не наведываются. У него уже есть опыт, и он утверждает, что, когда ходишь пешком, вскоре начинаешь различать еле заметные дороги пустыни.
Когда впервые оказываешься в пустыне, то видишь только песок и верблюдов. Куда ни взгляни: на север, на юг, на восток и на запад – все кажется одинаковым, монотонным. Но мало-помалу начинаешь примечать кое-какие знаки. Здесь нет табличек с названиями улиц, как в большом городе, но зато есть большие камни, все разной формы, объеденные ветрами и эрозией, есть небольшой пригорок, торчащий горбом, или остатки белого верблюжьего скелета на песке, челюсть которого указывает на восток. Следы караванов образуют дороги с их перекрестками и развилками. Здесь каждый след – нечто очень важное, он может быть видным дни или даже недели, все зависит от песчаных бурь, так что и след его шагов – путеводная нить в лабиринте пустоты.
Особенно ему нравится захаживать в гости к одному из шейхов, туарегу по имени Абдулла Мухтар, который одно время вел торговлю с французским гарнизоном в Алжире и говорит по-французски. Чтобы попасть в его владения, нужно дойти до верблюжьего скелета, потом повернуть на запад и идти четверть часа, пока не дойдешь до трех очень высоких дюн. Оставив эти дюны по правую руку, еще минут через десять дойдешь до зеленоватого пятна посреди царящей вокруг охры. Там и увидишь шатер из козьих шкур, маленький огородик под защитой сложенной из камней стены и кольцо колодца. Несколько коз бродят между высушенными кустиками, общипывая их, и пара мальчишек стремглав несутся к шатру – сообщить о прибытии чужака.
– Салам алейкум! – здоровается Тони.
Из шатра выходит Абдулла Мухтар: высокий, сухопарый, одетый с головы до ног в синее, как это принято у туарегов.
– Алейкум салам!
Тони ему улыбается. И вспоминает свой первый визит. Ему говорили, что Абдулла Мухтар – один из самых влиятельных людей в регионе, он оседлый туарег, у которого есть две вещи, необходимые для выживания в пустыне: колодец с водой и здравый смысл. Он шейх, лидер переменного по численности сообщества маленьких поселений, а среди тех целей, которые поставил перед ним Дора, было и налаживание добрых отношений с местными племенами, чтобы исключить их подрывные действия против самолетов и минимизировать враждебность по отношению к летчикам, если те совершат вынужденную посадку в пустыне. По статистике, на каждые пять полетов «Бреге 14» приходится одна поломка двигателя. Вынужденные посадки на полпути случались постоянно, и риск похищения оставался необычайно высоким.
Когда он первый раз пришел с визитом в шатер почтенного туарега, тот попросил, чтобы гость, не приближаясь, положил оружие на землю, но в ответ услышал, что оружия у того с собой нет. Это изумило бедуина. Он никогда еще не видел западного человека невооруженным. Приятно удивило его и то, что этот высоченный европеец коряво, но все-таки мог произнести несколько фраз по-арабски. Он мог поклясться Аллахом, что никогда еще в жизни не слышал так плохо произнесенных слов своего родного языка, но, будучи человеком степенным, смог оценить старания и вежливость иностранца, который хотя бы попытался их сказать. И только после этого заговорил с пришельцем на совершенно правильном французском. Тони пришел тогда крайне усталым, потому что, сбившись с пути, прошел мимо дважды, и попросил у хозяина воды из колодца.
– Я тебе заплачу, – пообещал он.
Шейх взглянул на него, и во взоре этих черных глаз отразился путь многих поколений жителей пустыни.
– Заплати мне своим благословением.
Тони тогда еще не знал законы туарегов. Есть среди них две никогда не нарушаемые нормы. Во-первых, гостеприимство – это священная обязанность. И если твой заклятый враг, которого ты мечтаешь увидеть мертвым сорок раз подряд, окажется в твоем шатре и в эту минуту появится кто-то еще, вознамерившись на него напасть, туарег отдаст жизнь, защищая своего врага, потому что тот под крышей его дома. А вторая норма гласит: вода – дар Божий, нельзя отказать никому, кто в ней нуждается.
– Рад видеть тебя, Абдулла Мухтар. – И подносит руку к груди.
– И для меня тоже радость – лицезреть тебя, Сентузюпехи.
– Я принес тебе немного сахара – для твоих детей.
– Благодарю тебя. Ты унесешь с собой сегодняшний надой козьего молока.
Если он откажется взять молоко, даже если другого молока в доме нет ни капли, то обидит шейха.
– Да будет так. Я пришел выпить глоток воды, с твоего позволения.
– И зачем же ты шел так далеко, чтобы выпить этой мутной воды?
– Вода, которую нам доставляют в цистерне корабли с Канарских островов, отдает железом и хлоркой.
– Но вода отсюда отдает землей.
– И поэтому она мне и нравится. Земля – это то, что рождает все на свете.
Шейх неторопливо кивает.
– Ты говоришь как мудрец. Совсем не похоже на европейца.
И оба смеются.
Когда гость собирается уходить, Абдулла Мухтар преподносит ему специальный подарок: бурнус. Простой бурнус, немного поистрепавшийся по краям, да и не совсем чистый. В Париже посмеялись бы над такими лохмотьями, ничего не зная о важности такого плаща. Этой вещью шейх дает ему понять: мы принимаем тебя как одного из нас. Когда он придет к кому-то из других бедуинов, те его спросят, откуда у него эта вещь, и выслушают в ответ, что это подарок его друга Абдуллы Мухтара, который он носит с гордостью, – и эти слова распахнут перед ним многие шатры.
Он смотрит на араба. Их разделяют море, континент, бог. Глядя в глаза, они друг друга понимают. Их ничто не разделяет.
Глава 36. Буэнос-Айрес, 1928 год
