Джесс познакомился с ядовитым плющом, и у него опухли глаза…
— Простите, — прерывает нас Кэмпбелл Александер.
— Поддерживаю, — говорит судья Десальво. — К чему все это, советник?
Мы никуда не двигались, и место, где оказались, было ужасным, но я не променяла бы эту неделю на все сокровища мира. Когда не знаешь, куда идешь, оказываешься там, куда никто другой и не подумал бы совать нос.
— Когда Кейт была здорова, — медленно, осторожно произносит Брайан, — мы иногда отлично проводили время.
— Ты не считаешь, что Анне не хватало бы таких моментов, если бы Кейт умерла?
Кэмпбелл вскакивает с места, как я и ожидала.
— Протестую!
Судья поднимает руку и кивает Брайану, чтобы тот ответил.
— Нам всем их не хватало бы, — говорит он.
И тут происходит совершенно невероятная вещь. Мы с Брайаном стоим лицом к лицу, полюсами врозь, но вдруг переворачиваемся, как магниты, и становимся словно бы заодно. Мы молоды, и сердца наши впервые бьются в одном ритме; мы постарели и удивляемся, как нам удалось пройти такой длинный путь за столь короткое время. Уже в который раз мы смотрим новогодний салют по телевизору, между нами на кровати втиснулись трое наших детей, они спят, прижавшись один к другому так плотно, что я чувствую распирающую Брайана гордость, хотя мы с ним не прикасаемся друг к другу.
Внезапно его уход из дома с Анной, сомнения в некоторых связанных с Кейт решениях — все это перестает иметь хоть какое-то значение. Он делал то, что считал правильным, так же как я, и не мне винить его за это. Жизнь иногда настолько вязнет в деталях, что вы забываете жить. Нас всегда ждет очередной прием у врача, куда нужно успеть, неоплаченный счет, вновь возникший симптом, еще один унылый день, который нужно отметить зарубкой на деревянной стене. Мы сверили часы, сопоставили календари, все просчитали до минуты и совершенно забыли отступить на шаг и посмотреть со стороны, чего мы достигли.
Если сегодня мы потеряем Кейт, она все-таки пробыла с нами шестнадцать лет, и этого у нас никто не отнимет. Пройдут годы, и трудно будет вызвать в памяти ее лицо, когда она смеялась, вспомнить ощущение ее руки, лежащей в моей, услышать ее голос, идеально выводивший любую мелодию, но у меня останется Брайан, и я смогу сказать ему: «Разве ты не помнишь? Вот как это было».
Мои мечтания прерывает голос судьи:
— Миссис Фицджеральд, вы закончили?
Мне ни к чему было вести перекрестный допрос Брайана. Я и так знала его ответы. А вот вопросы забыла.
— Почти. — Я поворачиваюсь к мужу. — Брайан, когда ты вернешься домой?
В глубинах здания суда выстроились в дружный ряд торговые автоматы, ни в одном из которых нет ничего такого, что хотелось бы съесть. Судья Десальво объявляет перерыв, я спускаюсь к ним и смотрю на пакетики с чипсами, сухариками и батончики, зажатые в витках пружин гигантских штопоров.
— «Орео» — это лучшее, что ты можешь дать, — говорит у меня за спиной Брайан; я оборачиваюсь и вижу, как он скармливает автомату семьдесят пять центов. — Просто. Классика. — Он нажимает две кнопки, и пачка печенья совершает суицидальный прыжок вниз.
Брайан ведет меня к обшарпанному столу, на котором вырезаны многочисленные инициалы и процарапаны глубокие мысли посетителей суда.
— Я не знала, что сказать тебе, когда ты сидел там, на месте свидетеля, — признаюсь я и замолкаю. — Брайан, ты считаешь, мы были хорошими родителями? — Я думаю о Джессе, на которого давно махнула рукой; о Кейт, которую не могу вылечить; об Анне.
— Не знаю, — отвечает Брайан. — А такие есть?
Он протягивает мне печенье. Я открываю рот, чтобы сказать, что не голодна, и Брайан засовывает туда печенюшку. Языком ощущаю ее сладость и шершавость, и вдруг меня пробивает голод. Муж смахивает с моих губ крошки, осторожно, словно я сделана из китайского фарфора. Я не противлюсь и думаю, что, наверное, никогда еще не пробовала такой вкуснятины.
Вечером Брайан и Анна возвращаются домой. Мы оба тискаем и целуем дочь. Муж идет принять душ. Мне скоро нужно будет ехать в больницу, но сейчас я сажусь напротив Анны на кровать Кейт.
— Будешь читать мне нотации? — интересуется она.
— Не так, как ты думаешь. — Я тереблю уголок подушки Кейт. — Это вовсе не плохо, что ты хочешь быть собой.
— Я никогда…
Я поднимаю вверх ладонь:
— Я хочу сказать, это вполне человеческие мысли. Ты оказалась не такой, какой тебя представляли себе другие люди, но это не значит, что ты совершила какую-то ошибку. Девочка, которую дразнят в одной школе, может перейти в другую и стать там самой популярной просто потому, что там ничего от нее не ждут. Или мальчик поступает в медицинское училище, так как у него в семье полно врачей, и вдруг обнаруживает, что на самом деле хочет быть художником. — Я делаю глубокий вдох и качаю головой. — Я понятно говорю?
— Не совсем.
Это вызывает у меня улыбку.
— Наверное, я пытаюсь сказать, что ты мне кое-кого напоминаешь.
Анна приподнимается на локте:
— Кого?
— Меня.
Когда живешь со своим супругом столько лет, он становится для тебя вынутой из бардачка дорожной картой с закрученными углами и протертыми до дыр сгибами. Ты можешь проложить на ней маршрут по памяти, настолько хорошо он известен, и именно поэтому берешь ее с собой во все поездки. Тем не менее в один прекрасный день, когда меньше всего этого ожидаешь, ты открываешь глаза и не видишь знакомого съезда с шоссе, а вместо него появляется видовая точка, которой раньше не было, тогда ты останавливаешься и удивленно размышляешь: это новый ориентир на пути или до сих пор ты просто ездила мимо и не замечала его?
Брайан лежит рядом со мной в постели. Он молчит, но рука его покоится в долине, образованной изгибом моей шеи. Потом он целует меня, долго, со сладкой горечью. Этого я ожидала, но не того, что случилось дальше — он прикусил мне губу, да так сильно, что я ощутила вкус крови.
— Ай! — тихо вскрикиваю я и пытаюсь засмеяться, превратив это в шутку.
Но Брайан не смеется и не извиняется, а вместо этого наклоняется ко мне и слизывает кровь.
Внутри у меня все подпрыгивает. Это Брайан, и это не Брайан. То и другое примечательно. Я провожу языком по ранке — гладкая медь. Раскрываюсь, как орхидея, превращаю свое тело в колыбель и чувствую на себе его дыхание — оно путешествует по моему горлу, по грудям. На миг Брайан прикладывает голову к моему
