class="p1">Она хотела встать. Он положил руку на её, она отдёрнула.
– Ксюш. Давай пожалуйста, нормально поговорим. Честно. Без нападок. Давай как-то договоримся. Не будем кричать. Я обещаю не кричать.
Она вздохнула. Судорожно, в три приёма.
– Пожалуйста. Я прошу тебя.
– Давай.
– Пойми, я…
– Где ты был?
Он сглотнул.
– У Макса.
– У Макса?
– У Макса.
– Ясно. Ладно.
Она смотрела в окно.
– Пойми, я… я… Твой фильм, он, он, правда… Он обнажил меня, вскрыл. Я не готов к такому, понимаешь? Я в нём очень себе не нравлюсь… Может, я такой. Может, ты меня таким видишь. Может, я правда, так выгляжу со стороны. Но я не хочу, чтобы другие меня таким… У меня нет сил быть таким ещё в чьих-то глазах, понимаешь? Мне больно очень быть таким в этом фильме. Больно, понимаешь? –
Он уже плакал, смотрел не на неё, а куда-то в раковину за её спиной. Она глянула, встала, налила стакан воды из фильтра.
– А я тут причём?
– Не понял.
– Я. Тут. При чём.
– Ну. Вообще это ты сняла?
– И что?
– Не понимаю.
– Хорошо. Я объясню. – она повернулась к нему, зелёные круглые глаза, полны ярости, боли. – Тебе больно. Тебе плохо. Но я тут причём? Это твой выбор – ощущать себя неудачником. Хочешь – ощущай. Почему я должна из-за этого страдать?
– Вообще-то, ты ответственна. Ты – режиссёр. Ты знала, что ты делаешь…
– …нет.
– …и ты знала меня…
– …Нет!
В ссоре опять участвовали трое. Он физически почувствовал его в комнате. Блестящий чёрный объектив. А за ним уже высятся феминистки, ехидные комментаторы, журналистки-Гидры-Афиши-The-Village-а-ха-ха-ха-ха),
– Нет, Саша. Ты знал, как я снимаю. Ты знал, на что шёл. Ты. Не перевешивай на меня свои комплексы
– Да не знал я!!! – он сбил чашку рукой вбок со стола, стеклянный взрыв о гарнитуру, осколки, зазубрина на ящике. Она вздрогнула, отклонилась. Абьюзер, манипулятор, насильник, десять признаков того, что вы живёте с токсичным мужиком.
– Идиот
– …прости! Прости. Прости.. Я не знал, что так получится. Это была ошибка. Моя ошибка. Этот фильм – моя ошибка.
– Блядь, какой же ты дурак, Саша, какой ты дурак – она плакала, лицо в ладони, кольцо, слава богу, на пальце, надела со вчера – какой ты дурак, за что мне всё это. За что мне всё это мучение с тобой, я же столько сил!.. Столько-о-о с-и-и-л – она уже ревела в исступление, и он сначала обрадовался, что можно будет её успокоить, но она ревела так сильно, что он испугался – Зачем, я вообще с тобой живу-у-у…Ты вообще не понимаешь, как я долго к этому… У меня впервые что-то получается…Я… я… я сделала всё круто, я сделала фильм, который посмотрит, дай бог тысяча человек, я же занимаюсь ещё менее популярной хернёй…Ну, почему ты всё ломаешь… почему ты не ценишь меня и мой труд…
– Хватит прибедняться, Ксюша! – Он опять был героем статьи, почему вам надо уходить из токсичных отношений, история нашей авторки. – У тебя есть всё! Фестивали, признание мастеров, заказы на съёмку, это я тут жертва!
– Что? – она уже вскинула своё красное, как фонарь лицо
– Да! У тебя есть всё, жертва я! Я в этом фильме идиот, не ты! Я со своим творчеством, со своими песнями, которые ты так ненавидишь! Я, блядь, эти песни вынашивал с кровью и потом по ебучим поездам и впискам! Да! Да! Это то над, чем ты ржёшь, что любишь высмеять! Ты просто приходишь со своей камерой в настоящее искусство и как все эти мудаки, превращаешь всё в говно! В постиронию вашу ебучую! Такие, как вы меня убивают! В вас ни капли настоящего! Ни капли!
– Настоящее?
– Да! ни ка…
– Настоящее искусство? То есть, у меня не настоящее, да?
– Что?
– Ты сказал – у меня не настоящее искусство? У тебя только?
– А ты как думала? Ты просто снимаешь с камерой, что происходит! Просто фиксируешь чужую неудачу! Потом дополняешь монтажом – и вот, смотрите, у нас неудачник. Ты берёшь чужую жизнь и ломаешь её – самыми простыми средствами. Это даже не кино! Это сранный док. Ты нихуя не создаёшь.
– Ну ты и урод. Ублюдок. – она хотела снять кольцо, но её сломило пополам от боли, и она сползла на пол, вздрагивая, плача – я не хочу с тобой. Не хочу с тобой никогда. Ты чудовище. Ты чудовище.
Обесцениваение. Мэнсплейнинг. Газлайтинг. Абьюз.
– Прости. Прости – он уже упал к ней на пол, пытался обнять, но она оттолкнула его – Какой же ты урод. Какая же ты сволочь.
– Прости.
– Убери свои ёбанные руки от меня! – она уже визжала, вскакивала. Камера с десятком жадных редакторок и авторок незримо следовала за ней – «довёл! довёл!»
– Прости, я так не….
– Отвали! – она вырывалась, уходила в комнату, он падал на колени, она кричала – ты всегда считал меня хуже!
– Да ты лучше! Лучше! – вставал, но она кричала.
– Отстань.
– Ты лучше! поэтому я так сказал! Я блядь, завидую тебе! Ты талантливее меня.
– Отстань!
– Я не твоему успеху!.. А твоему таланту – теперь ревел он – я так не умею. Ты лучше. Ты сильнее! Ты можешь больше. А я говно устарелое играю! Я боюсь тебя! Ты гений, а я нет! Ты лучше меня! Прости. – он сполз по косяку, свернулся калачиком, спрятал лицо от торжествующей камеры, третьей волны феминизма, ликующих победивших женщин.
– Ясно. Я хочу развестись.
Он молчал. Она собирала вещи. Двигалась порывисто и молча – от шкафа к рюкзаку. От шкафа к рюкзаку. От шкафа к…
– Прос…
– Ты идиот, Саша. – она повернулась к нему, крупный план – Зачем ты соревнуешься. Никто никого не талантливее. Не знаю, я не чувствую, что я талантливее, или ты. Просто у меня что-то получилось – мой фильм посмотрит, дай бог, тысяча человек. Твои песни слушают больше. Ну написали про меня в этих модных СМИ. Ну не пишут про тебя. Зачем сравнивать. Делай что делаешь. Зачем ты сталкиваешь нас лбами – она села на кровать, одна рука в рукаве колготок, сама в свитере, в трусах – почему мы просто не можем, блин.
– Прости. Но ты правда лучше. – не смотря на неё, распухший от слёз профиль крупным планом. Феминистки за кадром – не ведись, Ксюша! Поздно. Вздохнула, подошла, руку на плечо.
– Саш. Ты меня столько раз поднимал. Я не лучше, никто не лучше.
– Ты лучше. Честно. Без всяких.
– Ну что ты. – она вздохнула и обняла его – как
