- Запугиваете?
- Вас запугаешь, как же! - едва не покатился Полковник со смеху.
Ирония, однако, пропала даром: Дээсовец исчез, как бы растворился в воздухе. Полковник, впрочем, не слишком обескураженный этим обстоятельством, двинулся дальше в толпе Кузнецкого, отмечая взглядом то тут, то там расклеенные листовки. Посреди бурлящего книжного рынка остановился на минутку, повертел в руках Набокова, Солженицына, Бродского, поинтересовался ценами.
Вдруг среди жучков произошло шевеление, рынок в мгновение как-то сам собою рассосался. Полковник обернулся: приближался милицейский наряд.
- Старший лейтенант! - подчеркнуто громко окликнул Полковник возглавляющего наряд Сержанта и неудержимо весело спросил: - Перешли в милицию? Да еще с таким понижением?!
Якобы Сержант пробуравил Полковника серым взглядом и бросил через губу:
- Паяц!..
В рифму к тому, дачному, подвалу спустился Полковник по крутой щербатой лестнице флигеля Рождественского монастыря и оказался в столярной мастерской.
- Иннокентий Всеволодович! - вскочил с табурета навстречу вошедшему хозяин: пьяненький, но очень интеллигентный, в синем таком, застиранном, аккуратно выглаженном халатике.
- Николай Юрьевич, - здороваясь, склонил голову Полковник.
Дышащий на ладан черно-белый телевизор доносил сквозь сетку помех очередное заседание сессии Верховного Совета. Депутат с горящим взором страстно защищал Свободу Печати (с двух больших букв)! Мужчины постояли минутку молча, внимая оратору, потом Полковник, очевидно соскучившись, прервал паузу:
- Готово?
- А как же, Иннокентий Всеволодович! Мы ведь уславливались. А слово джентльмена! - засуетился Столяр: надел очочки из халатного кармашка, полез за верстак, извлекая стопку обструганных, проморенных, лакированных дощечек. - Вот так соберете, - принялся прилаживать одну дощечку к другой. - Вот так! И вот сюда - клеем!
- Спасибо, спасибо, Николай Юрьевич, - прервал Полковник. - Не первый, слава Богу. Знаю, - и открыл дипломат, где дожидалась момента гонорарный пузырь.
- Шестой сундук, сундук еще не полный? - вопросительно-улыбчиво пошутил пьяненький хозяин.
Шутка явно не понравилась гостю: он мгновенно подобрался, взгляд сделался жестким, тяжелым. Поставив бутылку на верстак, собрав дощечки под мышку, Полковник сухо кивнул и направился к выходу. Но Столяр преградил дорогу: обида высвободила механизм нетрезвой храбрости:
- Нет уж, постойте, Иннокентий Всеволодович! Не надо со мною так, будто эта бутылка! Не за бутылку я на вас работаю! И раньше работал - не за бутылку. Когда вы меня в свои пакости втравили! жучки ставить! микрофоны в табуретные ножки монтировать! Тут, может! - повертел Столяр ладошкою, - тут, может, обида! сладость падения! А вы! Вас ведь прежде моя сообразительность очень даже устраивала! умение с полнамека! Прямые-то приказы вы не очень любили отдавать! А сейчас дурачок удобнее? Который поверит, что вы решили на старости лет составить каталог домашней библиотеки? Я из уважения трепещу вас, полковник, - возвысил Столяр голос до пламенно-риторических интонаций. - А отнюдь не! Куда меня ниже этого подвала запрут? Может быть, честь? - расхохотался смешному словечку. Это вон этого, - кивнул через плечо на Парламентария С Экрана. - А я уж все! стабилизировался.
Полковник выслушал монолог молча, но, судя по примирительному резюме, с пониманием:
- Найдется кое-что и на этого.
- Вы уж не сердитесь, Иннокентий Всеволодович, - услышав примирительную нотку, вернулся Столяр к привычной уважительности. - Только так тоже нельзя, - и, подойдя к верстаку, откупорил водку. - Я тоже все-таки человек. А бутылка что? Бутылка - это!
Сейчас Полковнику уже неловко было уйти вот так просто, и он едва ли не с ужасом наблюдал, как разливает Столяр жидкость по двум подозрительным стаканам, как освобождает от липнущего к нему, неотдираемого, так что траурным ногтем приходится выколупывать, станиоля плавленый сырок, разламывает надвое:
- Прошу, Иннокентий Всеволодович, - пришлось приблизиться, взять с верстака и поднять стакан, - но труд скрыть брезгливость Полковник решил себе не давать:
- Сопьетесь вы, Николай Юрьевич! Вот ей-Богу - сопьетесь!
Возле гостиницы "Москва" волновалась толпа народа человек эдак на сто. Полковник остановился, с ироническим любопытством читая плакаты насчет турок-месхетинцев, насчет беженцев-армян, насчет какого-то провинциального начальства, и тут подкатила "Волга". Деловитая, подтянутая, целеустремленная, недурная собою, с красным эмалевым флажком на лацкане серого, изящно скроенного под скромный пиджака, вышла Дама-Депутат в сопровождении двоих шестерок и смело ступила в народ. Полковник по случаю оказался на ее пути.
- Здравствуйте, Иннокентий Всеволодович, - автоматически, машинально поздоровалась как-то вдруг сникшая, сдувшаяся Дама.
- Добрый день, Александра Александровна, - несколько криво улыбнулся Полковник.
- Меня поджидаете? - ужас нарисовался в депутатских глазах.
- Сегодня - нет.
- А-а! - с явным облегчением выдохнула Депутатка. - Очень рада, оч-чень! - Она, конечно, имела в виду соврать, что рада была встрече, но достаточно забавно получилось, что рада, что "сегодня нет", и Полковник с удовольствием отметил эту забавность. - Всего доброго, - и снова вся подобравшись, обретя уверенность, вклинилась в толпу, тут же обступившую ее с надеждами!
Выйдя из лифта, Полковник неловко поместил под одну руку и дипломат, и каталожные дощечки, а другою на ходу выкапывал из глубокого брючного кармана, из-под полы плаща связку ключей. Замок щелкнул, дверь подалась, но недалеко, удержанная цепочкою. Посыпавшиеся дощечки усугубили раздражение Полковника, выразившееся в слишком уж настойчивом, нетерпеливо-прерывистом звуке звонка. Полковник давил на кнопку до тех пор, пока раскрасневшаяся, возбужденная, смущенная, не появилась в дверной щели Прелестная И Юная Девушка, одетая одним легким халатиком - и тем явно наброшенным только что, впопыхах.
- Ой! Полковник! А что, разве сегодня уже вторник? Господи!
- Так вот и будешь разговаривать, через цепочку? - мрачно поинтересовался Полковник, собирая, коленопреклоненный, дощечки.
- Полковник, миленький! - Прелестная И Юная выскользнула на площадку и повисла на Полковнике, в результате чего дощечки снова оказались на полу. - Полковник, я совсем с ума съехала! Влюбилась как дура! Как полоумная! Ты не сердись, ладно! Он хороший, правда-правда! Таких теперь не бывает. Он! он! хороший!
Снова собрав дощечки, размягченный поцелуями внучки, однако изо всех сил стараясь сохранить видимость суровости, Полковник взялся за дверную ручку.
- Полковник, любименький! - повисла Прелестница на нем. - Не обижайся, пожалуйста! Не заходи, а! Я обед тебе все равно не приготовила!
Полковник сделался мрачен по-настоящему, застыл на миг и, решительным движением плеча отстранив с дороги внучку, зашагал к лифту. Прелестница бросилась вослед, и полы взлетели, распахнулись, подтвердив нашу догадку, что под халатом ничего на Внучке нету.
- Ты не прав, полковник, слышишь?! Просто такой момент. Неужто ты хочешь увидеть его! смущенным? Подавить, да? Чтоб он всегда при тебе?! Он ведь не виноват: это я ошиблась. Я с ума съехала - и пропустила вторник. Я пообещала ему, что мы будем одни, совсем одни, что никто не придет. Мы завтра к тебе заявимся, правда-правда. Вы познакомитесь. Честь по чести. Коньяку выпьете. Он тебе обязательно понравится. Ну полковник, слышишь, а?!
Полковник стоял лицом к лифтовой дверце, ждал кабину и на внучкины горячие речи внешне не реагировал. Из-за двери квартиры робко, однако, в полной готовности броситься на защиту подруги, выглядывал Юноша немногим старше Прелестницы. Рука его нервно застегивала пуговки на рубахе.
Лифт, наконец, явился. Полковник шагнул в него и нажал кнопку, так и не обернувшись. Когда дверцы за спиною схлопнулись, Полковник выпустил из рук и дощечки, и дипломат, закрыл глаза ладонью, словно от спазма головной боли, и буквально простонал:
- Господи! второго раза я не-пе-ре-не-су!
Вывески на дверях не было, окна-витрины плотно зашторены изнутри. Десятка полтора стариков и старух - так казалось в массе, на первый взгляд: возможно, из-за некоторого неуловимого стандарта в одежде; в действительности же встречались тут люди и вполне крепкие, никак не старше шестидесяти, да вот хоть бы и наш Полковник, - терпеливо ожидали времени, кто - группируясь по двое - по трое и тихо переговариваясь, кто, как Полковник - стоя гордо и одиноко. Один из этих, сравнительно молодых, подошел к заведению нервный, порывистый, возбужденный, чем сразу и выделился из подчеркнуто смиренной толпы. Потрясая сложенной вчетверо изнанкою наружу "Правдою", обратился к Полковнику:
- Посмотрите, нет, вы только посмотрите, что делают! Уже читали?! На кого замахнуться посмели?! Не остановить их - все рухнет! Натурально все! Вот как пить дать!..
