говорить, что этот холм – лучшее место в городе. Лучшие виды на город, отсутствие туристов и всего несколько шагов до места последнего упокоения, когда настанет время вернуться к Богу.
Во время их двухмильного шествия до кладбища небо потемнело, и молния возвестила о надвигающемся дожде. Рианнон взяла Хефиту за руку и вытерла слезы, которые тут же затвердели. Шедшие за ними бросились подбирать мерцающие жемчужины, рассовывая их по карманам. Другие съедали их просто для того, чтобы узнать, каковы чудеса на вкус. Рей ронял не только слезы. С его запястья упало три лепестка. Крепко держа один из гробов на плече, он поднял лицо к руке и втянул в себя воздух. Он ощутил едва заметный запах разложения. Запах роз, забытых в вазе с водой, которая протухла. Он ничего не мог с этим поделать, во всяком случае до тех пор, пока на кладбище они не нарушат несколько юридических и этических законов.
Татинелли и Майка похоронили в мавзолее семьи Монтойя, увенчанном статуей ангела.
– Кажется, что ангел вот-вот улетит, – сказала Рианнон.
Наконец, все разошлись, и у мавзолея остались Ана Крус, Хефита и кузены Монтойя.
– Кстати, – сказала Ана Крус, – мне это не нравится. Рири слишком мала для подобных вещей.
Рей, стрельнувший пачку сигарет у одного из зевак, поднес одну к губам.
– Для таких вещей однозначно и я слишком молод.
– Я уже не маленькая, – возразила Рианнон, – и мы одна команда. Вы не можете меня отстранить.
– Мы и не станем, – заверила ее Маримар.
Подняв руки в знак поражения, Ана Крус вышла за ворота кладбища, чтобы постоять на шухере и в случае чего подкупить сторожа. Когда она ушла, появился невысокий коренастый мужчина с темно-бронзовой кожей и в парусиновой шляпе, покрытой той же белой краской, что и кладбищенские гробницы. Он притащил в рюкзаке кирку и кувалду и, здороваясь с семейством Монтойя, отвел глаза. С пятнадцати лет Абель Тьерра де Монтес красил и расписывал фасады кладбищенских склепов. Мальчиком он учился на художника, но после смерти учительницы ее семья выгнала его на улицу. У него была твердая рука, и портреты его кисти пользовались популярностью у тех, кто платил за содержание могил своих родичей. Когда-то Хефита оказала Абелю услугу, познакомив его с будущей женой, и, хотя он не считал естественным то, что намеревалась сделать эта семья, он не мог отказаться от денег. Особенно сейчас, когда все больше людей забывали о своих покойниках.
За двадцать минут ему удалось снять верхнюю часть гробницы. Затем, перекрестившись, он поклонился Хефите и сказал, что вернется, когда настанет время закрыть гробницу.
Они уставились на кости. На черепе еще сохранились клочья волос, а на простом бледно-голубом платье – густая паутина.
– Что нужно делать? – спросила Маримар.
Черное платье, позаимствованное у Аны Крус, вызывало зуд. Пот струился по груди и позвоночнику. В нос ей ударил запах цемента и разложения, и она стала дышать ртом.
– Моя мать делала это однажды, – сказала Хефита, поднося к деревянной палочке зажигалку Рея. – На смертном одре моя бабушка призналась, что отец моей матери не был ей родным. Но умерла, не успев произнести его имя.
– Эта штука для того, чтобы вызывать мертвых? – спросил Рей.
Хефита сморщила нос и положила палочку на край могилы.
– Palo Santo [47]. Оно очищает. И пахнет хорошо.
– Ритуал у твоей матери ведь сработал? – спросил Рей, развязывая узел галстука и расстегивая пуговицу под адамовым яблоком.
Хефита уставилась на кости. У ее матери были вопросы, ответить на которые могли только мертвые. Хефа, чье настоящее имя было Мария Луз Руми, жадно собирала слухи о некромантии и воскрешении, пока не нашла подходящее средство.
– Да. Она обнаружила, что ее настоящим отцом был ее дядя. Моя мать догадывалась, что правда может ей не понравиться. Разница в том, что ей пришлось копать.
Рей усмехнулся.
– Нам повезло.
– С чего начнем? – спросила Маримар.
– Вы должны сосредоточить всю свою энергию на семейной связи. Она в наших костях, нашей крови. Она касается вопросов, на которые мы хотим получить ответ. Тайн, травм и заветов, которые мы унаследовали, но о которых не подозреваем.
Взгляд темных глаз Хефиты упал на руку Рея. Исчез еще один лепесток. За предыдущие семь лет он не потерял ни одного. После нападения прошлой ночью – целых четыре.
– Зловония могло бы быть и поменьше, – пробормотал Рей.
Хефита легонько стукнула его по затылку.
– Эта связь реальна. Обычно для призыва мертвых используют кровавую жертву. Но ваша семья еще не оправилась от множества недавних смертей, этого достаточно. А теперь сосредоточьтесь. Вы никогда не видели свою прабабушку, но кровь подобна привязи, даже если она истерта. Ваша связь идет в глубину, hasta la raíz.
До самых корней.
Рей вспомнил мальчика, которым когда-то был, сдержанного и тихого. Ему хотелось спрятаться в стопках бумаг и столбиках цифр, которые складывались в аккуратные решения. Он не ожидал от себя, что когда-нибудь выкопает кости своей прабабки. Хотя, если быть точным, ему не пришлось копать в буквальном смысле слова. Он снова попытался избавиться от лишних мыслей. Сосредоточиться на том, чего он хочет. Каждый раз, когда он обращался к этой силе, этому дару, проклятию – что бы это ни было на самом деле, – его желание было простым. Создавать произведения искусства. Значит, так тому и быть. Он представил себе дерево Орхидеи. Они трое перед тем, как на них напал Живая Звезда, пытались поговорить со своей бабушкой. Они услышали предупреждение Орхидеи, но слишком поздно. Он исследовал искру своей силы, своего дара. Рианнон сказала, что раньше Маримар и Рей по-настоящему не слушали Орхидею, но разве в доме тайн они могли научиться общению?
Рианнон, закрыв глаза, ощутила жар на коже возле розы, которая снова стала ярко-розовой, напомнив ей о матери, ее прекрасной, терпеливой матери, защитившей ее. Ей расхотелось плакать. И захотелось помочь Маримар и Рею слышать и видеть. Откуда-то из тени мавзолея донесся легкий ветерок, глубокий стон.
Маримар вспомнила фотографии Изабеллы Белен Монтойя Буэнасуэрте. У нее уже сложилось мнение о прабабушке, и оно не было благоприятным. Она почувствовала бешеное биение пульса в горле и сосредоточилась на нем. Как далеко внутрь уходят корни бутона? Когда Татинелли увозили, Маримар заметила золотой лавровый лист у нее на пупке. Есть ли такой же лист внутри Маримар? Соткана ли она из корней и лиан? Есть ли цветы в ее легких? Шипы вокруг сердца? Хефита велела им проникнуть в самую глубину, hasta la raíz, до самых корней. Tía Парча похоронена в Нью-Йорке. Ее мать, tía Флоресида, Пенни и дедушка Луис – в Четырех Реках, в корнях дерева Орхидеи. Tío Феликс – здесь, в реке, а теперь Татинелли – в этом склепе, рядом со своей прабабушкой. Где похоронят ее,
