словно делая ему уступку, но не желая акцентировать на этом внимание.
– Тебе надо увидеться с врачом, ja?
– Нет. – Бруно так и не ответил ни на один звонок Кейт, дисциплинированной ассистентки доктора Ноа Берингера. Теперь она, как раньше Мэдхен, настойчиво пыталась связаться с ним по мобильному. Он стер все ее сообщения и отключил звонок.
– Но у тебя есть друг.
– Он лишь кажется другом. – Бруно старался держать себя в руках. Лучше не пугать Мэдхен, а не то она еще сбежит. Ей должно быть комфортно в «Джеке Лондоне», в этой безопасной западне, где она могла спрятаться, пока они не улизнут. – Тебе не стоит иметь с ним дело.
– Я ничего не понимаю, Александер. Разве не он заплатил за твою операцию и прислал за мной машину в аэропорт?
– И да, и нет. То есть это один и тот же человек. Но он обращается с людьми… плохо.
Бруно почувствовал приступ тошноты и одновременно вины: он практически забыл о Бет Деннис.
– Девушка, которая забронировала тебе билет, настоящий друг – но он ее уволил за это.
– Почему?
– Потому что в его власти было это сделать.
– Но это же ужасно!
– Именно. – Он взял ее за руки и поднял со скамейки. – Пошли, повидаемся с ее подругой. И как я не вспомнил об этом раньше. Она работает в художественном музее, мы проходили мимо него по дороге сюда…
Они поспешно выскочили из парка и зашагали по Баудич-стрит, словно подхваченные его внезапным порывом. В отличие от прохожих, бредущих по провонявшему мочой тротуару, Мэдхен шла легкой пружинистой походкой опытной бегуньи – в ее компании, вероятно, ему и машина бы не понадобилась, чтобы исчезнуть из города.
* * *
Огромный художественный музей, выстроенный в бруталистском стиле, казался заброшенным. Хотя двери были распахнуты, во всех залах, кроме кафе и сувенирного магазина, царил полумрак, будто в знак печального согласия с тем фактом, что никому нет дела до произведений искусства. Но работает ли киноархив? Единственный, кто мог бы ответить на этот вопрос, был скучающий продавец с зелеными волосами – с виду подросток – за прилавком сувенирного магазина. Бруно решительно шагнул к нему, даже не думая о том, какое впечатление может произвести его маска. За ним по пятам следовала Мэдхен, точно Алиса за шахматной королевой.
– Что с киноархивом?
Зеленоволосый паренек беззвучно открыл рот и поднял вверх обе руки, словно от удивления или, возможно, страха. Может быть, он счел их налетчиками и уже приготовился жалобно скулить, что не имеет доступа к магазинному сейфу. Но в этот момент Мэдхен вышла из-за спины Бруно и тронула продавца за рукав:
– Не волнуйтесь, bitte. Мой друг был в больнице. Он выздоравливает после операции.
– А…
– Мы ищем киноархив, который должен находиться в этом здании, – пояснил Бруно. – Он является частью музея.
– А, ну да. – На лице зеленоволосого паренька вновь возникло обычное выражение – скучающее и безмятежное. – Кинотеатр теперь на другой улице, на Бэнкрофт. Но вообще-то они там временно.
– Мне нужно поговорить с архивистом.
– К сожалению, киноархив закрыт и откроется не раньше, чем достроят новое здание.
– Какое новое здание?
– Это здание не сейсмоустойчиво, хотя и выглядит как бетонная гора. – Продавец взглянул на потолок. – Мы тут все под дамокловым мечом.
– Ну ты смельчак! – произнес Бруно.
– Ха!
– Но ведь архивистов не уволили? – А вдруг Кит Столарски устроил так, что и музей стал жертвой его мести за самоуправство Бет и Алисии?
– Почему уволили? Нет, сэр, в новом здании будут работать те же люди. А сейчас они занимаются подготовкой коллекции к переезду.
– Я ищу Алисию – ты ее знаешь?
– Алисию? Конечно! Но не уверен, что она здесь, она вроде в отпуске.
– А Бет Деннис знаешь?
В ответ зеленоволосый продавец бросил на него пустой взгляд.
– Все равно спасибо, – сказал Бруно.
– Не за что. Сегодня вечером там выставляют «Персиваля ле Галуа» Ромера, редкая копия. На вашем месте я бы сходил.
– Спасибо, – ответила Мэдхен.
Когда они вышли из музея, Мэдхен перелезла через невысокую бетонную стенку и оказалась на внутренней лужайке предназначенного к сносу музея – воротца на лужайку были заперты, а на газоне высились позабытые скульптуры. Бруно последовал за ней. Они юркнули в тень ржавого изваяния в виде геометрической абстракции на бетонном постаменте, озаряемого калифорнийским солнцем. Мэдхен спрятала лицо у Бруно на плече, словно оба опасались, что их лица могут стать объектом слежки. Ей легко передалась его паранойя: может быть, именно этим она ему так нравилась.
– Не беспокойся, – прошептала она. – Мы найдем твоих друзей.
– И каким образом?
– Ты напугал парня своей маской. – Она взяла его за руку, и их пальцы приятно переплелись.
– Мне придется опросить всех продавцов и всех официантов в этом городе, пока я не найду того, кто их знает. – Но чувство вины Бруно уже сменилось радостной беспечностью. Он же не виноват, что во власти Столарски заставлять людей и архивы исчезать.
– Они дадут тебе всю нужную информацию.
– Нет, это мы оба напугали парня. Сам по себе я выгляжу как обычное уличное привидение, поэтому остаюсь практически невидимым. А элегантная великанша-немка – вот кто его впечатлил!
– Ja, он, верно, подумал, что мы из «Фракции Красной армии»!
– Кто?
– «Группа Баадера – Майнхоф», так они еще себя называли.
– Да. – Бруно необязательно было в точности понять, что она имела в виду. Вероятно, это был очередной вариант покаяния за нацизм, в которое немцы впадали при любом удобном случае.
– Но теперь, Александер, тебе это не нужно! – Она высвободила пальцы, дотронулась до его шеи и резко расстегнула нижнюю застежку-липучку маски.
– Я…
Она приблизила губы к его уху и снова зашептала:
– Ты станешь еще более красивым, а может быть, и более пугающим, потому что станешь более настоящим. Все хорошо.
– Не уверен.
– Попробуй снять, ради меня, bitte. В этом саду.
Почему бы и нет? Бруно мог бы сбросить маску, а они с Мэдхен – одежду, чтобы воссоздать райский сад на лужайке обреченного музея, загодя заявив свои права на эту недвижимость в пику Столарски и любому другому спекулянту. Ложитесь и трахайтесь на пути бульдозеров, разбейте тут Народный парк для двоих. Если учесть репутацию Беркли, странно, что это еще не произошло. Бруно боялся лишь одного – удаления двустороннего защитного клапана с его головы. Здесь он чувствовал себя в безопасности под сенью стальной скульптуры, служившей ему надежной баррикадой, внешним мутным пятном, преградой для ментального излучения. А от Мэдхен не исходила никакая опасность. Она просто не могла
