А вот завтра… Завтра — утром!
Он повернулся к Ивану Дмитриевичу.
— Если он… ваш прямой руководитель! Слишком бережет вас!.. Или еще хуже! Так сказать, на поводу у вас…
— Ты что?! — поморщился Логинов. — Говори! Да не заговаривайся…
— Так вот… — настойчиво продолжал Корсаков. — На поводу у вас!
Логинов быстро и зло посмотрел на него, но не решился прервать его.
— Завтра! Я буду в Москве! И буду разговаривать о вас… Дорогой мой… Неудавшийся зять!
— Дед! Ну, что ты! — взметнулась, вскрикнула Галя. — Деда…
— Мои дети и внуки останутся здесь! И за эту ночь… Я все сам выясню у них… — Он ударил кулаком по столу. — Все! Я буду знать больше, чем вы даже хотите… чтобы я знал!
— Лина! — крикнул было Нахабин.
— Я сказал… Не кричать в моем доме! — грохнул по столу кулаком старый Корсаков.
Он обвел всех глазами.
Задержался на Логинове, который сидел, опустив голову.
Сделал широкий и достаточно определенный жест рукой — мол, все свободны.
— Машину? Завтра? За вами прислать? — еще раз попытался сгаерничать Нахабин после неловкой паузы.
— Будет! — спокойно, даже примирительно ответил старик. — Все будет, дорогой мой мальчик. И машина тоже будет!
Пройдя к двери, он сам распахнул ее перед Нахабиным.
— Прошу! Спокойной ночи…
Все потянулись из столовой.
Галя, Февронья Савватеевна и Лина бестолково мельтешились на кухне. Нахабин обернулся к Лине. Прочел по ее губам имя Жигача. И вдруг взорвался:
— Все! Отъездился!.. Не выездной!
Хотя он и сказал это шепотом, Генка от этих слов пулей взлетел по лестнице на свой чердак.
Логинов по-прежнему сидел один посреди разгромленного стола.
— А тебе… что? Особое приглашение? — недобро спросил старый Корсаков.
— Александр Кириллович… — Тихо начал тот. — Ты понимаешь… Чем это все грозит? Что ты… хочешь затевать?
— Для меня? Чем «грозит»? — Корсаков сделал паузу. — Все тем же — смертью.
— А для меня?
Логинов поднял на старика глаза. Они были больны, доверчивы и просили пощады.
Корсаков отвернулся.
Потом сделал шаг, другой к двери. Так же доверительно, тихо сказал: «А я, может… Умру сегодня! В постели?»
Логинов опустил голову.
— Уходи, уезжай! — повысил голос старик.
Логинов подошел к нему, осторожно обнял его. На секунду ткнулся в седую щетину.
— Какой-никакой, а я ведь… Корсаков! Хоть и старый, древний! Но мужик. Глава дома… Имени.
Он сделал жест рукой, показывая то ли на комнату, то ли имея в виду что-то гораздо большее, чем его дом… И тихо добавил:
— Здесь есть еще кое-что мое… И немало! Моего.
* * *
— Я тебя спрашиваю! — повысил голос дед.
— Не кричи!.. — испугался Генка. Огляделся. — Как это дед добрался по лестнице до его чердака?
— Чего не стрижешься? — уже тише спросил Александр Кириллович. — Вроде бы… Грива нынче не модна?
— Не на что, — огрызнулся Генка. — Подкинь «тенчик» — постригусь! Даже одеколоном освежусь. Рядом с нами в гостинице аж французский завели!
— Тише! Забыл, что дед еще не глухой?! — Старик усаживался глубже в плетеное кресло рядом с Генкиной раскладушкой. — Что? Ушел из грузчиков?
— Откуда?..
— Ты же в Аэрофлоте… Грузчиком был оформлен… На заграничных линиях. Даже — с допуском!
Генка побледнел.
— Кто? Сказал?
— «По своим каналам!» — старый Корсаков попытался не потерять шутливый тон. — Небось на кого-нибудь из отцовских приятелей вышел. Выканючил: «Дядя Миша… Тетя Маша…» Говори, кто помог тогда туда устроиться?
— У тебя же… «свои каналы?» — попытался еще сопротивляться Генка. — У меня «свои»!
— Ну! — стал недобрым дед. — Говори!
— Они сами меня нашли. Сказали… Ну, что я стану самостоятельным… Ну, и бабки, конечно, были нужны!
Старик сидел, упорно глядя перед собой.
Он не видел внука, а только пытался понять — когда же все это было? Не больше месяца-двух назад! А Кирилл и его жена ничего не знали?
Не знали, что Генка, их сын, значит, уже тогда… Попался «им» на удочку? «Обработан»?
Конечно, парень здоровый. Работа — легкая… Международный аэропорт… Всякие там «Кэмелы», «джинсы», «блекфауэры».
Но главное — доступ к вещам… Прошедшим таможню?!
Идеальная биография Генки… Кирилла! Его, Корсакова, имя как прикрытие!
Но чем Кирилл был им так опасен?! Не только же телеграммой, о которой говорил Иван!
Да! Так опасен, что они готовы даже разделаться и с ним. И с Генкой!
— А почему тогда, когда… Вы еще уезжали на юг? За тобой уже охотились те двое?
Генка молчал.
— Почему они хотели… Расправиться с тобой?
Генка поднял лицо — оно было покрыто красными пятнами. Бесслезные глаза горели страхом.
Старик встряхнул внука, и тот, наконец, заговорил:
— Когда грузили контейнер одного отъезжавшего… Он какой-то наш… Но не русский. Контейнер ударился и развалился. А там было…
— Что? Что там было?!
— Ну, всякое… Золотые вещи! Антиквариат… То, что не было в таможенной записке…
— А кто кроме тебя… Это видел?
— Я! И те… двое! В бункере. Там больше ни души не было! Они-то знали, кажется… Что там — не то! Хотя это шло… Ну, в общем, контейнер этот шел не через таможню! А по их каким-то каналам!
Александр Кириллович молчал, опустив глаза.
«Хватит ли у него сил?»
Молчал и Генка.
— Что ты сделал… Тогда? — наконец, тихо спросил дед.
— Убежал! Просто убежал… Домой! — Генка поднял глаза на деда, надеясь на его одобрение. — Мы же собирались уезжать на юг? С мамой… Но эти… так — «Мелкие собаки».
— И ты тоже… «Мелкая собака»?! — не выдержал, сорвался на крик старый Корсаков. — Как ты мог связаться… С такими людьми?! Ты брал какие-нибудь деньги? Вещи! Сигареты?
— Зарплату… я брал! — тоже крикнул Генка. — За то, что на горбу ящики таскал!
— Тебе, что? Не хватало?
— Значит — не хватало! Много…
