теперь, как изодранная тряпочка, повисшая на кусте и колыхающая от порыва ветра. Никому ненужная тряпочка. Потерянный. Измотанный. Он стонет, опуская голову на стол, больно встречаясь лбом с поверхностью.
— Вам плохо? — тут же спохватывается женщина, а ему хочется истерично смеяться, навзрыд, не переставая.
«Пиздец как плохо, аж заебись».
— Я принесу вам воды, — спокойно произносит следователь и встаёт с места, поправляя форму, оттягивая слегка сползшую вверх юбку-карандаш.
Она, скрипнув дверьми, выходит из душного помещения.
Нэйтен хмурится на скрип, поднимая голову, чтобы откинуть её назад, оперевшись спиной на спинку деревянного стула. Он смотрит на потолок. Серый, унылый и с хаотичными пятнами. Ему так пусто, крикни ему в душу, и эхо пронесётся. Глубоко вдохнув, Картер прикрывает глаза, сглатывая слюну. Не хочет он пить, он просто хочет спокойствия, но, видимо, уже не умеет по-другому, постоянно попадая под сумбурность дней и вечных истязаний. Он хочет одного, но того, что не принадлежит ему, а презирает холодным взглядом. Плевать уже. Посадите. Усадите за решетку. Терять всё равно нечего. Потерял уже. Он хочет научится жить без Николь, но не сможет. Эта девушка так прочно проела его сердце, что выпусти её, он подохнет в ближайшей подворотне.
Картер дёргается и кривится уже от бесящего скрипа двери. Он поднимает голову прямо и чувствует, как нервный импульс сковал тело, а глаза сами расширились. Удивлён? Не то слово.
За следователем Пэнни Муд заходит девушка. Её пальто расстёгнуто, шарф беспорядочно повис на шее, а волосы слегка взъерошены. Она сжимала руки в кулак, нервничая не хуже, чем он. Николь Тёрнер бросила на него взгляд и плотно сжала губы, словно растерялась сама, а былая уверенность растворилась в холодных стенах или всё же от его глаз. Он видит, как дёрнулось её тело, словно хочет подскочить к нему. И что? Ударить? Для чего? Но одёргивает саму себя.
— Нэйтен Картер, данная девушка утверждает, что является вашим свидетелем. Вы знакомы? — женщина-следователь в своём репертуаре, чётко прямо обращается к парню, пропуская девушку вперёд.
— Более чем, — сухо буркнул Нэйтен.
Он прослеживает краем глаза, как Николь подходит к нему и садится за соседний стул. Держится, но в каждом жесте нервозность.
Следователь кивает в знак «значит, всё нормально», повторяет, что принесёт воды, снова захлопывая скрипучие двери.
— Во что ты на этот раз вляпался? — тут же, практически шёпотом, задаёт вопрос Николь. Она не смотрит на него, а сложила руки на коленях и хмурила брови.
Тёрнер до сих пор находилась под лёгким адреналином захлестнувших эмоций и дышала глубоко, выравнивая пульс. Ей необходимо вернуть уравновешенность и пофигизм — это правильнее, чем такие эмоции. Но… сердце стучит. Она переживает всё же за него. Очень сильно.
— Всего-навсего спас девушку, которую едва не изнасиловал пьяный придурок, швырнув его в окно, — так же тихо отвечает Нэйтен, смотря прямо перед собой. Его руки в наручниках безвыходно близко располагались рядом, поэтому он играл большими пальцами между собой.
Тёрнер обернулась к нему. Её глаза были расширены, а губы приоткрылись, словно хочет что-то сказать, но потом смыкаются, поджимаясь.
Так рвалась к нему, буквально обезумела. Хотела накричать, отчитать его за безрассудные действия и хорошенечко встряхнуть «что ты творишь». И всё улетучилось. Моментально. Она затухла, а сейчас и вовсе поникла, виновато опуская взгляд. И что? Кого в итоге отчитывать? Её упрямство?
Это её вина. Ни Нэйтена. Ни кого-то ещё. Её.
— Прости.
Нэйтен тряхнуло, буквально ему только что вынесли приговор. Одно слово, но как-то болезненно кнутом огрело измученное сердце, аж захотелось приложить руку к солнечному сплетению — настолько там всё ноет и воет одиноким волком. Он угодил в капкан под названием «Николь Тёрнер». Родился уже заражённым вирусом под названием «Николь Тёрнер». И требует исцеления Николь Тёрнер.
Николь извиняется? Перед ним? Перед Нэйтеном Картером?
Он поворачивается к ней, провернув шею, и смотрит как-то ошарашенно.
Николь отвечает на зрительный контакт.
Ни единого лишнего слова. Она по-прежнему ненавидит. Хочет ненавидеть. Ну, козёл же. Псих. Или опять занимается самовнушением? Тогда почему всё время сносит крышу её уравновешенности, когда с ним что-то случается? Сердце стучит, ломит изнутри тревога. Все чувства смешиваются внутри огромным комком, и совершенно нет выхода. Хватит. Когда уже кончатся эти игры? Теперь она жалеет, что пришла. Хочется сбежать, да дверь заперта. Но разве теперь она может оставить его одного? За свои поступки мы должны нести ответственность, хотя очень сложно признавать проступки и глупость.
Тяжёлое дыхание, и, кажется, уже у обоих звучит эхо.
Они всегда так рядом, но не могут дотянуться. Кричат, но не могут услышать. И настолько слепы, что не видят очевидного.
Снова бесящая дверь издаёт противный скрип, и следователь обрывает контакт, зайдя внутрь, ставя бутылку воды на стол и пару пластиковых стаканчиков. Женщина со спокойным выражением лица подходит чуть ближе к Нэйтену, достаёт ключи из переднего кармана пиджака и щёлкает замком наручников, освобождая от оков.
Картер тут же потирает натёртые запястья, пока Пэнни Муд не села на своё прежнее место, тем самым приковав к себе уже две пары глаз напротив.
— Могу я узнать ваше имя и всё же хоть какие-то объяснения? — обращается Муд к девушке.
— Меня зовут Николь Тёрнер, я… — Николь запинается. Хотела представиться, кем является Нэйтен. Но кем? Подруга? Девушка? Всё это бред собачий. — Я знакомая Нэйтен Картер.
Да, так лучше. За всё время с их постоянными стычками, огрызаниями дружба затухла, выставляя статус не более «просто знакомые».
— Позвольте мне всё объяснить? — Муд кивает, говоря, что она слушает. — Нэйтен не виноват. Или в наше время считается нормой сажать того, кто защищает жертву?
— Никто ещё никого не сажает. Сейчас лишь идёт разбирательство. Как я говорила ранее, мистер Скай Уокер написал заявление, где обвиняет гражданина Нэйтена Картера в нападении и избиении с угрозой для жизни.
— Что?! — вскрикивает Николь. — Что за бред? — её реакция была точно такой же, как у Нэйтена. Николь подскакивает на ноги, сбивая под собой стул, который опрокинулся с громким стуком о бетонный пол.
Этот… этот… из себя жертву строит. Нервы у Тёрнер ни к чёрту. Просто огромный переизбыток для одного дня, и тут даже одной сигаретой всё это не заглушится. Проще все нервы сразу удалить из организма. И сердце в придачу захватить, чтобы Нэйтен, наконец, забылся… и забылся ещё раз… много раз. Вообще не знать. Никогда. А потом жалеть об этом.
— Николь, будьте добры, успокойтесь, — следователю очень хочется потереть переносицу. Что за чересчур эмоциональная
