вокруг.
Эмиль радуется тому упоению, с которым Люсьен это делает.
— Ты сам обнаружил, что ему это нравится?
Я киваю.
— Молодец.
— Пройдем еще чуть подальше?
— А твой брат справится?
— Давайте попробуем. А если он устанет, то один из нас подождет с ним, пока второй прикатит тачку.
Сверху на электрическом столбе тревожно гудит транзистор, будто целый улей злых ос.
— Там, на другой стороне, есть ручей, и я знаю одно красивое место.
Между деревьев можно разглядеть водные блики. Люсьен радуется звукам вокруг. Обычно вода там течет еле-еле, но после хорошего дождя этот ручеек превращается в бурный поток, от плеска которого даже пить начинает хотеться.
— Спустимся здесь вниз?
— Мне и отсюда хорошо видно.
— Там, подальше, тоже можно. Там спуск не такой крутой.
— Мне кажется, это не очень хорошая идея. Особенно с ним.
Ногой я придавливаю колючую проволоку. Ржавые железки впиваются и прокалывают подошву моих шлепок.
— Может, лучше поищем место где-нибудь тут, в теньке? Так тоже будет отличный вид.
Вдоль дорожки, видимо, совсем недавно косили траву. Когда Эмиль садится, Люсьен сразу же тоже приседает.
— В этом ручье в некоторых местах можно плавать.
— Ты сюда часто приходишь?
Я киваю.
— Но брата все никак не получалось привести.
Люсьен лежит на спине.
— Вы серьезно собираетесь это сделать? — спрашиваю я.
— Ты о чем?
— О переезде.
Эмиль щурится на яркое солнце.
— Подумываю об этом. Вообще, я собирался переждать, пока Луиза сменит гнев на милость. Но, кажется, в этот раз она непреклонна, вернуться обратно не получится.
— А вы сами за себя не можете решить, возвращаться вам или нет?
Эмиль отрицательно качает головой.
— А на что она так злится?
В ответ он смеется. Считает, что я задаю слишком много вопросов.
— Вы же такой милый, — говорю я.
Он подносит руку к моей шее и что-то смахивает.
— Что вы делаете?
— Показалось, что слепень на тебя сел.
Потом Эмиль начал выковыривать ногтем что-то из шва своего ботинка.
— Ты единственный, кому я об этом рассказываю…
— И я все равно почти ничего не знаю.
— Запомни меня таким, каким я был, когда мы познакомились. Так будет лучше.
Но как только я хочу спросить, почему он так сказал, он продолжает.
— У Луизы есть полное право не хотеть меня больше видеть.
Эмиль закрывает глаза ладонью.
Какое-то время мы молчим. Люсьен елозит и трется спиной по траве. Лицо у него — одна сплошная улыбка до ушей. Руки и ноги покрыты слоем мелкой желтой пыльцы.
В зеркальной дверце шкафчика над раковиной я рассматриваю свое плечо. Полукруглые отпечатки ногтей Люсьена похожи на укус какого-то животного, у которого всего четыре зуба. Вокруг цвет кожи плавно меняется с синего на желтоватый.
Я никак не могу найти кусачки. Есть только бритва па. И пенка для бритья. И красный флакончик с лосьоном. Правда, содержимое его уменьшается только за счет испарения. Па говорит, что хранит его для особенных моментов. И для подружек.
Есть еще банка с презервативами. Иногда па берет ее, встряхивает и так развратно, смеясь, произносит «да-да». Взгляд его должен при этом выражать те остатки сексуальности, которые он еще может наскрести. Сам он это называет «завалить телочку». Но количество презервативов в банке меньше не становится никогда. Их было десять. Один стащил я. В прошлой школе я один раз взял его с собой и надул на перемене. Одноклассники, пара человек, сначала при всех громко смеялись, а потом подходили ко мне и тайком просили померить его в туалете. Это стоило им один евро. После примерки они должны были сполоснуть его под краном, высушить и свернуть как было.
Я беру из банки еще один презерватив и засовываю его в карман плавок. Остальные я перемешиваю, чтобы казалось, что их все еще девять.
— Ну что, — спрашиваю я, — продал что-нибудь?
Па показывает мне две бумажки по десять евро. С каждым шагом в кармане его брюк звякает мелочь. Он и не замечает, что Люсьен стоит рядом с кроватью на улице без посторонней помощи, и мне совсем не приходится его поддерживать. А ведь даже Рико виляет хвостом от гордости за него.
— Смотри, Люсьен стоит сам!
— Отлично, Брай.
Мне хочется рассказать ему об Эмиле, слова уже почти вылетают у меня изо рта. Но я не собираюсь предавать его во второй раз.
Мы вместе затаскиваем вещи в трейлер. Это, по-моему, самая грустная часть барахолок. Не то, как вещи лежат на асфальте рядом с нашей машиной, будто их вывалили из мусорного мешка, а вот этот момент. Когда вещи возвращаются назад, разочарованные, что мы от них отказались, но и никому другому они не пригодились.
— Ты, получается, вообще ничего не продал?
— Почему же, продал.
— И что же?
Па косится в сторону ангара.
— Дрель.
Когда я слышу, как где-то вдалеке тормозит машина, мне кажется, будто это ма с Дидье. Осматриваясь, они бы въехали через ворота. Ма вышла бы из автомобиля и, прежде чем обнять Люсьена, вдавила бы поцелуй мне в макушку. Я бы сказал, что у нас тут все хорошо. И показал бы ей, как мы с ним гуляем. И что с моей помощью у него получается гораздо больше всего. Разных вещей, которые без меня он сделать не может.
Сначала они бы попытались забрать домой только Люсьена. Но как только он заметил бы, что я с ними не еду, он бы начал кричать и размахивать руками. Так что я бы поехал к ним погостить. Надо было бы только быстро захватить кое-что из вещей. Или я бы даже без вещей мог запрыгнуть в машину. Мы бы потом что-нибудь мне купили. А когда Дидье, сидящий за рулем впереди, обернулся ко мне, у него бы было лицо па.
Рико заходится в своей клетке. Машина, которую я услышал еще издалека, и правда приближается. Она даже въезжает на грунтовую дорожку. Я припустил к воротам. Это полицейская машина. За рулем сидит полицейский в очень строгих солнечных очках. Я прячусь в кустах. Машина медленно въезжает в ворота, тормозит у ангара, и мотор глохнет. Двери открываются. На пассажирском сиденье сидит еще один полицейский, которого я сначала не заметил. Они оба проверяют что-то на брючном ремне, поправляют береты и оглядываются по сторонам. Тот, который уже когда-то нас задерживал, заходит к Генри. Второй заходит с другой стороны ангара.
Я пулей мчусь к нашему трейлеру.
— Па! Там полиция!
— Черт…
Мы выглядываем
