Часть IV. Hasta la raíz [46]
26. Что нужно, чтобы вызвать мертвых
Саранчу оказалось трудно изловить. Когда они думали, что собрали уже всех насекомых, те обнаруживались в чашках кофе, в сумочке Хефиты, когда она один раз выбежала куда-то по делам. Прятались под днищем машины и в моторе. Поначалу Ана Крус пыталась их давить, но постепенно привыкла к их зеленым физиономиям в кухонном шкафу и в банках с хлопьями и рисом.
Ана Крус не была так набожна, как Хефита. Ее крестили, она приняла первое причастие. Ходила в церковь, пока был жив отец. Но потом перестала. В ее доме были изображения Девы Марии, а в ее спальне – крест. Иногда она задавалась вопросом: это потому, что она на самом деле верила или просто боялась альтернативы? Но когда, спустившись по лестнице, Ана Крус обнаружила, что Татинелли мертва, она стала молиться усерднее, чем когда-либо прежде. Она молилась за членов семьи Монтойя, живых и мертвых. Потрясенная, Ана Крус неотрывно смотрела на безжизненное тело Татинелли. Хрупкая девушка казалась принцессой из сказки, отдыхающей после своей жертвы на ложе из виноградных лоз.
Виноградные лозы тоже стали проблемой. Они проникли в комнату из сада, росли из живота Татинелли. Никто не хотел забирать тела. Ни в больницу, ни в морг. Еще слишком много чиновников и зевак собралось у дома. Репортеры и вертолеты. Как стервятники. Даже священники, минуя охрану, совершали паломничество в закрытый для посещений квартал, потому что никто, даже охранник, не может отказать священнику.
Официальная версия была такова. Злоумышленники пытались похитить Майка и Татинелли Салливан, туристов из Соединенных Штатов. Преступники были изгнаны другими членами семьи и скрылись. У полиции не было подозреваемых.
Такова была официальная версия.
Другие, те, кто видел Монтойя прежде, кто восхищался Божьими дарами, растущими у них из кожи, имели на этот счет другое мнение. Они называли это чудом.
Рей выпил всю бутылку бурбона, которую Майк намеревался осушить в память о Феликсе Монтойи. Рианнон спряталась в саду, плача и перешептываясь с кузнечиками, окружавшими ее, подобно благодарным зрителям. Тем временем Маримар просматривала каждую находку, каждую фотографию. Она упорно искала сведения о Живой Звезде, но ничего не могла найти. Ни настоящего имени. Ни музейных данных. Подобно Орхидее, он оставался загадкой, которую им никак не удавалось разгадать.
Никто из них не спал, и ели они только потому, что их заставляла Хефита. Главным образом они ждали, когда можно будет похоронить тела погибших. Маримар позвонила родственникам в Четыре Реки, велела им никуда не выходить и держаться вместе, а потом сидела и слушала плач Рейны, матери Татинелли. Этот плач преследовал Маримар, когда она возвращалась в мыслях к событиям той ночи. Как Живая Звезда их обнаружил? Почему он не вернулся? Она стояла во дворе, обратив лицо к ночному небу. Вслушивалась в тишину, ожидая услышать шепот, угрозу. Странный, похожий на гул колокола голос, звучавший на задворках ее сознания. Но никто не появлялся.
Чудеса закончились.
Чудеса или нет, но дела не терпели отлагательства. Нужно было подготовиться к похоронам. Перед смертью Татинелли сказала, что хочет остаться здесь. Несмотря на мольбы Рейны вернуть тело дочери домой, они не могли пойти против последней воли Татинелли. Особенно после того, как она их спасла. Что до Салливанов, то они оставили сообщение на автоответчике, но никто им не перезвонил.
Заметив их отчаяние, Хефита подошла к Маримар. Та сидела в саду с блокнотом на коленях и рисовала восьмиконечные звезды. Ими было заполнено множество страниц, розами ветров без карты, задающей направление.
– Что-нибудь случилось? – спросила Маримар, увидев лицо Хефиты.
Пожилая женщина оглянулась через плечо, скручивая низ своего фартука.
– Я знаю, кого вы можете спросить об Орхидее.
Маримар выпрямилась.
– Кого? И почему ты нам раньше не сказала?
– Потому что женщина, которую нужно спросить, десять лет как мертва.
– Скажи, кто это.
И Хефита сказала. С учетом всех обстоятельств, это была не самая странная вещь, какие Маримар доводилось слышать. Она могла бы додуматься до этого сама, но в глубине души по-прежнему сопротивлялась возможности невозможного. К тому же она была в отчаянии.
* * *
На следующий день десятки людей явились к их дому на похороны. Они бормотали слова «чудеса», «святые» и «одни». Они знали, что у прекрасных потомков Божественной Орхидеи знакомых в городе не было. Пришел даже профессор Кеннеди Агилар и предложил помощь с гробами.
Рею и Маримар не пришлось нести тяжелые гробы в одиночку, и похоронная процессия затопила улицы, как черная река, прокладывающая путь к шестым воротам гуаякильского «Родового кладбища» у подножия холма Кармен. Люди, жившие на холме, любили
