холодного безграничного простора. И он тогда чувствовал, нет, не чувствовал – верил, нет, не верил – твёрдо знал, что где-то вдали уже наливается каплей, уже готовится преодолеть границу между мирами огромное жёлто-красное колесо, вот точно такое же жаркое и светлое, такое же простое и понятное, как солнце, как обычное, всем известное солнце, которое тысячи лет люди всерьёз принимали за бога, и проживали жизни, даже не сомневаясь в справедливости этих своих представлений…
Дошло даже до того, что он почти наяву представил, как это всё произошло. Как на торжественном собрании запустили в повсеместную эксплуатацию этот простой, всеми из века в век повсеместно наблюдаемый процесс, а запустив, удивлённо смотрели друг на друга и, восторгаясь простоте его воздействия, удивлялись тому, как же такую простую вещь никто не смог придумать на пару тысяч лет раньше.
Когда он приехал назад, друг где-то шлялся, и Сергей, заглянув ненадолго домой, отправился ужинать. Еду ему принесла та же злая и недружелюбная кухарка, и при виде её тёмных, мимо него взирающих глаз, он было почти передумал. Но пока ел, припомнил всё снова. Закончив с едой, он вернулся к шелесту листьев и перезвону птиц и, обойдя кафешку с другой стороны, тихо постучал. Выглянула улыбчивая Катюша и он, стесняясь, попросил позвать Дашу. Женщина быстро оглядела его покрасневшее полное лицо с застенчивыми, исподлобья глядящими глазами, звонко засмеялась и исчезла внутри. Появилась Даша. Неприятно взглянув на него, она встала на пороге. Вытерла о передник свои большие ладони.
– Дарья… Мне… Я тут узнал про вашу ситуацию. – Он начал и тут же забыл всё, что придумал. Замялся… Но взял себя в руки и продолжил упорно. – Вы мне позволите вам помочь материально? (После он долго корил себя за эти тупые казённые слова.) Пожалуйста.
Злая кухарка резко отшатнулась от него и повернулась, чтобы исчезнуть внутри (в его желудке двумя ногами прыгало: «Не надо было! Не надо было!»), но её рука как-то неожиданно, сама собою, уцепилась за дверную раму и рывком остановила разворот тела. Испустив тихий стон, женщина прижалась к косяку.
– Извините… Извините… – почему-то выдавил Сокóл, не глядя на неё. Он торопливо и неловко сунул ей в руку скрученные трубочкой деньги, пошёл быстро прочь. Что-то тихо прошелестело ему вслед, может быть, слово, может быть, вздох тёплого ветра…
А наутро они уезжали. Встали снова около пяти, зевали, матерились… Благо основной скарб был загружен ещё с вечера, и им оставалось лишь перекусить да сдать ключи. В последний раз осмотрев комнату, Сокóл пошёл к машине. Подле неё стоял растерянный Зёма. Грустно разводил руками.
– Чего? – не понял Сокóл.
– Во… – показал ему Зёма на спущенные колеса. – Ни одного ниппеля.
– Во ѢѢ! – сразу всё понял Сокóл.
– Кто? – удивился Зёма.
– Да те… Воры…
– А… Думаешь? – как-то странно посмотрел на него друг.
– Ну а кто? – И Сокóл тут же, по своему обыкновению, предложил совершить эротическое насилие над их мамами.
Пришлось будить Лёху, чтобы просить его о помощи. Делом это было нелёгким, ибо Лёхина вечерняя «усталость» далеко ещё не в полной мере прошла, и тот долго не врубался, чего от него хотят. Зато когда врубился, когда прокашлялся – то тут же выдал тот восхитительный, былинный, всеми разыскиваемый восьмиколенный шедевр (в ходе лицеслушания которого перед мысленным взором автора разверзлись небеса и оттуда в сиянии явился этот, столь популярный теперь, символ (способный одновременно удовлетворять требованиям и русской души и серьёзного читателя))
– Ах они, ѢѢѢѢ ѢѢ, ѢѢѢѢ ѢѢѢ ѢѢ в ѢѢѢѢ ѢѢѢѢѢ Ѣ и ѢѢѢѢ ѢѢ ѢѢѢ на ѢѢѢ ѢѢ, – говорил он незлобливо и даже дружелюбно, – я их ѢѢѢ, когда эти ѢѢѢ ѢѢѢѢ ѢѢѢѢ свои ѢѢѢ ѢѢ сюда, и ѢѢѢѢ ѢѢѢѢ Ѣ. Эти ѢѢѢѢ ѢѢѢ ещё ѢѢѢѢ на ѢѢ, что ѢѢ ѢѢѢѢѢ ѢѢ своей ѢѢ ѢѢѢѢ ѢѢѢ, я им ѢѢ Ѣ в ѢѢ и ѢѢѢ ѢѢ ѢѢ…
Взбодрившись таким образом, Лёха за несколько минут разрешил эту, казавшуюся им неразрешимой, задачу. Он свинтил три ниппеля (четвёртый Сокóл нашёл между делом в траве) с запасок: один с Зёминой, другой с «буханки», принадлежавшей базе, третий (ну а чё его, будить что ль?) с машины Василича.
– Вы только это, сотку оставьте, чтоб я купил-то… – сказал довольный, что его так восторженно благодарят, Лёха.
Зёма адресовал взгляд Соколу.
– У меня ни копья! – похлопал по карманам тот.
– У тя ж была десятка, – удивился Зёма.
– Ну нету, дорогой, честно, – подтвердил Сокóл. – Давай, не жмись! У тебя ж у самого куча нала!
Зёма медленно и задумчиво разглядывал окружающий пейзаж, словно вспоминал, куда ж это он дел весь свой нал, и Сокóл яркою вспышкой как-то всё-и-сразу понял. Ему недостало воздуха. А ещё – захотелось удариться в Зёму с разбега, влиться в него, словно в реку, раздавить его в объятиях, и потом ещё долго тискать, рассказывая ему вот это сверкающее, обдающее жаром, то, что он обязательно, обязательно поймёт…
Сокóл скованно, как-то всем негнущимся телом сразу, развернулся и, подойдя к открытому багажнику, залез в свой рюкзак. Покопавшись какое-то время, нашёл всё же несколько жёлтых бумажек. Протянул Лёхе.
– Не… Зачем столько? Сотню! – не понял тот.
– Да на… Эт за помощь! – пояснил Сокóл, улыбаясь.
– Не, у нас как-то не принято… – просто сказал Лёха, вытянул одну и пошёл открывать ворота. Вскоре мимо него, хрустя песком, проехала серебристая большая машина. Сидевшие в ней помахали ему на прощание. Поднял руку и он. Подумав, не стал закрывать ворота: всё равно через час открывать. Пошёл ещё полежать. До шести ещё оставалось достаточно.
Сокóл рулил правой рукой, положив левую на подоконник. Ласковый воздух касался его лица и шеи, колеса с хрустом мололи сухую землю. Машина покачивалась, неторопливо и уверенно поедая изрытую колеями дорогу. Над обступающей дорогу травой светлело просторное небо, под которым виднелись очень сильно вдаль: невысокие холмы, небольшие отрывистые рощи, какие-то белые постройки… Ничего, напоминающего ту, безысходную, тоннелем душившую ночную тропу, теперь не было и в помине. Зёма дремал, откинувшись на подголовник, и Сокóл, не стесняясь, улыбался сам не зная чему: этому ли задорному утру, близкой ли душе рядом с ним, а может быть, заспешившему навстречу порогу, на котором его ждали любимые люди, переступив через который он мог, наконец, отдохнуть…
Трасса была пуста, и Сокóл, не снижая скорости, вспрыгнул на неё с грунтовки. От резкого толчка Зёма мотнулся к окну и заёрзал, снова устраиваясь в кресле и что-то недовольно и гундосо
