что мы для него делали. Ведь кроме друг друга у нас никого нет.
— Люсьен же вообще ничего не сделал.
— Мы будем каждую неделю его навещать. Да вообще, так часто, как захочешь. Обещаю.
Па объезжает машину, стоящую на аварийке, по тротуару.
— А если они все-таки его накажут?
— Твоего брата нельзя наказывать, Брай.
— Можно! — закричал я. — Можно наказывать! Он же теперь с нами.
Как только мы заехали в тень под козырек больницы, все в машине окрасилось совсем другими цветами. Два белых халата уже ждут нас с каталкой.
Открываются двери машины. Какой-то мужчина с ежиком в миллиметр спрашивает, все ли со мной в порядке. Я только киваю. Тогда он тянет меня из машины. Я не хочу отпускать руку Эмиля, но приходится. Кто-то забирается внутрь через другую дверь.
— Мужчина? Мужчина, вы меня слышите? — Он ощупывает Эмиля. — Пульс!
За спинки передних сидений заводят носилки с поручнями. Кто-то надел ему на шею воротник.
— Извините?
Через автоматические двери на улицу вышла и медсестра.
— Простите, вы родственник? — спрашивает она па, склонившегося над капотом. Очень осторожно она стучит ему по плечу. — Вы родственник?
Па медленно поворачивает голову. Из-под руки появляются его красные глаза.
— Можете рассказать, что произошло?
Па смотрит на меня, потом на Люсьена. Прячась в складках носа, по его щеке скатывается слеза.
— Да, — отвечает он, — я могу.
На поле почти никого нет.
С прошлой недели идет дождь, и трава снова зазеленела. Оранжевые зонтики собраны, скамьи сдвинуты в сторону. Кажется, что здание наблюдает за мной всеми своими окнами. Я перелез через забор и крадусь через кусты.
Рабочий, смывающий в тазике краску с валика, замечает меня, но ничего не говорит. За каждым окном, мимо которого я прохожу, лежат местные обитатели. Некоторые из них меня видят, кто-то машет рукой, но большинство не понимает, что происходит.
Надеюсь, что после ремонта Люсьена не перевели в другую комнату. Или даже на этаж выше, потому что в таком случае я вообще зря приехал. Па поклялся, что навестит моего брата, мне-то пока там запрещено появляться. Но потом на мой вопрос он ответил только, что у Люсьена все хорошо.
— И все?
— Да, все отлично.
Придурок. Позже ему пришлось признаться, что ему тут тоже не очень рады. Это все ма организовала.
Я подбираюсь к окну старой комнаты Люсьена. Вот он, лежит! Я вздрагиваю, когда вижу его. Нижняя губа выпячивается у него так далеко, как никогда прежде. Он спит. Ссадина на лбу затянулась, и осталось только розовое пятнышко. Руки безвольно, но спокойно лежат поверх одеяла. Может, у него и правда все хорошо? И он так крепко спит, потому что утром много гулял?
Магнитную доску с фотографиями обратно не повесили, она стоит на полочке у него над головой. Так что с кровати ему ее теперь не видно. Посередине там висит новая фотография ма с Дидье. Они почти соприкасаются головами. Ма целует его в щеку. Плюшевый дельфин в ногах у Люсьена, наверное, их подарок.
Над Люсьеном шелестят бумажные птицы. Светящуюся елочку Хенкельманна кто-то поставил на подоконник. Иголки медленно переливаются от красного к зеленому, потом становятся белыми и снова красными.
Форточка открыта.
— Люсьен?
Я стучу ногтем по стеклу.
— Люсьен, это я. Извини, Зубида не пускает меня внутрь.
Но я вижу только, как поднимается его грудь: он дышит. Я залезаю на подоконник и дотягиваюсь до форточки.
— Люсьен!
Веки у него задрожали, пальцы начинают мять пододеяльник.
— Я не мог прийти раньше. Мы с па теперь довольно далеко живем, в городе. Люсьен?
Я надеюсь, что он посмотрит на меня. Чтобы он хотя бы знал, что я про него не забыл. И чтобы я смог прочитать по его глазам, не злится ли он и помнит ли, что случилось с Эмилем. И я боюсь, что в его зрачках будет гореть что-то, что жарче солнца. Что-то такое горячее, что оно прожжет у меня в глазах дырку, и я потом, на что ни посмотрю, всегда буду видеть маленькое черное пятнышко. Но когда он открывает глаза, взгляд у него потухший. Люсьен снова спрятался. Где-то глубоко внутри себя. Все то, что мы с ним могли сделать вместе, у него снова отобрали, привезя его обратно сюда. Он уставился на птиц на потолке.
— Братик?
Я снова стучу ногтем по стеклу.
— Это я.
Мне хочется его обнять, взять за руку и положить ее себе на плечо. Немного пройтись вместе. А потом пойти бросать бутылки.
Из кармана куртки я вытаскиваю игрушечную машинку.
— Узнаешь?
Я бросаю ее в форточку.
— Это тебе.
Она приземляется на кровать прямо рядом с плюшевым дельфином.
Люсьен вздрагивает и обводит глазами все вещи в комнате. Проходит какое-то время, прежде чем он замечает меня.
— Му-ва-ва, — тихонько говорит он.
— Да! — я киваю. — Это я. А Рико дома, он спит.
— Му-ва-ва.
— Рико по тебе тоже скучает. Без тебя совсем загрустил.
Я пару раз крепко зажмуриваюсь.
— Когда-нибудь я обязательно все исправлю, братишка.
Мимо моего лица через форточку в комнату влетает оса. Она кружит у открытого рта Люсьена.
— Осторожно!
Люсьен пытается схватить ее пальцами, отворачивает лицо.
— Где оса? В рот тебе залетела? — кричу я. — Она тебя ужалит!
Кто-то должен помочь Люсьену.
— Я уже иду!
Оса ползет по его руке. Я изо всех сил бью по стеклу. По телу Люсьена пробегает дрожь, отчего эта дурацкая оса взлетает. Она жужжит над его кружкой, а потом вылетает через открытую дверь в коридор. Судя по Люсьену, она его, кажется, не ужалила.
— Феффе, — еле шевеля губами, произносит он.
— Да! Феффе! Помнишь, да?
Я бы хотел, чтобы ма узнала о нашем лете. Чтобы она узнала, на что ее сыновья способны, когда они вместе. Хотя я думаю, она бы мне не поверила. Может, только если бы Эмиль ей все рассказал. Но я не представляю, куда бы он поехал, когда вышел из больницы.
Люсьен начинает нервничать. Сейчас еще, чего доброго, кто-нибудь из персонала придет и застукает меня здесь.
— Мне надо идти, братик, но я еще приду.
Надеюсь, Зубида скоро снова разрешит мне приходить.
— Когда я стану достаточно взрослым, ты сможешь переехать ко мне. Обещаю тебе. И тогда сможешь больше никогда не принимать таблетки.
Я соскальзываю с подоконника.
— До встречи!
Но теперь, разбудив его, я не хочу оставлять брата лежать в кровати в одиночестве.
Тут я замечаю на оконном стекле жирный след. Под ним — вылизанное место. Присмотревшись, я вижу отпечатки носа по всему окну.
Люсьен
