— Чѣмъ-же? Чѣмъ-же, Дарья Терентьевна?
— Да вотъ вамъ нужно дѣлами заниматься, хлѣбъ себѣ заработывать, а вы пустяками занимаетесь.
— Дѣлу — время и потѣхѣ — часъ. Вѣдь это все въ свободное отъ занятій время.
Считовка кончилась. Плосковъ началъ прощаться.
— Такъ до послѣзавтра, Любовь Андреевна, говорилъ онъ. — До свиданія. Дарья Терентьевна. Надѣюсь, что и вы пожалуете вмѣстѣ съ дочкой на репетицію.
— Непремѣнно пріѣду. Должна-же я видѣть что у васъ за народъ эти самые актеры и что у васъ тамъ происходитъ.
Плосковъ ушелъ.
— Вотъ нахалъ-то! воскликнула Дарья Терентьевна, когда за нимъ закрылись двери.
— Зарѣзали вы меня, маменька, безъ ножа зарѣзали своею грубостью! сказала Люба, чуть не плача.
— Погоди, не то еще будетъ, ежели онъ не уймется въ своемъ нахальствѣ.
— Да что онъ вамъ сдѣлалъ? Въ чемъ вы видите его нахальство?
— Какъ въ чемъ? Русскимъ языкомъ даю ему понять, что не желаю, чтобы онъ у насъ остался, а онъ все-таки остается.
Люба отвернулась и слезливо заморгала глазами.
Первая репетиція спектакля была назначена уже на сценѣ, въ театральномъ залѣ. Назначена она была вечеромъ въ 7 часовъ. Дарья Терентьевна ни за что не хотѣла отпустить дочь одну и поѣхала съ ней вмѣстѣ на репетицію. Когда онѣ къ 7 часамъ явились въ театральный залъ, актеры-любители были уже всѣ въ сборѣ, хотя репетиція еще и не начиналась. Нѣкоторые изъ актеровъ пріѣхали въ залъ далеко еще до 7 часовъ. Комикъ Конинъ явился съ цѣлой корзиной вина и уже угощалъ товарищей. Въ темномъ, освѣщенномъ только пятью-шестью газовыми рожками, залѣ, какъ шмели, жужжали участники любительской труппы, разговаривая между собой. Вдали виднѣлась сцена съ освѣщенной рампой и съ декораціей, изображающей комнату. Когда Дарья Терентьевна и Люба вошли въ залъ, ихъ встрѣтилъ Плосковъ и повелъ къ режиссерскому столу, за которымъ сидѣли офицеръ Луковкинъ и Кринкина. Около Кринкиной стоялъ гимназистъ Даниловъ,
— Только васъ и ждемъ, сказалъ Луковкинъ Любѣ. — Сейчасъ можемъ и начинать. Первой пьесой будемъ репетировать «Которая изъ двухъ», прибавилъ онъ и представился Дарьѣ Терентьевнѣ, отрекомендовавшись режиссеромъ.
— Позвольте ужъ и мнѣ познакомиться съ вами обратилась къ матери Любы Кринкина, назвавъ себя и протягивая руку. — Я такъ полюбила вашу дочь, такъ, что она для меня теперь какъ родная. Я ее видѣла въ спектаклѣ лѣтомъ, на маленькой домашней сценѣ и, по моему, она подаетъ большія надежды…
Луковкинъ захлопалъ въ ладоши.
— Участвующихъ въ комедіи «Которая изъ двухъ» прошу на сцену! крикнулъ онъ.
— Я пойду, маменька, а вы сядьте тутъ, сказала Люба.
— Хорошо, хорошо, отвѣчала Дарья Терентьевна, опускаясь на стулъ недалеко отъ Кринкиной и искоса разсматривая ее.
Плосковъ подалъ Любѣ свернутую калачикомъ руку и повелъ Любу на, сцену.
«Ну, опять прилипъ»… подумала съ неудовольствіемъ Дарья Терентьевна про Плоскова и ее всю какъ-бы передернуло.
Кромѣ Любы на сценѣ появился Гуслинъ и показались дѣвицы Бекасова и Трубачева. На суфлерской будкѣ спиной къ зрительному залу сидѣлъ, суфлеръ въ шляпѣ и съ книжкой. Рядомъ съ нимъ стоялъ Луковкинъ съ режиссерской тетрадкой. Началась репетиція. Дарья Терентьевна внимательно слѣдила за ней и особенно превращалась вся въ слухъ и зрѣніе, когда появлялась fla сценѣ Люба. Кринкина придвинулась къ Дарьѣ Терентьевнѣ и сказала:
— Какое прелестное времяпровожденіе эти любительскіе спектакли. Я буквально оживаю на сценѣ.
— Да. Но для молоденькихъ дѣвушекъ то оно, знаете… стала отвѣчать Дарья Терентьевна и не окончила.
— А что? Вы противъ?
— Отвыкаютъ отъ дома… отъ рукъ отбиваются, ну, и въ голову имъ разныя мысли вступаютъ. Конечно, я ничего не говорю, коли хорошая компанія, а вѣдь есть всякіе, такіе, которые могутъ и нажужигать въ уши то, что не слѣдуетъ.
— О, насчетъ общества не безпокойтесь. У насъ общество на подборъ. Вы про мужскую молодежь больше?
— Да вообще.
— Въ нашей труппѣ все прекрасные молодыя люди. И нигдѣ, знаете? дѣвушка не составитъ себѣ такъ скоро партію, какъ участвуя въ любительскомъ кружкѣ. Прежде всего, она на виду.
— Ну, не скажите. Не особенно-то любятъ этотъ видъ солидные женихи.
— Отчего? Я вотъ давно уже подвизаюсь среди любителей на сценахъ и сколько прелестныхъ партій составилось на моихъ глазахъ. Про Фулаевыхъ вы слыхали? <огатые купцы. Ихъ дочь Вѣрочка въ прошломъ году играла также въ нашей труппѣ…
— Позвольте, позвольте… Что онъ это ей говоритъ? перебила Кринкину Дарья Терентьевна и даже заслонила свое ухо, чтобы лучше слышать, что происходитъ на сценѣ.
Дѣло въ томъ, что въ это время репетировали свою сцену Люба и Гуслинъ, а режисеръ Луковкинъ, стоя спиной къ рампѣ, кричалъ:
— Побольше лукавства, мадмуазель Биткова! Побольше лукавства! Вспомните, что вы играете хитрую субретку, прошу повторить эту сцену.
И началось повтореніе. Дарья Терентьевна все ждала, что Любу ущипнутъ за щеку, какъ это она прочла въ роли дочери, но ничего подобнаго на сценѣ не произошло. Гуслинъ не протянулъ даже и руки къ щекѣ Любы.
— Какъ фамилія этого молодого человѣка? спросила Дарья Терентьевна у Кринкиной.
— Гуслинъ. Это начинающій адвокатъ.
— Дѣлишки-то есть-ли? Поди, безъ дѣлишекъ бѣдствуетъ?
— Ну, не скажу. Онъ занимается при какомъ-то присяжномъ повѣренномъ и тотъ ему представляетъ практику.
— Ахъ, даже и не самъ по себѣ, а изъ чужихъ рукъ глядитъ! Такъ… Ну, вотъ вы сейчасъ говорили о партіи… Я не про свою дочь, а вообще… Какая ужъ тутъ партія!
— Да вѣдь всѣ съ малаго начинаютъ. Но онъ прекрасный молодой человѣкъ. Немножко фатоватъ, это за нимъ есть, но душа у него предобрая.
— Одной душою нынче не проживешь, отвѣчала Дарья Терентьевна.
— Ну, невѣста принесетъ капиталъ.
— Тѣ, которые за невѣстой даютъ капиталъ, тоже ищутъ, чтобы этотъ капиталъ къ другому капиталу приткнуть. Ну, а этотъ офицеръ-то что такое?
— Онъ режиссеръ нашъ, сказала Кринкина.
— Нѣтъ, я вообще. Богатый человѣкѣ или такъ?
— Кажется, что у него нѣтъ никакого состоянія. Вотъ у насъ въ труппѣ состоятельный человѣкъ, — Конинъ.
Кринкина кивнула по направленію къ столу, за которымъ сидѣлъ передъ бутылками Конинъ съ компаніей.
— Знаю я его, небрежно сказала Дарья Терентьевна.
Кринкина продолжала:
— Немножко онъ кутнуть любитъ, но душа у него предобрая.
— Даже и не немножко. Я его по Озеркамъ знаю. Онъ тамъ на дачѣ жилъ.
— Женится, перемѣнится, а быль молодцу не укоръ.
— Ну, ужъ этотъ наврядъ перемѣнится.
Въ это время Люба кончила репетировать и Плосковъ велъ ее подъ руку, приближаясь къ Дарьѣ Терентьевнѣ. Дарья Терентьевна опять сморщилась отъ неудовольствія и когда дочь съ Плосковымъ приблизилась къ ней, не утерпѣла и сказала:
— И чего это ты все подъ руку-то?… Будто одна ходить не можешь. Вѣдь здѣсь не балъ, не танцы какіе, а репетиція.
Плосковъ быстро оставилъ руку Любы, поклонился и отошелъ въ сторону. Люба хотѣла что-то сказать матери, но покосившись на Кринкину, только пошевелила губами и нахмурилась.
— Чтo-жъ, домой теперь? спрашивала Любу Дарья Терентьевна, вообще сидѣвшая какъ-бы на иголкахъ, хмурая и на всѣхъ косо смотрѣвшая.
— Какъ домой! Что вы! Мнѣ еще нужно во второй пьесѣ репетировать, отвѣчала та.
— Нѣтъ, вы погодите. Мы еще будемъ чай пить, обратилась къ Дарьѣ Терентьевнѣ Кринкина. — Самое интересное, что у насъ есть, это то, что мы пьемъ чай въ антрактѣ репетиціи. Тутъ у насъ соединяются всѣ въ одну семью и дѣлаются какъ-бы родными.
— Да вѣдь это вамъ интересно. Ну, а мнѣ-то что?
— Вы увидите, какъ у насъ всѣ сблизившись. какъ всѣ, какъ говорится, санъ-фасонъ.
— Сиди ты! Куда-же ты? крикнула Дарья Терентьевна на дочь, видя, что та хочетъ отойти отъ нея.
— Я, мамаша, только къ Машѣ Бекасовой. Надо поговорить насчетъ костюма въ пьесѣ.
— Какой у тебя костюмъ! Дали какую-то горничную играть.
— Ахъ, какая вы строгая мамаша! покачала головой Кринкина. — Дайте ей свободу, дайте ей походить. Чего вы боитесь! Вѣдь здѣсь все свои.
— Для васъ свои, а она-то вѣдь у васъ въ первый разъ играетъ, Ну, ступай, ступай, ужъ ежели такъ тебѣ надо къ Бекасовой, смилостивилась Дарья Терентьевна, обращаясь къ дочери.
Люба отошла, Кринкина постаралась какъ-нибудь занять Дарью Терентьевну и принялась ей разсказывать, какъ въ прошломъ году Фулаева, дочь одного купца, игравшая въ ихъ труппѣ, составила себѣ отличную партію, выйдя замужъ за одного инженера-технолога, тоже любителя.
— По веснѣ онъ получилъ прелестное мѣсто на желѣзной дорогѣ — тысячъ въ пять и они уѣхали служить въ провинцію, продолжала Кринкина. — Братъ вотъ этого гимназиста, что стоялъ давеча около меня, былъ у нихъ въ Кіевѣ… Они поселились по мѣсту служенія въ Кіевѣ… и говоритъ, что живутъ, какъ магнаты. Потомъ еще въ прошломъ году у насъ составилась партія.
