— Да ты, кажется, совсѣмъ не понимающая! Иди, раздѣвайся.
Люба отправилась къ себѣ въ комнату и стада снимать съ себя платье и корсетъ, дабы ложиться спать. Черезъ нѣсколько времени къ ней опять пришла Дарья Терентьевна. Она была въ юбкѣ и ночной кофточкѣ.
— Что это за люди Кринкины? Разсказывай… снова начала она.
— Да живутъ хорошо. Лариса Павловна дама хорошая, ласковая, такъ меня расцѣловала, только ужь очень она накрашена и сильно молодится. Все хочетъ молодыя роли играть. А вотъ мужъ у ней какой-то эдакій…. полоумный. Впрочемъ, онъ даже и не сидѣлъ съ нами, разсказывала Люба.
— Были-ли молодые люди изъ хорошаго купеческаго круга-то — вотъ я объ чемъ спрашиваю.
— Конинъ былъ. У нихъ, говорятъ, ватная фабрика.
— Ну, этотъ пьяница. Я знаю Конина. Это такой съ хриплымъ голосомъ?
— Да, съ хриплымъ. Только это, я думаю, отъ комизма.
— Какое отъ комизма! Просто пропилъ свой голосъ. Все съ актерами путается.
— Только онъ некрасивъ. Такой какой-то шаршавый.
— Красота тутъ не причемъ, матушка, а былъ бы человѣкъ солидный и изъ хорошаго купеческаго дома. Заводчикъ Корневъ былъ?
— Нѣтъ, не былъ.
— Да вѣдь онъ первый актеръ-любитель.
— Должно быть въ какомъ-нибудь другомъ кружкѣ играетъ. Вѣдь любительскихъ кружковъ много. Впрочемъ, о немъ кто-то упоминалъ, чтобы пригласить его.
— Вотъ это подходящій человѣкъ, хоть онъ и любитель, вотъ за этого человѣка ты возьмись, ежели его пригласятъ играть. У нихъ и пароходство, и заводы — и чего-чего нѣтъ! Мукосѣевымъ онъ родственникомъ приходится да и кромѣ того одинъ сынъ у отца.
— Онъ, должно быть, въ мукосѣевскомъ кружкѣ и играетъ.
— Конечно-же тамъ. Вотъ ежели-бы въ мукосѣевскій кружокъ тебя пригласили играть, такъ я-бы зажмурясь отпускала, потому тамъ все дѣти купеческихъ тузовъ, а здѣсь, я думаю, сбродъ какой-то. Ну, кто еще былъ?
— Да все банковскіе служащіе изъ разныхъ банковъ.
— Ну, конечно-же сбродъ.
— Адвокатъ одинъ былъ.
— Тоже горе. Нынче адвокату грошъ цѣна. Хорошій, который въ хорошія дѣла втершись, въ любительскіе спектакли играть не пойдетъ, а разные голь-адвокатишки, такъ хуже банковскихъ чиновниковъ.
— Я не знаю, маменька, почему вы противъ банковскихъ чиновниковъ. У васъ племянникъ банковскій чиновникъ, — заступилась Люба.
— И тоже голь.
— Онъ голь, а ежели Виталія Петровича взять…
Мать строго взглянула на дочь.
— Да что ты все про этого Виталія Петровича! Ужь не вздумала-ли ты съ нимъ что-нибудь въ серьезъ? Смотри у меня! — строго сказала она дочери.
— Лазина Анничка вышла-же за банковскаго чиновника — и живетъ хорошо.
— Не мели вздору! Лазина и ты. Лазина сирота, ее выдавалъ дядя и далъ за ней какихъ-нибудь пять тысячъ, а ты богатая невѣста.
— Да вы спросите-ка папеньку хорошенько. Можетъ быть этотъ Виталій Петровичъ и въ самомъ дѣлѣ хорошо достаетъ на биржѣ. Пусть папенька разузнаетъ.
— Молчи. Ужь изъ-за одного этого его надо гнать отъ хорошей дѣвушки, что онъ играетъ на биржѣ. Вѣдь это можно какъ выиграть, такъ и проиграть. Въ такую тоже можно петлю впутаться, что и не вывернешься потомъ. Конечно, у него нѣтъ ничего, такъ и терять нечего.
— Вы почемъ знаете?
Дѣвушка слезливо заморгала глазами.
— Что это такое? Слезы по этомъ мальчишкѣ? строго спросила Дарья Терентьевна. — Ну, стало быть, больше на репетицію не пойдешь.
— Да раздразните, такъ у каждаго будутъ слезы. Всякаго можно раздразнить.
— Не пойдешь, матушка, не пойдешь, повторила Дарья Терентьевна,
— Какъ это хорошо! Сначала отпустить играть, я уже роли взяла, а потомъ: не пойдешь! Вѣдь это-же невѣжество, вѣдь это-же все порядочные люди, съ какой-же стати имъ спектакль разстраивать!
— Плевать мнѣ на спектакль. Я дочь берегу.
Люба выпрямилась и торжественно сказала.
— Маменька, вы этого не сдѣлаете!
— Что?
— А вотъ чтобы играть меня не пустить.
— Увидишь, что сдѣлаю, ежели будешь бредить не вѣдь кѣмъ. Ну. ложись спать, пора, прибавила Дарья Терентьевна и стала уходить изъ комнаты дочери.
— Сначала дозволятъ, дадутъ обѣщаніе, а потомъ разстраивать и не пускать… бормотала ей вслѣдъ Люба.
Она легла въ постель, попробовала читать романъ, какъ это она всегда дѣлала на ночь, но ей не читалось. Передъ ней мелькалъ Плосковъ. Она вспомнила, какъ онъ ей пожималъ пальцы, какъ поцѣловалъ руку. Красивая фигура его дразнила: ее. Люба загасила свѣчу и заснула, но и во снѣ ей снился Плосковъ.
Покажи-ка, какія такія роли тебѣ дали вчера, — сказала на утро Дарья Терентьевна дочери.
— Роли, какъ роли. Что ихъ смотрѣть по пусту, — отвѣчала та.
— Однако, должна-же я видѣть, приличныя онѣ или неприличныя.
— Неприличныхъ ролей не бываетъ.
— Очень часто бываютъ. Напередъ говорю, неприличныхъ ролей я тебѣ играть не позволю. Покажи, говорю.
— Нате, смотрите, только все равно ничего не поймете.
Дочь подала матери тетрадку.
— Тутъ всего одна роль. а ты говорила про двѣ роли,
— Вторая роль еще не выписана. Ее привезетъ мнѣ сегодня или завтра Виталій Петровичъ Плосковъ.
— Какъ? Опять къ намъ пріѣдетъ?
— Такъ что-жъ изъ этого? Не безпокойтесь, онъ васъ не укуситъ.
Дарья Терентьевна взяла тетрадку и прочла:
— «Роль горничной изъ комедіи «Которая изъ двухъ?» Зачѣмъ-же ты горничную-то взяла?
— Ахъ, Боже мой! да такую дали. Эта роль очень хорошая.
— Нѣтъ, я къ тому, что и наряда хорошаго нельзя будетъ показать на сценѣ,- сказала Дарья Терентьевна и стала перелистывать роль. — Что это такое! «Щиплетъ ее за щеку», написано. Это тебя, что-ли, будутъ щипать за щеку?
— Да вѣдь это только такъ, для прилику, — отвѣчала Люба.
Дарья Терентьевна вздохнула и произнесла:
— Не люблю я этой фамильярности.
— Да вѣдь это сцена.
— Плюху-бы тебѣ вздумали дать на сценѣ. Кто-же тебя щипать то будетъ? Плосковъ, что-ли?
— Нѣтъ, не Плосковъ, а другой любитель. Это одинъ адвокатъ. Да что вамъ впередъ-то узнавать! Вотъ на репетицію послѣзавтра поѣдете — и увидите.
— Поцѣлуевъ въ этой роли нѣтъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, успокойтесь.
Дарья Терентьевна вообще была недовольна, что дозволила дочери играть на сценѣ, а когда вечеромъ пріѣхалъ Плосковъ и привезъ роль изъ комедіи «На Пескахъ», недовольство это еще болѣе усилилось. Она и дочь встрѣтили его въ гостиной и Дарья Терентьевна, даже не просила его садиться. Онъ, однако, переминался съ ноги на ногу и сказалъ:
— Ежели Любовь Андреевна теперь свободна, то мнѣ хотѣлось-бы пройти съ ней эту роль. У насъ сцены вмѣстѣ.
— Сейчасъ? возмутилась Дарья Терентьевна. — Да что вы, батюшка, съ одного-то. Вчера было распредѣленіе ролей, послѣзавтра будетъ репетиція, и наконецъ сегодня хотите проходить роль. Вѣдь у Любы не только свѣта въ окошкѣ, что спектакль. Она сегодня сольфеджей еще не играла на роялѣ.
— Въ такомъ случаѣ извините… сконфуженно поклонился Плосковъ.
Люба вспыхнула.
— Нѣтъ, нѣтъ. Останьтесь и прочтемте роли. Сольфеджи я могу и потомъ, проговорила она,
Мать покосилась на дочь, но не возражала. Люба пригласила Плоскова садиться и началась считовка тѣхъ сценъ, которыя у Любы и Плоскова совпадала вмѣстѣ. Дарья Терентьевна сидѣла тутъ-же и слушала, искоса посматривая; на Плоскова.
— Вѣдь никакого смысла нѣтъ вотъ въ такомъ чтеніи, сказала она наконецъ. — На сценѣ ежели дѣлать репетицію — ну, тогда я понимаю.
— Ахъ, какъ возможно! Мы все-таки привыкаемъ къ интонаціи, отвѣтилъ Плосковъ.
Черезъ нѣсколько времени Дарья Терентьевна спросила его:
— Заводчикъ Корневъ у васъ не будетъ играть?
— Кажется, что его хотятъ пригласить сыграть комическую роль въ «Что имѣемъ, — не хранимъ». Тамъ двѣ хорошія комическія роли, а у насъ только одинъ хорошій комикъ.
— Вотъ это прекрасный молодой человѣкъ, солидный. Любочка въ прошломъ году одинъ разъ танцовала съ нимъ въ Коммерческомъ собраніи.
— Маменька, да вы-бы хоть чаю велѣли подать Виталію Петровичу, заговорила Люба.
— Позвони въ колокольчикъ — подадутъ, отвѣчала мать сурово.
Дѣвушка сдѣлала движеніе съ пуговкѣ электрическаго звонка, но Плосковъ остановилъ ее.
— Нѣтъ, нѣтъ. Благодарю покорно. Я не хочу чаю.
— Отчего-же? Выпейте, опять какъ-то нехотя сказала Дарья Терентьевна.
— Боюсь простудиться. Напьешься горячаго, а потомъ сейчасъ выдешь на воздухъ и горло можетъ захватить. А намъ, актерамъ-любителямъ, чистый голосъ нуженъ.
— Ужъ будто такъ и нуженъ! И спектакли-то, я думаю, вовсе не нужны.
— Прекрасное, благородное развлеченіе.
— Не нахожу, чтобы оно было благородное. Извините вы меня, но, по моему, оно даже глупое.
— Чѣмъ-же? Чѣмъ-же, Дарья Терентьевна?
— Да вотъ вамъ нужно дѣлами заниматься, хлѣбъ себѣ заработывать, а вы пустяками занимаетесь.
