взяла стакан сока у Аны Крус.
– Прекрасно. Мне снилась луна. Иногда она разговаривает со мной во сне.
– Когда она была маленькой, у нее была такая любимая книга, – объяснила Татинелли, проводя пальцами по густым светло-каштановым волосам Рианнон.
– «Спокойной ночи, Луна» – моя любимая книга, и я уже не маленький, – сообщил Рей, спускаясь с лестницы в черных шортах, свободной серой футболке и шелковом халате цвета павлиньих перьев.
Увидев его, Ана Крус широко улыбнулась.
– Какой ты модный!
– Я уже люблю тебя, – ответил Рей.
– Ты любишь всех, кто делает тебе комплименты, – сонно проговорила Маримар своим глубоким голосом и пододвинула стул к кухонному островку.
– Чем это так вкусно пахнет?
– Хефита приготовила для вас особый завтрак, – ответила Ана Крус.
Услышав свое имя, Хефита вошла в кухню из внутреннего дворика. У нее была темно-коричневая кожа и, несмотря на возраст, черные как смоль прямые волосы. В уголках ее темных глаз залегли морщинки. Она плакала.
– Хефита, это внуки Орхидеи и еще одна правнучка. Ya, no llores [34].
– Ах, не плачьте, – повторил Рей, позволив женщине взять его руку и повернуть ее ладонью вверх.
Потом взяла в руки его лицо и сказала:
– Qué bello [35].
Рей и в самом деле был прекрасен. Самый красивый в семье, как tía Парча.
Подойдя к Маримар, Рианнон и Татинелли, Хефита запричитала.
Так причитать может только старая женщина, все это время хранившая память о той, кого она любила.
– Mi Orquídea [36]. Я помню ночь, когда она ушла, как будто это было вчера. Я просила не оставлять меня одну, но понимала, что она должна уйти. Здесь было не лучшее место для нее. Я так хотела увидеть ее опять. Мою бедную невезучую девочку.
Татинелли подумала, как это странно звучит относительно ее бабушки. Насколько она могла судить, Орхидея была одной из счастливейших женщин, которых она знала. Ей принадлежали огромный дом и целая долина. У нее было пятеро любящих мужей. Дети. Внуки. Она никогда не болела. Не знала недостатка в еде. И то, что случилось потом – пожар, ее превращение, – было ее судьбой или выбором?
– Хефита, прибереги слезы для похорон, – сказала Ана Крус, подбоченившись.
Хефита перекрестилась.
– В жизни не видела ничего подобного. Тело в реке. – Ее слова прозвучали словно музыка.
– Технически это уже не тело, – уточнил Рей, и Маримар шлепнула его по руке.
– Это пепел, – объяснила Маримар.
– Здесь такое не принято, – заметила Ана Крус.
Рей уселся рядом с Рианнон и взял стакан сока.
– Попробуем сменить тему – что у нас на завтрак?
Словно по волшебству, Хефита перестала плакать. Она устроила им настоящий пир: приготовила жареную свинину с толстой хрустящей корочкой; миски с маслянистыми белыми кукурузными зернами, посыпанными крупной солью; желтые картофельные оладьи, которые она называла llapingachos [37]. Рианнон они понравились больше всего, и она с жадностью их поглощала. Она повторила все, что сказала Хефита, слово в слово, и роза у нее на лбу изменила цвет. Розовый, который изначально был нежным, стал гораздо насыщеннее.
Перекрестившись, Хефита соединила ладони перед грудью.
– На тебе благословение Господне.
– Она всегда меняет цвет? – спросила Ана Крус. Ее вопрос был вызван скорее любопытством, чем религиозным чувством.
– Только раз было, – ответила Рианнон.
– Никогда, – одновременно с ней сказала Татинелли.
Все повернулись к маленькой девочке, с аппетитом уплетавшей оладьи.
– Всего на мгновение. В парке какой-то человек попытался со мной заговорить, и у меня зачесалась голова. Мой друг Деви сказал, что моя роза почернела, но сама я этого не видела, потому что роза у меня на лбу, а тот человек растворился в воздухе.
Все молчали, затаив дыхание, у Татинелли вырвался стон. Обняв дочь, она прижала ее к себе.
– Почему ты мне не рассказала?
– Папа тебе не поверил, и я подумала, что мне это тоже почудилось. Вдобавок, когда я вернулась домой, голова перестала чесаться, а роза стала такой же, как всегда.
– Что это был за человек? – спросила Ана Крус, и Татинелли с Реем рассказали о незнакомце, появлявшемся непонятно откуда.
– У нас здесь прекрасная охрана. И я не оставлю вас ни на секунду.
– Это была одна из причин приехать сюда, – сказала Маримар, рассеянно прижимая большой палец к шипу на горле. – Мы думаем, что этот незнакомец из бабушкиного прошлого. Только мы ничего о ее прошлом не знаем.
Хефита ободряюще кивнула и подняла палец, словно угрожая вселенной.
– Никто не причинит зла детям Орхидеи. Мы им поможем, верно, Ана Крус?
– Конечно, хотя прошло так много времени, что истории о моей Орхидее кажутся легендами. Я поищу в вещах нашей матери.
– Как ты познакомилась с Орхидеей, Хефита? – спросила Маримар.
– Мы с матерью работали на señor Буэнасуэрте. Ее прозвали Хефой, а я стала Хефитой. – Женщина энергично жестикулировала, словно заставляя пальцы танцевать в такт своим словам. – Мы приехали из провинции Тунгурауа после землетрясения. Когда Орхидея ушла, я тоже задумалась о том, чтобы уйти, но я никого не знала. Разразился страшный скандал. Я помню, когда она уехала, в день независимости города. Утром за ней послали поисковую группу и все такое. Рыбаки прочесали реки, хотя никто не верил, что Орхидея может утонуть. Я одна знала, что она сбежала. Я не собиралась ее выдавать, но я волновалась, и señor Буэнасуэрте догадался, что мне что-то известно. Он сказал, что если я совру, то попаду в ад, и я знала, что Орхидея поймет, что это цена моей души, и простит меня. И я ему все рассказала. Он избил меня ремнем, но моя мать напомнила мне, что это наказание за то, что я солгала хозяину.
– Какой ужас! – воскликнула Маримар.
Взгляд Рея остановился на суровом пожилом мужчине, чей портрет висел на стене. Он отложил свои проклятия на потом. Сказал только:
– Удивительно, что нашей бабушке вообще удалось бежать.
– Моего отца было трудно любить, – грустно проговорила Ана Крус. – Он вырос в другое время.
Татинелли хотела сказать, что это не оправдывает избиения кого-либо, но они были здесь в гостях и скоро уедут.
– Мой отец жестоко обращался со всеми нами, но с Орхидеей особенно. Я не должна была бы это помнить, потому что была тогда совсем крошкой, но, когда она меня обнимала, я чувствовала, что она старается казаться меньше, потому что понимает, что попала в западню. Бóльшую часть времени я оказывалась вне поля зрения своего отца, потому что я была самой маленькой. Видите ли, я была случайностью. Номером шесть. Отец всегда мне говорил, что лучше бы я родилась мальчиком. Что тогда страдания моей матери того бы стоили. В общем, я старалась стать незаметной. Мне было всего три года, когда Орхидея от нас ушла, но я всегда помнила ее лицо. Ее голос.
– Ты переставала плакать только, когда она тебе пела, – сказала Хефита.
Маримар, кашлянув, заставила себя улыбнуться.
– Она всегда пела.
* * *
После обеда они собрались отнести
