жакете до колен.
— Сотрясение мозга! Точно! — послышался другой, ленивый, безучастный голос.
— Документы? — спросил Генку милиционер.
Тот попытался, лежа, пошарить по карманам.
«Документы его далеко на юге! В материнской сумке…»
— Нет? Значит, документов? — как само собой разумеющееся, сказал милиционер. Он был серьезен, молод, недоброжелателен.
— Мы его — знаем! — услышал Генка голос «Плаща». — Он здесь… недалеко живет!
Милиционер распрямился, аккуратно и не торопясь отряхнул руки.
Без доверия посмотрел на «Плаща»…
— А ваши? — Он выбросил вперед руку, как будто принял вызов. — Документы!
Генка увидел, как «Плащ» и «Ангел» быстро переглянулись.
— Ваши? — уже хмурясь, настаивал милиционер.
— Это они! Они! Его куда-то волочили! — снова оживилась баба в необъятном жакете. — Ох, нехорошее… Что-то с ним хотели сделать?
Милиционер только чуть повел глазами, и она замолчала. Отодвинулась в задний ряд небольшой толпы.
— А что? — спорил «Плащ», краснея и даже с вызовом поглядывая на милиционера. — Почему это мы? Должны предъявлять документы? Они у нас… Есть! Уж вы-то не беспокойтесь!
— Вы куда? — вдруг крикнул милиционер и ловко, цепко схватил «Ангела».
— Я? Я никуда… Я здесь! По нужде…
Генка начал медленно подниматься. Какой-то старик, жилистый и еще крепкий, помог, поддержал его.
— Всем стоять на месте! — оживился молодой милиционер. — Так… Значит! Ни у кого… Документов — нет?!
«Плащ» вдруг быстро показал милиционеру какую-то книжечку и хотел было тут же спрятать ее, но милиционер, зардевшись от недоверия и внутреннего сопротивления, задержал ее в руке. «Плащ» тоже не отдавал.
Так они и стояли оба, красные, вцепившись в темно-красную книжечку, завернутую в целлофан.
— Ох! И схлопочешь… Ты! — с угрозой протянул «Плащ».
Генка заметил, что «Ангела» вблизи уже не было…
— Прошу не угрожать! При исполнении… — взлетел до мальчишеского фальцета голос милиционера. — А фамилию вашу и должность… В протокол должен занести!
— А что? Собственно говоря… Случилось? — обезоруживающе улыбнулся «Плащ». — Парень бежал… От вашего свистка? Я помог его задержать! Я его — не знаю! Отвечать за него — не хочу! Сами и выясняйте…
— А где же ваш… «Товарищ»? — быстро оглянулся милиционер.
— Эх, ты! Тютя! — с откровенным презрением сказал «Плащ» и с независимым видом пошел прочь от него. Генка знал, что далеко он все равно не уйдет. Будет где-то рядом…
— Пошел отсюда! — вдруг рявкнул Генке растерявшийся, уже злящийся на самого себя милиционер. — Тоже! Всякая шваль… В Москву! Лезет!
Генка с высоты своего роста видел, как те, двое, прикрывшись редкими, пыльными кустами, чуть отдалялись по скверу, но где-то они все равно будут поджидать его.
— Не пойду! Никуда!
— В отделение… Захотел?
— А может… И захотел!
— Только нет у меня… Времени! С тобой мараться! — Наступал на него милиционер. И вдруг нашел выход. — А, ну… дыхни!
Генка со злостью, разинув рот, дыхнул что было мочи…
Гнев молодого милиционера был какой-то неопределенный, но Генка готов был ругаться и ругаться с ним до бесконечности. Пока не исчезнут, не уйдут совсем те, «двое»…
Но он же знал! Что они — не уйдут!
— Геночка! Что с тобой? Почему… Ты в таком виде?! — услышал он вдруг чей-то женский голос.
К нему через толпу торопливо пробиралась высокая, смуглая, очень красивая женщина.
— Ты что? Тетю Лину не узнаешь? — она бросилась к нему на шею и поцеловала его. Генка почувствовал, что она сама дрожит… Но все равно сейчас она — была его спасение!
Милиционер, мгновение назад смотревший на него зло, раздраженно, теперь, кажется, тоже радовался появлению этой вполне интеллигентной, столичной и даже вроде значительной дамы…
— Это… Мой племянник! — объясняла она милиционеру. — Родители на юге! Вот он немножко и распустился… Знаете, молодежь?! Играют… Во всяких там… «хиппи»!.. «панков»!
Милиционер успокаивался все явственнее и уже готов был с высоты своего двадцатипятилетия простить и даже понять папенькина сынка.
— Ничего! — обратилась Лина к мальчику. — Сейчас мы поедем на дачу! К дедушке! Там сегодня все свои… Дедушка тебя ждет… Февронья Савватеевна уже пироги, наверно, испекла… И гости будут!
Генка, у которого закружилась голова от неожиданной предательской слабости, в последний раз посмотрел на тех, двух, за кустами…
«Плащ» внимательно вглядывался в Лину. Вдруг лицо его стало растерянно-серьезным! Он, что-то быстро сказав «Ангелу», решительно пошел прочь.
Генка понял, что он… Спасен! Но в тот же момент ему почему-то подумалось, что эта эффектная, пахнущая французскими духами, откуда-то даже знакомая ему женщина тоже видела тех двоих…
«Значит, — подумал он. — Она… с ними? Или только знает… Их?! Нет! Он уже ничего не мог понять… Ничего!
Милиционер козырнул. Лина, царственно улыбнувшись ему и всей толпе и одной своей улыбкой потушив весь этот маленький уличный инцидент, взяла под руку качающегося Генку. Они двинулись к ее «Жигулям».
— Куда… Мы поедем? — спросил он, когда она распахнула перед ним дверцу. Генка снова был настороже.
Лина быстро посмотрела на него.
— Я же сказала… К Александру Кирилловичу! На дачу… — Лина положила мягкую свою ладонь на его плечо, чуть задержала пальцы на худом его затылке.
— Не бойся, Геночка… — сказала она устало. Они уже сидели внутри машины. — Накинь ремень. В какой-то степени… Я ведь действительно… Почти твоя тетя!
Ее разворот перед идущим навстречу трамваем был так безукоризнен, что Генка, краем сознания, понял, что она так же, как и он, стремится убежать, исчезнуть с этого невеселого места…
Она хорошо вела машину, главное — смело.
Генка улыбнулся.
— Вы «их»… Знаете? — впрямую, как сообщницу, спросил он.
— Знаю! — невесело усмехнулась Лина.
На мгновение она залюбовалась мальчишкой. Даже и в таком виде он был хорош, этот «корсаковский отпрыск».
— Вы… С ними? — с той же наивной, обескураживающей легкостью снова спросил Генка.
— Как видишь… — не сразу ответила Лина. — Я — с тобой!
— И мы действительно… Едем к деду?
— Действительно!
— А как же… я? Во всем этом? А от дома у
