живого личика и мягкостью движений. Но уже тогда он знал, что ожидает, если решится заглянуть глубже.
Помнишь, я рассказывал, как мучительно восстанавливать каждую собственноручно выграненную частичку хрустального мира? В особенности после его полного краха. Разочарование словно душило Александра. Ему не хотелось в лишний раз обострять это чувство, заставляя себя вглядываться в ширму, за которой опять окажется беспросветная пустота.
Восхищаться красотой девушек и не поддаваться её соблазну, быть целомудренным – дело двух крайностей, и таким был наш герой.
Проблема взаимоотношений была для него вездесуща. Александр подозревал, что попал в этот мир по ошибке, когда должен был родиться где-то в совершенно другом месте. Не мудрено так думать, когда замечаешь, что никто не в состоянии видеть мир в столь разнообразном свете и испытывать то, что чувствуешь ты, а также разделять твои стремления и мысли. Семья его не была исключением.
В один момент, когда недопонимание его поглотило – Александр решил переехать на съемную квартиру. Иногда он находил приятным отрешиться от всех, чтобы побыть с собой и со своими мыслями наедине. Для того чтобы совершить это, ему потребовалось работать четыре месяца не покладая рук. Избалованному ребёнку пришлось не по себе. После столь продолжительного отдыха и ведения беззаботного образа жизни, суть которой заключалась лишь в пассивном наслаждении и отстранении от быта, на него, как снег на голову, свалилось много мелких житейских хлопот, да такое количество, что их можно было смело прозвать сугробом. Однако, несмотря на все возникшие трудности, запала у него всё-таки хватило. И сполна: за этот период Александр написал двадцать семь картин, творя их ночью после основной работы. Для скорейшего достижения цели он продавал своё творчество по таким ценам, которые просто нелепо озвучивать. И накопив минимальный запас сбережений, он осуществил затерянное дело с пылким энтузиазмом. Да так, что уже спустя четыре года после переезда наш герой жил уже в собственном особняке.
Успех приносили, как он сам осознавал, весьма заурядные картины. Порой ему просто приходилось удовлетворять голодные пасти массы, кидая им гнилой кусок на растерзание, и такой ими обожаемый, что не жалея, они отдавали баснословные деньги за столь долгожданный деликатес.
Творчеством Александра – его умением выплеснуть уникальное видение на полотно, восхищались также и художники его времени, слепо подражая во всём, что бы он только не сделал. Иной раз это доходило до абсурда: любая оплошность или небрежность с его стороны, временами даже целенаправленное глумление в новой работе – вскоре подобное начинало мелькать и в трудах современников, а впоследствии и вовсе вырастало в целую тенденцию. Только сам автор, кажется, был единственным, кто понимал, что все эти работы, которые так громко восхваляются – не есть глубокие воды искусства, а лишь её поверхность. Действительно глубинные картины, написанные им в минуты исступления, не известны миру и по сей день. Их никто не видел, да и вряд ли увидит. Александр вложил туда всю свою душу, и, боясь чёрствости мира, в своё время прятал их даже от самого нежного, существующего на этом свете – мягких лучей солнца. Хранил он их в самом сердце своего дома – тёмной комнате. Однако в один день полотна исчезли. Исчезли вместе с их автором.
Что на них изображено – раскроется в протяжение следующих глав. Скажу только, что они были написаны в порывах, вызванных душераздирающими мыслями.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я знаю, что когда-нибудь это все станет просто историями. Наши фотографии станут старыми фотографиями, а все мы станем чьими-нибудь мамами и папами, но сейчас это еще пока не истории. Это происходит. И я здесь, и я… смотрю на нее, потому что она прекрасна. В какой-то момент ты понимаешь, что ты – это не грустная история. Ты жив! И ты слушаешь эту песню, и едешь по дороге с людьми, которых любишь большего всего на свете. И в этот момент, клянусь, мы – часть вечности!
Чбоски, «Хорошо быть тихоней»
Тем временем, пока мы вдавались в лирику, как-то незаметно пролетело несколько месяцев. Такое часто бывает: не успеешь моргнуть глазом, как осень вдруг меняется зимой.
За это время Александр дал понять крылатому другу, что летать он может везде, где только ему вздумается. Арг, наверняка, чувствовал себя свободно. Между прочим, он ни разу не вылетал на улицу один. Возможно, что он просто привык к дому и поэтому боялся вылетать туда без своего хозяина. Ведь когда они, два друга, гуляли вместе по участку, пернатый всегда выглядел спокойно. Он сидел у Александра на плече, пока тот медленно ступал по усаженной пестрыми цветами дорожке. Стоило хозяину опуститься в задумчивости на скамейку, как Арг взмахивал крыльями и начинал то кружить над домом, то парить среди развесистых крон дуба и сосны, то нырять в зеленую гущу яблонь, маневрируя среди веток и частенько сшибая плоды. В город они выходили достаточно редко – там было много суеты, которая лишь отвлекала от мыслей.
На протяжении полугода Александр каждую неделю измерял рост Арга, ибо он рос, как говорится, не по дням, а по часам. И по подсчёту за этот период он вырос на целых 34 сантиметра, что весьма удивляло его хозяина.
Ещё Александр научил его ловить хлебные крошки либо горох прямо налету. Дело в том, что подобное совместное времяпрепровождение нравилось им обоим. Это было видно по их глазам. У Арга, как для птицы, они были удивительно живые – от них словно доносились нотки человеческой души. Иной раз Александр дивился этому, и у него, бывало, проскакивала шуточная мысль, что в плоти птицы будто находится человек, а точнее, его сознание, которое не прочь побыть крылатым хотя бы для разнообразия. «Только, наверняка, ему очень скучно не разговаривая» – добавлял он при этом.
Спустя полгода их безмятежной жизни Арг совсем возмужал и превратился в удивительно большую птицу. Александр надумал съездить с ним на природу – показать властную свободу гор.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Пред ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-края нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал. Мучило его то, что всему этому он совсем чужой.
Достоевский, «Идиот»
Что испытывает человек, когда он собственными глазами видит целый мир, распластавшийся у ног его? Когда многочисленные города, состоящие из несчитанного числа огней, становятся желтыми песчинками? Когда бесконечные для взора реки принимают вид синей нити? Когда массивные и дремучие леса превращаются в квадратик зелени? – Он проникается возвышенностью. И делает это по-разному: может восхищаться природой, может благодарить бога, может восхвалять вселенную, может возносить внеземной
