимо, жизнью своей довольны. Хорошие они оба.
Живу, как всегда, — пишу, читаю, много вижу разного народа.
Переберусь скоро на новую квартиру, очень ладно там, все тихо, уютно, и все мои книжки будут сжаты, как в кулаке, вокруг меня.
Приедете — новоселье справим, напою Вас пьяным, сам напьюсь — тут Вы меня сразу и напишете, по совету Серова.
Крепко обнимаю, Любови Марковне большой поклон.
Какие символы Горелов-то пишет!
Видел снимок с его Л. Толстого.
А Илья Ефимович, скупец, не дал обещанный этюд.
Ну, ну!
До свиданья!
М[ария] Ф[едоровна] и все наши очень кланяются.
Уважаемый Александр Александрович!
Мне выслана «Киевская мысль», чем весьма тронут. Посылаю
