мокрым от слез и внутри не осталось ничего, никаких эмоций.
Он не стал перечитывать письмо, зная, что сказал все, что было нужно. И только добавил внизу последней страницы.
По прошествии стольких лет я умоляю вас заглянуть в свое сердце и простить ее. Если вы не можете простить, то хотя бы вспомните, что были подругами.
Искренне ваш,
Артур Пеппер
Артур вырвал страницы из блокнота, сложил их в конверт и написал на лицевой стороне «Мисс Сонни Ярдли».
Он закатал рукав рубашки, обнажил предплечье и ущипнул себя. Кожа медленно разгладилась, хотя на ней остались розовые следы пальцев. Но боли не было. Он попробовал еще раз, теперь уже ущипнув себя ногтями. Ему нужно было почувствовать что-то, физическую боль, которая подтвердила бы, что он жив, что все это происходит на самом деле.
Погода была отвратительная. Из окна спальни он видел небо цвета пропитанной чернилами ваты. Дождь пришел, как и предсказывала Бернадетт. Но и оставаться в доме он не мог. Мысль о том, что его будут окружать четыре стены, вызывала клаустрофобию. Провести свой день рождения здесь было бы ужасно. Он бы просто сидел и думал о том, что могло бы быть и что было.
Неужели его жена более сорока лет оплакивала Мартина, сожалея, что она не с ним, а с Артуром? От всех этих вопросов у него случилось головокружение, и он, держась за стену, чтобы не упасть, спустился вниз. Ему нужно было уйти отсюда.
В прихожей Артур надел пиджак и какую-то обувь, не подумав, годятся ли они для такой погоды. Выходя за дверь, он сунул конверт в карман.
Звезды и луна все еще были на небе. Никто и не вспомнит, что семьдесят лет назад родился пухлый малыш по имени Артур. Сегодняшний день был похож на любой другой. Единственным, что имело хоть какой-то смысл, что отличало этот день от других будней, было то, что Бернадетт узнает, есть ли у нее рак.
При этой мысли Артур остановился как вкопанный посреди улицы. Он всем сердцем желал, чтобы у нее все обошлось. Как ему жить дальше, если уйдет еще один близкий человек? Лишь накануне он понял, что Бернадетт стала для него чем-то большим, чем просто протянутой рукой помощи в трудную минуту. Она стала другом. Дорогим другом.
Из дома по соседству вышел Терри.
– Вот уж погодка, а? – крикнул он, натягивая капюшон. – Вас подвезти?
– Нет, спасибо.
– Куда собрались так рано утром?
– Прогуляться.
– К Люси?
Поддерживать разговор не хотелось, поэтому Артур притворился, что не услышал вопроса Терри. Пройдя какое-то расстояние пешком, он остановился на третьей автобусной остановке и стал ждать автобуса до центра Йорка. Там он сел на поезд до Скарборо и в течение пятидесяти минут пути смотрел в окно на облака, похожие на толстые чернильные одеяла, и флуоресцентно-белое небо.
С деревьев, когда Артур сошел с поезда, капал дождь. Но он не остановился и зашагал по улице в сторону колледжа, куда явился уже промокший насквозь.
– Посмотрите, в каком вы состоянии, – сказала седоволосая секретарша, узнав его и принимая письмо. – Разве у вас нет зонтика?
Он не ответил.
– Мне нужно, чтобы вы передали это мисс Сонни Ярдли, как только она придет на работу. Это очень важно.
Он повернулся и направился обратно к стеклянным входным дверям, не слыша, как она крикнула ему вслед, предлагая свою куртку.
Студенты на улице курили, болтали, смотрели в телефоны и подтягивались к учебному корпусу. Он прошел, не замечая, мимо развлекательных салонов, рядом с которыми семьи укрывались от дождя под полосатыми навесами, и не услышал электронного звона монеток в игровых автоматах. Добравшись до пляжа, он обнаружил, что, кроме него, там никого больше нет. Других глупцов, которые отважились бы выйти в такую непогоду, просто не нашлось.
Море простиралось перед ним, как серый ковер, движущийся, колышущийся, волнующийся. Артур стоял у края воды и смотрел на волны, слушая их гипнотизирующий шорох. Туфли и носки промокли. Ветер щипал его за бедра. Лодыжки покраснели от холода.
За несколько недель он превратился из убитого горем вдовца, тоскующего по своей ушедшей жене, в человека, голова которого забита подозрениями. Они так хорошо знали друг друга. Вот что нравилось ему в их браке. Они были родственными душами – по мыслям, эмоциям, симпатиям.
Вот только они не знали прошлых историй друг друга. Почему он никогда не спрашивал жену о ее жизни до него? Потому что не ожидал, что у нее была какая-то другая жизнь, вот почему.
Без нее у него осталось… что? Люси. Бернадетт. Сын на другом конце света. Но внутри образовалась пустота, которая болела и которую уже нечем было заполнить. Эта боль была болью за женщину, которую он любил и которую не знал. Дом не был домом без нее. От него остались только стены, ковер и копошащийся внутри глупый старик.
Как он мог жить, не чувствуя прижавшейся к плечу ее щеки? Не слыша ее пения, когда они вместе готовили завтрак. Ничего уже не могло быть прежним, таким, как тогда, когда они были семьей. Эта мысль тянула его вниз, как зыбучий песок.
Дождь полил сильнее. Сначала просто брызги падали на веки. Потом с неба как будто полетели соломинки для коктейля. Вода падала на лицо, катилась по щекам. Брюки промокли и прилипли к ногам. Он сложил ладони рупором у рта и крикнул:
– Мириам! – Ветер подхватил крик и унес куда-то далеко. – Мириам!
Он выкрикивал ее имя снова и снова, зная, что она не слышит, что все бесполезно.
– Мириам!
Слова наконец иссякли и наступило опустошение, как будто ничего другого в нем и не было, как будто только они и не давали ему развалиться. Море перекатывалось через его ноги и заливало туфли. Он споткнулся о камень и тяжело шлепнулся на мокрый песок. Колени хрустнули, и волна накатила на ноги, обдав его белой пеной.
– Мириам, – беспомощно выдохнул Артур, зарываясь пальцами в песок. Почему он не оставил ее в покое, сохранив в своей памяти такой, какой знал, вместо того, чтобы совать нос в чужие дела и лезть в ее прошлое.
Он открыл двери, которые следовало запереть покрепче. И зачем только он запустил руку в тот ботинок. Тот, кто купил бы их в благотворительном магазине, был бы приятно удивлен, обнаружив приятный сюрприз. Может быть, кому-то браслет принес бы удачу. Теперь он ненавидел его, ненавидел за все, что эта золотая безделица сделала с его воспоминаниями.
Серая равнина моря
