углей, тоже выдерживались над кипящим бульоном. Стальной лист гриля был раскален до умеренной температуры и сбрызгивался тем же бульоном, чтобы его поверхность оставалась влажной, и бусинки бульона скакали между ручейков жира, который вытапливался из говяжьего фарша.
– Котлетки чуть касаются стального листа, видишь?
– Вижу, – ответил Бруно, притворившись восхищенным учеником. В самом деле, котлетки невесомо лежали, словно героиня сказки «Принцесса на горошине», на обильно уснащенной солью перине из луковых кружочков.
– В «Уайт кастл» [65] гамбургеры даже не переворачивают, – вещал Плайбон. – Они проделывают в них дырочки, и говядина может жариться с одной стороны. Очень эффективно, меньше дыма, но при этом ты фактически ешь мясную запеканку. А вот мы в «Кропоткине» переворачиваем! Листовой гриль максимально раскаляем вот здесь… – Он указал на место около технического желоба, – чтобы в конце обжарки получить хрустящую корочку. Знаешь слово «изморозь»? Корочка, которая образуется на морозе.
– Очень поэтичное слово.
Прорезь для рта на мешке висельника была свободной – не то что на медицинской маске. Бруно мог говорить громко и внятно. Несмотря на грубую поверхность маски, внутри мешковина была обшита атласом и была гладкой и удобной, плотно затянутой на шее. А вот веревка на петле была совершенно лишней, она болталась под кадыком и раздражала его.
– Это уж точно, поэтичное. Делаем корочку. Успеваешь следить?
– Думаю, да.
– Ну и сыр, если надо, добавляется в самую последнюю секунду.
Демонстрируя все, о чем он рассказал, Плайбон перевернул четверку слайдеров на луковой перине, чтобы котлетки как следует прожарились. Потом стремительно плюхнул на гриль тонкие квадраты оранжевого сыра, отрезанные от лежащего рядом оковалка. Квадраты быстро начали плавиться, и сыр добавил собственный жир в общую копилку. После чего Плайбон столь же стремительно сунул расплавленные квадраты внутрь распаренных булочек и уложил их в крошечные бумажные конвертики.
Один за другим сыпались заказы на слайдеры, поглощаемые у прилавка или уносимые с собой в промасленных белых пакетах. Плайбон, словно подстегиваемый суетой хаоса, в котором он ощущал себя как рыба в воде, сновал с лопаткой у гриля, попутно читая лекцию об искусстве обжарки котлеток, складывал готовые в пакеты, звонил в кассовый звоночек, словом, вел себя точно безумный органист за клавиатурой «Вурлитцера»; но клиенты все шли и уже толпились в дверях. В час пик очередь протянулась до Баудич-стрит. Мастер иногда вкладывал всемогущую обоюдоострую лопатку в руки Бруно и забирал ее у него только после того, как получившаяся котлетка или луковая подушка никак не соответствовала его высоким стандартам. Тогда он сгребал кулинарный брак в технический желоб и принимался колдовать над новой порцией фарша и луковых колец. Если Бруно удавалось обжарить котлетки и лук, как того требовал рецепт, Плайбон с размаху жал на кнопку звонка и обращался к клиентам с бессвязными заявлениями. Так, он мог выкрикнуть: «Во времена революций человек вполне может питаться хлебом с сыром и вместе с тем живо обсуждать события дня!» Или «Дом строится не хозяином, а сэндвич готовится не едоком!»
Те, кому наконец удавалось протиснуться в дверь, страдали от голодных судорог, вдыхая аппетитные дымные облачка, и громко стенали, когда идеальные на вид котлеты отправлялись в мусорное ведро. Возможно, именно такого эффекта и желал добиться Плайбон: пусть они помучаются немного, пусть поглазеют на развешанный по стенам агитпроп. Не нравится ждать? У вас всегда есть «Зомби-Бургер». Но никто никогда не уходил из очереди. Посетители бубнили в мобильники, или общались между собой, или похохатывали, с восхищением глядя на шоу за прилавком – на прикольный тандем, в котором участвовали продавец слайдеров – и по совместительству чудак-революционер – и его долговязый ученик в маске из мешковины с веревкой висельника на шее. Самые отвязные посетители из числа студентов Беркли с длинными патлами, или со свежими татуировками на бицепсах, или в ожерельях из ракушек, кто явно не оправдал надежд своего тренера по плаванию, обеспечившего им зачисление, сами откалывали придурочные провокационные шуточки:
– Эй, Анонимус, сваргань-ка мне парочку и не забудь добавить хактивизма! [66]
– О да, V значит Вендетта!
– Смотрите-ка, да это же Лебовски! Под маской скрывается Чувак!
– Если это так, то что-то он схуднул.
– Да нет же, он жертва линчевания. Наверное, Джонни Депп сшиб его выстрелом с ветки в «Одиноком рейнджере».
– Ты имеешь в виду «Джанго освобожденного»?
– Это был Стерлинг Хейден в «Джонни Гитаре», – мимоходом поправил их Гэррис Плайбон.
Бруно все это время молчал, пока в закусочную не вошла молодая женщина с длинной челкой над очками и, дожидаясь своих слайдеров, тихо спросила:
– А кто вы?
Бруно ответил не сразу.
– Просто новый сотрудник. Ученик.
– Нет, я хотела спросить: кого вы изображаете?
Она говорила так, словно костюм Бруно был неким тайным сообщением, требующим расшифровки.
– Я – мученик анархизма.
Чем глубже он погружался в шараду, придуманную Столарски, тем меньше был готов откровенничать. Он как будто играл на удержание счета: считай очки, подчиняйся воле игральных костей и передвигай фишки на безопасные позиции.
– Анархизм не порождает мучеников, – изрек Плайбон. – Мучеников порождает государство. – Повар сжал челюсти, и взгляд его черных глаз, увеличенных линзами очков, потяжелел.
– А что тогда порождает анархизм? – не унималась женщина.
– Анархизм порождает людей, спасибо за вопрос. И пищу. Вам добавить луку? – Добавка лука была у Плайбона безмолвным знаком уважения. – Давайте, не стесняйтесь, я же вижу, вы хотите сказать «да». Любой, кого отпугивает запах лука из вашего рта, недостоин быть вашим знакомым!
Плайбон отказался брать с нее деньги и без объяснения отбросил банкноту обратно.
Имея капризно изменчивый нрав, он снова завел свою пластинку.
– «Яблоко на ужин – и врач не нужен» – слыхали такую поговорку? – Он оглядел очередь в надежде услышать чье-нибудь «да». – Все верно, это как «Того и жди, пойдут в Испании дожди» [67] – нас всех заставляли зубрить эту галиматью на потогонных конвейерах заводов, которые многим заменяли начальную школу. Все верно, яблоко на ужин – и врач не нужен, но верно и то, что лук на обед избавит от бед!
Это вызвало взрыв хохота, но Плайбон поднял руку, призывая к тишине.
– Мой коллега не может показать вам свое лицо, ибо он являет живой пример катастрофы западной медицины. Думаете, я шучу, да? Но я не шучу. Скажи им, товарищ!
– Сказать им… что?
– Кто это с тобой учудил, так называемая система здравоохранения или анархизм?
– Все правильно, я обратился к нейрохирургу. В тот момент это казалось мне необходимым.
– Надо было тебе обратиться к луку!
Но тут Плайбон утратил симпатию аудитории, которая, видимо,
