в холодную воду зашла, боязно, торопя привыкающее тело. – такое вообще не надо…Мне, конечно, приятно, что ты меня считаешь гением, но ты зря так себя… – он разжал руки, приобнял, река приняла тело. – Ты зря, ты загнал себя, ты зря, я же за тебя всегда была, а не против. – Опухшие лица рядом, волосы, зелёные круглые глаза, феминистки за камерой плюются от злости, поцелуй, объятия, погоди, свитер, дай сама.
Это было так странно после всего, после сегодня и вчера, особенно – вчера, сначала на полу, потом в постели, как в пошлых фильмах – секс после ссоры, у них никогда до этого не было секса после ссор, им никогда не хотелось секса после ссор, всё было так тяжело и разбито после ссор, слишком тяжело и разбито после ссор для секса, и сейчас всё было слишком тяжело и разбито для секса, но они отдались в это, секс словно стал продолжением ссоры, они словно зашли в этой ссоре дальше через секс, словно разбежались в стороны и резко кинулись друг в друга, двое на пляже с резиновыми шарами в подборке фэйлов, хотя он был мягким и нежным, и таким аккуратным, словно боясь смешать секс и ссору, вчера и сегодня, но всё равно чувствовал эту злую насмешку – манипулятор, насильник, абьюзер, чёрный объектив камеры – и она была аккуратна и всё было так горько, нежно и сладко, и чем нежнее и слаще – тем горче, от того горче, словно они уже понимали, что занявшись любовью сейчас после ссоры они признали, что – всё, что они вышли за какую-то грань, что это последний раз.
Они лежали и курили прямо в постели, чего она ранее не одобряла, их вечную одну на двоих, в бесконечном после, пустые, не знающие, что сказать, как выбираться из этого после, словно это был не последний, а первый раз, вообще – первый раз, чей-то студенческий позор, похоть, неудачный матч в тиндере…
– Где ты был?
– Что?… У Макса, я же…
– Ясно.
– А… что?
– Я звонила Максу. Ты не был у него. Он так сказал.
Он вытянул руку из-под неё.
– Не был. Я был у Риты.
– Я так и знала.
– Я просто спал, в смысле, просто – спал. Ничего не было. Обкурился и уснул. Я не хотел тебе говорить. Ну, потому что у нас и всё так. А тут ещё это. Хочешь, я не буду с ней больше… общаться. Я не буду курить. Честно, не буду.
– Ладно.
– Я тебе клянусь, ничего не было.
– Ладно.
– Честно.
– Ладно.
Они молчали. Он чувствовал, что ничего не закончилось.
– Если ты мне изменил. Я прощу. Если сейчас скажешь.
– Ксюх.
– Я правда. Прощу.
– Ксюш.
– Правда-а. – она опять плакала.
– Я тебе не изменял! Я обкурился и уснул… Она там что-то… Ну подкатывала, но я просто уснул.
– Ладно… Ладно. Я выложу трейлер.
– Ксюш.
– Я. Я выложу. Везде. И на сайте, и на «Гидре» пусть остаётся.
– Я прошу тебя.
– Но ты же сказал, что я талантливая…
– Ксюш.
– …нет! Гениальная! Ты сказал – я гениальная! Дай мне выложить мой трейлер моего фильма! Если я такая. Ты врал?
– Нет! Но меня это убьёт. И почему ты?..
– А меня? Что – я не могу реализоваться?
– Ох, мы опять сначала…
– Да, ты можешь выглядеть нелепо в этом фильме. Может! Может так и есть. Но это лучшее, что я сделала! Лучший мой фильм. И он сделан с любовью. И к тебе, и к делу. И если у тебя не получается твоё дело, как ты говоришь сам. Позволь мне.
– За мой счёт? Мы же договорились. Ещё тогда. Что дело не может быть важнее. Что отношения важней. Что наш брак…
– Саша, я и есть дело. Так же как ты. Ты меня располовинишь, если лишишь дела.
– А ты меня!
– Ну если у тебя не получается!
– Да в смысле?! В смысле не получается?!
– Ну если ты считаешь, что я гениальнее. Дай хотя бы мне сделать хорошее.
– Хотя бы?!
– Да, Саша! Ты сам сказал – у тебя получается хуже!
– Ты так считаешь?
Она не отвечала
– Ты так считаешь?!
– Не знаю!.. Но мой фильм классный. Я знаю – сто процентов. А ты в своём альбоме сам не уверен.
– Знаешь, что. Если ты не снимешь свой фильм с фестиваля, я пожалуюсь организаторам, что я был против. Ты не имеешь право без моего согласия.
– Ты серьёзно?
– А ты думаешь, я разрешу гробить меня?
– Ты серьёзно?
– Да! Я запрещаю тебе публиковать фильм!
Она уже вскочила с постели, кружила по комнате, он сидел в ворохе одеял, одежды, тяжело дышал, следил за ней взглядом, пока она вдруг не замерла, выдохнула и не начала прямо в камеру, что примостилась над его плечом:
– Саша. Ты самая большая ошибка в моей жизни. Я ошиблась, когда тебя выбрала. Я тебя никогда не любила. Да, я была влюблена в какой-то образ. Я просто была наивной девочкой. Ты может, неплохой музыкант. Может, несовременный, но неплохой! Но человек ты… не мой. Ты мне не нужен. Все мои друзья говорят, что я с тобой вожусь, а я защищала! По инерции, Сашенька хороший, вы не понимаете! Кого я обманываю. Ну что за драма, Саша, опять кольцо? Ты даже снять нормально не можешь.
Он наконец сорвал кольцо – с куском кожи, хотел швырнуть ей в лицо, но удержался и положил трясущейся рукой на подоконник. Встал и стал молча собираться. Никакой камеры не было. Всё было по-настоящему. Теперь, по-настоящему. Но он ещё продолжал что-то доигрывать.
– Песни… Песни ещё писал ей… Идиот. Какой я идиот…
– Да! Я не выложу фильм. Я сниму его с феста и удалю. Но и ты не смей мне больше посвящать ни одной песни. Я для тебя умерла. Считай – умерла.
Он обернулся на неё – в майке, в трусах, со стуком поставившую кольцо на стол. Он хотел ей сказать тогда. Чтобы сделать ещё больнее. Но не стал. Он сказал только:
– Хорошо. Я обещаю, что не посвящу тебе больше ни одной песни.
Собрался он молча. И через несколько дней улетел в Индию с Ритой.
9. Ксюша. Документальный фильм
Не думаю, что мы развелись из-за фильма. «Никто не знает Сашу» казался мне идеальным доком. Настолько, что местами выглядел постановкой. Даже реакция героев на камеру вписывалась как влитая. Не знаю, что именно задело так Сашу
