гнева, и желания спасти сына!
Он потянулся за тростью. Тяжелый, красный, горячий шар подкатывал к позвоночнику, поднимался вверх к затылку.
Нет! Это не просто прилив крови! Это мои силы! Это мой приказ самому себе!
Опершись обеими руками, он встал из глубокого кресла, встал неожиданно легко, выпрямился…
Теперь он увидел, как снова электрическая зарница электропоезда красновато-желтой тенью пробежала по верхушкам самых высоких деревьев.
А уже потом раздался приглушенный шум. И задушенный расстоянием грохот.
Он без труда прошел к двери, взялся за ручку.
Снова услышал два женских голоса…
Один голос был Февроньи… Другого он не знал!
Корсаков осторожно глянул в щелку приоткрытой двери.
За длинным кухонным столом, уставленным едой, которую должны были вот-вот отнести в столовую, сидела чужая женщина.
Она что-то требовала от Февроньи. Лицо ее раскраснелось… Длинная, темная, переливчатая шаль струилась, играла в ее неспокойных руках.
Она была так хороша. Что не испуг, а почти зависть! Какая-то глубинная, мужская ревность! Почти обида! Неожиданно вспыхнула в Александре Кирилловиче.
Что он — не тот, прежний…
«Вот бы… Такую жену Кириллу!» — Он хотел было войти в комнату, но только тут начал понимать, что говорила эта красивая, смуглая женщина.
— Это же ваш внук!
— Это не мой внук, — глухо, но твердо ответила Февронья Савватеевна.
— Я привезла его к вам! Это единственное место, которое они не знают!
— Я и вас не знаю, — подняла на нее глаза Февронья.
— Я — дочь Евгении Корниловны! Подруги Марии Алексеевны! Меня прекрасно знает Кирилл Александрович. Я же стараюсь помочь вашей семье! — торопливо, задыхаясь, почти злясь на непонимание, тараторила женщина.
— Внук же… С матерью?.. На юге? — все никак не могла принять в голову Февронья Савватеевна.
— Отстал от поезда! Когда заметил, что его… Выслеживают!
— Он что, и деньги… Брал у них?! — что-то все-таки поняв, с неожиданно сухой, учительской строгостью спросила Февронья Савватеевна.
— Мелочь! — отмахнулась женщина. — Главное — он знает…
Александр Кириллович сделал шаг через порог, и обе женщины привстали от неожиданности.
— Что же он такое… Знает? — негромко спросил Корсаков. — И откуда… Вы привезли его ко мне?
Женщина поднялась во весь свой немалый рост.
— Лина Пираева, — торопливо представилась она.
— Толком! Толком объясните…
Февронья Савватеевна начала делово составлять на поднос тарелки с угощеньем. Она смотрела перед собой…
— Я объясняла Февронье Савватеевне! — отводя глаза, на что-то решаясь, начала Лина. — Ваш внук… Гена! Сын Кирилла Александровича… Он сейчас у меня в машине.
— Как — в машине? — воскликнула было Февронья. — Что ж ты мне прямо не сказала?
— Да! В машине! — подтвердила Лина. И несколько раз кивнула головой в подтверждение. — Он с трудом добирался до Москвы… Вынужден был бежать! От очень… опасных людей!
— Но вы-то… Вы? Откуда вы все это знаете.?
— Я?! Я просто… Подобрала его на дороге. Он шел к вам, — решилась, наконец, Лина.
Она подняла голову, в ее глазах был вызов.
— Как же?.. В машине? — засуетилась Февронья, то поднимая, то снова ставя На стол поднос. — Он болен?
— Выглядит он неважно… — Лина опустилась на лавку и закурила.
— Я его сейчас… — Февронья рванулась к дверям. — Машина не заперта?
Лина покачала головой.
Старуха рванула дверь на улицу и тут же скрылась.
— Спасибо, — не сразу сказал Корсаков.
Она посмотрела на него удивленно.
— Теряешь разум, когда дело касается их… Детей! — еще тише сказал Александр Кириллович.
— Можно… Я останусь? — неожиданно попросила она.
Старик посмотрел на нее пристальнее.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Да! И с вами… тоже.
— К сожалению, у меня… Гость! — усмехнулся Корсаков. — Даже приедет много гостей! Где же вас пока… Поместить?
Он повернулся было к своему кабинету, но Лина остановила его.
— Я здесь посижу… Может, помогу вашей милой…
— Вы находите ее… Милой? — внимательно, без иронии, посмотрел на нее Александр Кириллович и добавил тихо: — Спасибо!
Он сделал несколько неожиданно уверенных шагов к двери в столовую. Постоял. Обернулся…
— К сожалению, не приглашаю. Деловые мужские разговоры! Что может быть скучнее?
Он помолчал. Снова поднял на нее глаза.
— А что? Невестка моя? На пляже резвится?
Лина вздохнула. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос. Но Корсаков ждал.
— Нет! Она в Москве…
— Дома?
— Не знаю…
— А что? У нее есть… Другой дом?
Лина молчала.
— Мужчина?
— Вы меня так спрашиваете… Как будто я в курсе дел всей вашей семьи?
— Да, да… — кашлянул Александр Кириллович. — Это с моей стороны действительно… Бестактно!
Он хотел было уйти, но снова посмотрел на красивую, желтоглазую, кого-то напоминающую женщину.
— Я не ослышался? — осторожно начал он. — Вы — дочь Евгении Корниловны?
Лина кивнула головой.
— А-а-а… — неопределенно протянул Александр Кириллович. Неожиданно добавил: — Кланяйтесь ей… Если жива.
— Конечно жива! — вырвалось у Лины.
— Может быть… Может быть! — пробормотал старик и, не оглядываясь, не попрощавшись, вышел в столовую, плотно прикрыв за собой дверь.
В кухню, шатаясь от слабости, вошел Генка. Его поддерживала Февронья Савватеевна.
17
Корсаков одним из первых сбежал по трапу.
— «Не ждали»? Как в картине Репина? — он пожимал руку встречавшему его Ратушному, советнику посольства.
На лице высокого, полного, начинающего лысеть советника застыло некоторое недоумение.
— Желанный гость! Желаннейший! — сменилось оно сладчайшим радушием.
Он взглядом позвал молодого атташе.
— Киян… Юрий Васильевич! — И обратился к нему: — Дорогой мой… Документы! — Кирилл не сумел сказать слова, как на него обрушился поток.
— Ну! Что же мы — тут? В провинции! — хохотал советник, когда они шли к машинам. — А вы там — в сферах! «Не ждали! Не ждали!»
