Я молча шагал за ним, показав рукой в гостиную. На этот раз он, похоже, заметил если не меня, то мою руку, потому что пошел куда надо. Я молча отодвинул перед ним стул. Он с грохотом сел. Луи вошел в комнату, быстро заговорил о "кабанах". Старик молчал.
Сюзанна поставила перед ним чашку с дымящимся кофе. Старик молча придвинул чашку и громко отхлебнул, пытливо глядя то на меня, то на Луи. Шрам стягивал кожу над правым глазом, открывая красное безресничное веко, и оттого взгляд старика делался жутко пронзительным.
- Я Виктор, сын Бориса, - произнес я свой пароль, будучи не в силах отвести взгляда от его застывших всевидящих глаз.
Гастон едва заметным кивком дал понять, что слышал.
- Виктор прилетел из Москвы для того, чтобы... - начал по-французски Луи мне в поддержку, но старик и бровью не повел.
Так дальше не пойдет, это бесполезно, все равно он будет молчать как рыба. Надо его расшевелить. Я схватил заветную папку, вспорол замок, достал фотографию "кабанов" и положил перед Гастоном.
- Вот он! - сказал я, показывая пальцем.
- Борис, - скорее выдохнул, чем выговорил он, и рассеченные губы его с усилием растянулись в улыбку, напоминающую гримасу боли, - Борис Маслов, проговорил он более уверенно, - он был настоящий парень. А это Альфред Меланже, он тоже настоящий парень. Он мертв. И Борис мертв! - Но до чего же странно он говорил, я даже имена разбирал с трудом.
- Он по-валлонски говорит, - сказал Луи.
По-валлонски, по-баварски, по-китайски - какая теперь разница, коль старый Гастон заговорил!
Старик достал из пиджака сложенную газету, не поспешая, развернул ее, аккуратно разгладил ладонями, ткнул пальцем в меня, стоящего на фоне церкви.
- Чего тебе надобно, старче? - спросил я с улыбкой. - Это я, Виктор, сын Бориса, собственной персоной перед тобой. Не томи душу, выкладывай!
- Дай ордун, - потребовал Гастон. Я не понял, но Луи обратился к Сюзанне, и та поспешно взяла зеленую коробочку, лежавшую на буфете.
- Вот мой орден, старик, - я достал серебряного Леопольда из коробки и положил его на газету - орден Бориса.
Гастон взял орден, почтительно взвесил его на ладони.
- Леопольд наш король, - сказал он.
- Все верно, старик. Вот мои остальные верительные грамоты, - я выложил перед ним все свое богатство: указ на орден, грамоту на партизанскую медаль, удостоверение личности с фотографией. - Это Аэрофлот. Штурман второго класса Виктор Маслов. Пепел Клааса стучит в мое сердце. А теперь и ты выкладывай, старче. Где предатель? Ты же видишь, я поклялся его найти. Где он?
- Борис Маслов, - Гастон снова вернулся к тому, с чего начал. Потом положил орден в коробочку и приказал: - Пусть они уйдут. А ты сюда! - он ткнул пальцем в мою сторону и указал на стул. - Я буду говорить только с русским.
- Год фердом, - выругался по-валлонски Луи, подступая к старику, но тот не реагировал. - Он будет разговаривать только с русским! А мы кто - не люди? Я отсюда не уйду. Я партизан Армии Зет. Я коммунист, понимаешь ты, валлонская твоя башка.
Но старый Гастон оказался железным.
- Тогда я все сказал. Адьё! - И принялся неторопливо, но деловито складывать газету.
Луи пошел на попятный:
- Хорошо, я уйду, но ты еще пожалеешь об этом, старый валлонский баран. Ты перевернутый горшок, вот ты кто.
- Закрой за ними дверь! - приказал мне старик.
Я подошел к Луи:
- Его ведь тоже можно понять, дорогой Луи. Он отвык верить своим соотечественникам.
- Мальчишка! - кричал на меня Луи, скрываясь в дверях, а я едва от смеха удерживался.
Мы остались вдвоем.
Я тут же как бы невзначай пододвинул фотографию. Гастон увидел ее и ткнул пальцем в Мишеля.
- Кто это? - сказал он.
- Спроси что-нибудь полегче, старик. Мишель, разумеется, он же Щеголь.
Гастон посмотрел на меня с уважением.
- Мишель Ронсо, - продолжал он, доставая черный потертый бумажник. Извлек старую фотографию, обломившуюся с края. Двое мужчин стояли у какого-то дома. Одного я сразу узнал: носастого. Старик подтвердил: Мишель Ронсо и Густав Ронсо, два брата, - он показал на пальцах и перевернул фотографию. - Видишь надпись: "Дорогому брату Мише... от Густава Ронсо. 15.08.38-го..." - Я внимательно разглядывал надпись, все было так, как Гастон говорил. Краешек старой фотографии отломился, и оттого не хватало нескольких букв в окончаниях слов, надпись и без того была понятна. Гастон снова перевернул фотографию, теперь я и дом узнал, тот самый, с веселенькими занавесочками. - Густав Ронсо - хозяин "Остеллы", - продолжал старик. - Густав рексист, понимаешь? Альфред и Борис пиф-паф Густава Ронсо, они его убили. Мишель Ронсо отомстил за брата, он предал "кабанов" и получил за них денежки.
Вот и все. Очевидность тайны даже разочаровывала. До чего же все просто, только этой детали я и не мог ухватить: они были братья. В ней и мотив, и дальнейшая нить. Вот и ответ на вопрос, который томил меня вчера утром у родника, когда я вглядывался в его хрустальную глубь. Вот кто сказал женщине в черном, кто убил ее мужа, - Мишель. Сошлись мои камни, главное имя начертано на могильной плите.
Я вытащил из папки столовый нож, положил его перед стариком. Гастон коротко кивнул.
- Еще не все, доблестный старче. - Прямо на газете я написал: М.Р. = П.Д. = X. - А такую задачу с двумя неизвестными ты можешь решить? Как бы лучше сказать: кроссворд, ребус, сфинкс - понимаешь?
Гастон пошарил в бумажнике и положил рядом с ножом пожелтевшую визитную карточку. "Мсье Пьер Дамере, - прочитал я, - отель "Святая Мария"..." Намюр, улица, номер дома, телефон - все было как полагается, удобная вещь эти карточки, ничего не скажешь.
- Я "кабан", - с гордостью сказал Гастон. - Двенадцатый "кабан". А этот был свинья, он даже и тогда струсил, он переменил имя и стал Пьером.
- Старый адрес сорок шестого года, - заметил я, указывая на карточку, и опять старик поглядел на меня с уважением. - После этого Мишель-Пьер жил и в Монсе, и в Генте. Имя он тоже мог переменить в третий раз. Где же он сейчас?
Гастон сконфуженно головой помотал.
- Ты можешь не уважать старого Гастона, но этого я не знаю.
- Я тебя уважаю, старик, - я разлил остатки водки по чашкам. - Спасибо и на том, что ты открыл нам. "Святая Мария", неплохо придумано, ха-ха.
- "Остелла" принадлежит Пьеру, - заключил старик.
- Едем в "Остеллу"! - воскликнул я второй раз за нынешнее утро.
- Пьер там не живет, - уточнил Гастон. - Но больше я ничего не знаю.
- Постой, старче, постой, - я задумался, пытаясь соединить свои данные с версией Гастона. Еще не все сошлось у старого Гастона. Как же мог Мишель быть в "кабанах" под фамилией Ронсо? Ведь тогда бы Альфред узнал, что Густав и Мишель - братья. - Что-то у тебя не сходится, доблестный "кабан". Отвечай, старче.
Но старый Гастон снова впал в молчание и, видимо, надолго - на сей раз по мотивам выдающегося храпа.
ГЛАВА 20
Николь приехала на мотороллере. Я выбежал к ней. Машины Луи на дворе уже не было. Сюзанна сказала, что тот уехал в Льеж к президенту.
- Салют от Пьера Дамере.
- Кто это такой? - спросила Николь, слезая с мотороллера. Она была в сногсшибательных голубых брючках, желто-красном полосатом свитере - хороша моя сестренка. На плече висела дорожная сумка.
- Скоро его имя узнает вся Бельгия, - сказал я грозно.
- Он звезда экрана? - Николь покрутилась передо мной, красуясь.
- Пьер Дамере - предатель. Он предал нашего отца.
Николь сразу перестала крутиться.
- Ты уже нашел его? - спросила она, и озабоченные складки набежали на ее лоб. - Почему же этого нет в газете?
- Разве ты не знаешь, что газеты всегда опаздывают. Следуй за мной. Перед тобой главный арденнский следопыт, - мы уже вошли в дом. - Тс-с, кажется, он немножко спит.
Николь с интересом смотрела на громогласно храпящего Гастона, которого мы с Сюзанной уложили на диван, и ничего не понимала. Мы прошли на кухню, и я, как умел, рассказал ей все, что узнал от старика.
- Надо ехать в "Остеллу"! - пылко воскликнула она. - Едем на моем мотороллере.
- Не торопись, Николетт, не торопись, "Остелла" никуда от нас не денется. Прежде чем туда ехать, надо решить небольшую задачу: с чем мы туда поедем и зачем? Ты понимаешь, Николетт? - Она умела слушать, с ней хорошо думалось вслух. - Понимаешь: имя мы имеем, а что дальше? От имени до живого человека еще далеко, а я должен его своими руками пощупать. А может, он и это имя переменил - что тогда? Нет, за "Остеллу" надо крепко зацепиться. И Тереза там сидит...
- Какая Тереза? - с невольной подозрительностью спросила Николь.
- Этуаль д'экран, - засмеялась Сюзанна, указывая на меня. - Виктор влюбился в эту звезду.
- Тише, девочки, не отвлекайтесь. Продолжаю мысль. При чем тут влюбился? Просто мы не имеем права рисковать. Там же матерый волк сидит. Если на этот раз ниточка оборвется, то уж надолго, надо по-умному ее тянуть. Вот видишь, наш отец ошибочно написал про Жермен. А почему, спрашивается? Почему отец не указал на Мишеля? Теперь ответ более устойчив. Да потому, что предатель был не в отряде. И синяя тетрадь это подтверждает. Но тут можно и другое предположить: этот Мишель так ловко замаскировался, что на него не могли подумать самые близкие люди. Значит, и мы должны быть сверхосторожными. А он замаскировался и сидит в своей "Остелле"...
