скучным и неуклюжим человеком среди веселых или озабоченных решениями глубоких проблем пошляков, — это ведь не тот Илья, который, сидя у себя дома, ночью, один, слушает вой степного ветра и чувствует одинокое движение земли в пространстве. Берегите Сургучева второго, которому столь трудно жить и без людей и с ними. Кадеты — зло нехорошее, вонючее, чисто русское зло, золотушные люди, убийственно бездарные, с плохой кровью в жилах! Но — ведь это накожная болезнь от худосочия нашего и от грязи, в которой мы живем, мы же — вылечимся от этого, будьте покойны.
Вы меня простите, что я так пристал к Вам с этими рацеями. А Вашей маме — поклон почтительный за ее улыбку.
Вам же — всего доброго.
10-го янв.
912.
578
Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ
7 [20] января 1912, Капри.
Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Рассказ — пришлю, но не «богоборца», а другой. Есть тема, которую давно хочу и обязан разработать.
Три Ваши книги получил, сердечно благодарен. Очень просил бы прислать и Ваши работы по мифологии; если это Вас не затруднит — пришлите пожалуйста!
Как попытка объединения литераторов всех народностей зачинается журнал в России; что будет — не знаю, многого — не жду. Прошу Вас: обратите внимание на повесть Ивана Вольного, она начнется печатанием с первой книги журнала, автор — орловский крестьянин. Мне эта вещь кажется очень интересной и даровито сделанной.
Буде в этом журнале не удастся соединить публику, — другой надобно начинать.
Собственно говоря — за эту задачу надо бы взяться вам, «Вестнику Европы», старейшему журналу великорусскому, наиболее глубоко понимающему значение культуры, наименее партийному.
Весьма басовито и внушительно прозвучало бы на страницах «В[естника] Е[вропы]» указание на то, что нам, России, весьма грозит участь Австрии, — страны, где огромное количество духовной энергии поглощается борьбою племенной, а общекультурный рост — застыл почти.
Простите, что открываю Америку! Мне кажется, что «национализм» хотя и не сильно, а все-таки просачивается в массу российского народа, я его — знаю и, естественно, побаиваюсь эффектов нежелательных, а в то же время мне думается, что встать поперек этого течения и можно и должно.
Да помимо массы народной, ведь и «культурное» наше общество весьма нуждается в том, чтоб ему изъяснили, какою рукой от чертей отмахиваться надо.
А впрочем — будьте здоровы и еще раз — спасибо за книги! Всего доброго желаю.
20/I.
912. Capri.
После 7 [20] января 1912, Капри.
Дорогой Виктор Сергеевич!
Повесть Лазаревского — бесталанна, как все, что он пишет, а его преклонение пред Чеховым нисходит до пошлости. Даже и настоящей искренней любви к Ан[тону] Пав[ловичу] еще мало для того, чтоб стать хорошим писателем.
Сургучев написал вещь, на мой взгляд, весьма значительную, но несколько растянуто и хаотично. Большой он поэт.
Всего хорошего.
9 [22] января 1912, Капри.
Приезжайте, будем писать комедию коллективно.
11 или 12 [24 или 25] января 1912, Капри.
Дорогой Виктор Сергеевич — посылаю рукопись на две книжки: в первой — 3 главы, во второй — 3.
Вам бы, вместо того, чтоб посылать много телеграмм на разных языках и одинаково неясных, — написать подробное письмо о том, что сделано и что делается, а то — ни я, ни Бунин, ни Коцюбинский ничего не понимаем.
Журнал или сборники? Как назван журнал? Как составилась редакция? Где?
Ивана Егорова надобно печатать в журнале, конечно, и с первой же книжки, — это даст ей определенный вкус и запах.
М. М. Коцюбинский спрашивает: посланы ли Вами письма тем лицам, которые указаны им в списке, взятом Вами?
Он же просит прислать ему перевод Волховского, дабы посмотреть, как справился переводчик с гуцульскими словами. Это — необходимо. Я прошу подробных сведений о журнале.
Рассказ Арцыб[ашева] передан Пятницкому; я против участия Арц. в сборниках «Знания», — берите его в журнал. Но — и этого не советовал бы: рассказ плох. «Тонкое дуло ружья, в высоких сапогах и полинялой розовой рубахе» — это стыдно. Где происходит действие? В Сибири? Кто эти язычники — буряты? Монгольские племена — не идолопоклонствуют, Кереметь — бог мордовский.
Сургучев отдан Пятницкому.
На мой взгляд, его следовало бы сейчас же печатать одного или с Гусевым.
Было бы хорошо, если б мне прислали денег.
Будьте здоровы.
582
Р. В. ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ
12 или 13 [25 или 26] января 1912, Капри.
Разумник Васильевич,
весьма смущен письмом Вашим, ибо не понимаю, о каком журнале говорите Вы?
Дело в том, что тотчас после выхода нашего из «Совр[еменника]», Чернов, Миролюбов и я решили организовать новый журнал, а недели две тому назад Чернов и Миролюбов, приехав на Капри, сообщили мне, что издание — налажено; прошло уже несколько дней, как я отправил свою и других авторов рукописи для первых книжек журнала, и я извещен, что одна из рукописей отправлена в типографию.
На-днях В[иктор] М[ихайлович] писал мне: «Надеюсь, что, несмотря на спешку, в первом же №-е удастся составить и сносный обзор явлений текущей жизни».
Таким образом очевидно, что журнал уже образовался, и Ваш вопрос: «не хочу ли я образовать новый журнал?» — естественно повергает меня в недоумение.
Оно тем более велико, что в бытность у меня последний раз Чернов и Миролюбов говорили — предположительно — о возможности Вашего участия в этом организованном ими журнале, но о том, что они еще с лета вели переговоры с Вами и что организатором журнала в России являетесь Вы, — я не был ими извещен. Я лично смотрел на этот журнал как на попытку объединения всех культурных сил нашей разноплеменной страны, а не как на издание партийное, но если литературно-критическая часть его «будет продолжением и развитием Ваших взглядов» — он будет партиен, и мое сотрудничество в нем является неуместным, с чем и Вы, я думаю, легко согласитесь.
Вопрос «зачем жить» — мною решен, он, очевидно, решен и всеми живущими, ибо, не решив, зачем делать то или другое, — нельзя ничего делать, в этом случае всякое деяние было бы бессмысленно, а жизнь человечества, как это известно, полна глубочайшего смысла.
