ее и отправил В. С. Миролюбову, как все рукописи, доставляемые для «Знания» и «Заветов».
Повесть — понравилась мне и по теме и по исполнению, хотя — местами — она могла бы быть несколько сокращена. Владыка — удался, но он слишком много думает текстами и — почти всегда — при этом сам себе напоминает, чей текст. О. ректор — довольно обычен, эпизодические фигуры — оригинальней.
Вообще же говоря — писать Вы стали лучше. Вам необходимо больше работать, и будет очень полезно, если Вы каждый день станете писать хоть по страничке, хоть по нескольку строк, добиваясь сжатости, выразительности и музыки в словах.
Сердечно желаю всего доброго!
19 августа [1 сентября] 1912, Капри.
Уважаемый Рувим Маркович!
О воспоминаниях Шаляпина мне ничего не известно, не думаю, чтобы они были написаны, вероятно, это утка «Бир[жевых] вед[омостей]».
От дальнейшего сотрудничества в «Запросах жизни» я отказываюсь.
Мне трудно говорить о мотивах, побудивших меня к этому, но я не хотел бы, чтобы Вы смотрели на мой отказ как на каприз, и вот — кратко — то, что вызвало у меня впечатления, отталкивающие от журнала.
«Беспартийность» «З[апросов] ж[изни»] становится постепенно своеобразной партийностью без программы — худшим видом партийности: он дает широкий простор различным настроениям, но едва ли способен воспитать и организовать политическую мысль. Мне кажется, что большинство пишущих русских людей за последнее время забыло простые вещи: истина всегда там, где чорт, — налево; единственно творческая оппозиция есть оппозиция угнетаемых угнетателям, вся история человечества строилась на крови и костях демократии.
Засим — скажу откровенно, что был огорчен очень Вашим указанием на причины, помешавшие Вам поместить рецензию об изданиях Брокгауза — Эфрона, под редакцией Бикермана. Если помните, Вы не поместили рецензию эту «вследствие деловых и личных связей с редактором и издателем». Мотив для меня неубедительный: книги плохо изданы, небрежно редактированы и нелепо дороги, в то же время это очень нужные книги для русского читателя. Значит — необходимо сказать, что книги дороги и плохи.
Разные хорошие люди — ныне умершие — лет сто учили нас, что «деловые и личные связи» не должны стоять выше интересов общества.
Не обижайтесь на меня, Рувим Маркович, — уважая Вас, не могу промолчать о том, что мне кажется ошибочным. Поверьте, что, когда «Невская звезда», перечисляя разнородных сотрудников «Запросов жизни», намеренно молчит обо мне — мне это неприятно и даже более того — противно. Надо быть правдивым, это не трудно и совершенно необходимо.
Из «Заветов» я тоже ушел после первой книжки.
А затем — сердечно желаю Вам всего доброго.
Капри.
1 сентября 1912 г.
619
Д. Н. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ
10 или 11 [23 или 24] сентября 1912, Капри.
Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Не знаю, как озаглавить мне очерки, посланные Вам. Я имел дерзкое намерение дать общий заголовок «Русь. Впечатления проходящего», — но это будет, пожалуй, слишком громко.
Я намеренно говорю «проходящий», а не «прохожий»: мне кажется, что прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий — до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определенное.
Может быть, Вы согласитесь дать заголовок «Впечатления проходящего», — откинув слишком широкое и требовательное слово «Русь»?
Я затеял ряд очерков, подобных посланным, — мне хотелось бы очертить ими некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей, как я понял их.
Мне хотелось бы точно знать: считаете ли Вы эти очерки удобными и ценными для Вашего журнала?
Будьте здоровы!
Весьма сожалею, что не знал о том, как близко и в какое время были Вы около Генуи, — в июне я тоже был — с месяц времени — между Генуею и Ниццей, в Аляссио.
Желаю всего доброго!
Почтительно кланяюсь Константину Константиновичу.
19 сентября [2 октября] 1912, Капри.
Многоуважаемый Василий Иванович!
Реорганизуемый группой литераторов журнал «Современник» ставит себе главною целью разработку и освещение культурных запросов племен, входящих в состав империи, а также и запросов областей империи нашей.
Усердно прошу Вас сорганизовать товарищей-сибиряков, дабы они выработали статью на тему о культурных запросах, желаниях и чаяниях Сибири.
Думаю, что мне пояснять Вам ничего не надобно; прошу Вас вспомнить мое письмо, вызвавшее лестное для меня Ваше одобрение, и, если найдете нужным, прочитайте мой ответ на анкету «Украинской жизни» в сентябрьской книжке оного журнала.
Вы, конечно, сами прекрасно понимаете новизну и серьезность для русского общества тех вопросов, которые хотелось бы поднять, Вы поймете также и цензурные опасности, грозящие «Современнику» на избранном им пути.
Как идет дело «Сибирского сборника»?
Где Гребенщиков? Не можете ли переслать ему прилагаемую записку? Пожалуйста.
Если Вы знакомы с Иосифом Ивановым — спросите, нет ли у него каких-либо «сибирских» стихов? Если есть, пусть пришлет мне.
Желаю Вам всего доброго.
1212—X—2. Капри.
А шуметь о задачах «Современника» не надо — дело себя покажет, и оно всегда важнее слов. Так что я буду просить Вас — держите задачу журнала среди своих близких и, по возможности, в секрете.
19 сент. 2 окт. н. с. 1912 г.
Капри.
24 сентября 17 октября] 1912, Капри.
Дорогой Михаил Михайлович!
С января 913 года реформируется журнал «Современник».
Мне хотелось бы дать в этом журнале возможную свободу идеям федерализма и широкой областной самостоятельности. Вы знаете мои взгляды по этому поводу.
Обращаюсь к Вам с просьбою: нельзя ли к январской или февральской книжкам «Соврем.» дать статью на тему «Культурные запросы Украины»? Затем был бы очень нужен очерк по истории украинской литературы. Статьи должны быть педагогического характера и рассчитаны на внимание широких слоев публики. Помогайте, Михаил Михайлович!
Как провели Вы лето и каково Ваше здоровье? Здесь летом было очень интересно: съехалось множество публики русской, одних художников 17 человек! Среди них были весьма талантливые люди, написавшие прекрасные полотна.
Были и литераторы — Саша Черный, оказавшийся очень скромным, милым и умным человеком. Евгений Александрович Ляцкий, автор книги о Гончарове, издатель трагических писем Чернышевского, очень славный человек. И еще много разных людей, разно интересных.
Но лето было плохое: мутное какое-то, неясное
