...дело кончилось нанесением ран, и общество разошлось при пролитии крови.
Лукиан. «Пир»
...больше всего запомнилось ему, как Сократ побуждал двоих других признать, что гений комедии тот же, что и гений трагедии, и что артист истинный в трагедии есть и в комедии артист.
Платон. «Пир»
— Это насилие! — голос достиг высот, ему недоступных прежде, и дошел прямо-таки до визга, пока он озирал разгром. — Это надругательство!
Насилия не было никакого, была кража.
Он был лорд Сьюзи; титул был наследственный, и когда это объясняли занятым людям перед знакомством, тем хотелось спросить: «Ну, а сам-то он что?» И правда, сам он мало что совершил. Он приближался к опасному рубежу пятидесятилетия, к мужскому климаксу, как говорится. Два предыдущих брака и два развода пронеслись, как бури на старинных морских путях.
Хелен, нынешней леди Сьюзи, было двадцать два года. Она стояла, сонная, длинноногая, воздев руки к черной стриженой голове, и поражалась. Она была замужем за Сьюзи почти год и уж не раз подумывала смыться. Познакомились они на школьном спектакле, лорд пришел посмотреть, как дочь играет в «Смерти коммивояжера»[1], на сей раз рекомендованной драматическим обществом. Хелен училась в одном классе с Перл, единственным отпрыском лорда Сьюзи, притом от второго брака. Теперь Перл была далеко, на Манхэттене, сидела за компьютером в ООН, писала, что это «не работа, а конфетка», нагоняя на Хелен зависть и досаду. У самой Хелен родители тоже были в разводе. Она скучала по отцу, видно, потому, она объясняла, ей всегда нравились старики, вот в конце концов она и клюнула на Брайана Сьюзи.
Хелен потерянно оглядывала разгром, а два полисмена, среди ночи разбудившие их сообщением, что входная дверь у них настежь, а свет горит, теперь собирались ретироваться. Оба диву давались, как это ни один из супругов не слышал ни звука.
— А шум-то был, похоже, — сказал один.
Хелен сронила с головы руки.
— Я слышала шум и не слышала, — сказала она. — Я, в общем, спала, и во сне был звук, но, возможно, это реальный звук вошел в мой сон.
— Ну что такое она говорит! — кипел Брайан. — То она ничего не слышала, то слышала это во сне.
— А-а, без разницы, — сказал полисмен. — Оно и лучше, что не спустились. Еще бы прихлопнули вас.
Они ушли, и Хелен стала нашаривать взглядом уцелевшую бутылку. Напала на какой-то портвейн. На кухне, куда не проникли вандалы, в шкафу была куча разных бутылок с выпивкой; она подцепила бутылку коньяка и намешала недавно ею открытый коктейль.
— Брайан! — она позвала. Он сидел на нижней ступеньке, уронив лицо в ладони. Она ему принесла бокал портвейна с коньяком, свою смесь, и подсела к нему на ступеньку.
— Насилие, — он стонал. — Чувство такое, будто тебя изнасиловали.
— Да? Ну, то я не знаю, — сказала Хелен. — Они взяли серебро, технику и старинное зеркало. А остальное переломали.
Дом был викторианский, трехэтажный, в тихой улочке за Кембервелл-Нью-роуд.
— А раньше тебя когда-нибудь грабили? — спросила она. Они не так давно были женаты, чтоб знать друг о друге всю подноготную.
— Нет. Терял кое-что. Слуги бывали нечестные. Домашние дела. Еще мама однажды потеряла кольцо. Но чтобы так ограбили! Полтретьего, три ночи, а я ничего не слышал. И ты ничего не слышала, согласись. Они же могли подняться и нас уничтожить.
— Надо бы сигнализацию завести, — сказала она. — Полезная вещь. Но они умеют отключать сигнализацию.
— Безумие — хранить серебро, — сказал он. — Бездна труда, а после его крадут.
— В основном там были свадебные подарки моих родственников, — сказала она. Его-то серебро было наверху, в большом сейфе в ванной.
— Ненавижу свадебные подарки, — сказал Брайан. — Будь у тебя мой опыт свадебных подарков, ты бы меня поняла.
— Да, похоже, они не сильно скрепляют брак, — сказала она.
— Что за штуку мы пьем?
— Называется возбуждающий сок.
— И они все стены обписали, — простонал он. — Это безобразие, когда обписывают твои стены и все твое достояние. Унизительно.
Хозяйка представляет друг другу тех, кто еще не знаком.
«Лорд и леди Сьюзи, то есть Брайан и Хелен, позвольте представить вам Роланда Сайкса. С Аннабел Трис вы знакомы... Эрнст Анцингер... знакомы, вот и прекрасно. Миссис и мистер Дамьен, Уильям и Маргарет...» Хозяин разливает аперитивы. Всего их десятеро. Дом в Айлингтоне. Гостиная вся сплошной беж, и в дверях лазурный просвет столовой.
Женщины здесь поразительно разные, пятеро мужчин странно похожи, только возраст разный. Хозяева — Харли Рид, американский художник пятидесяти с хвостиком, и Крис Донован, австралийка, вдова и богачка, ей сильно за сорок. Они живут вместе. Исключительно удачный и тесный союз.
Полчаса спустя компания сидит за столом. Кто-то кому-то внове, но, в общем, двое хозяев и восемь гостей куда больше известны друг другу, чем сейчас они, скажем, известны нам.
Харли Рид сидит во главе стола за этим ужином на десятерых, Хелен Сьюзи у него по правую руку, слева сидит Элла Анцингер. На другом конце стола — хозяйка, роскошная и богатая Крис Донован, и внимание ее уже узурпировал Брайан Сьюзи, сидящий справа. Худое, темное лицо, глаза выпучены. «Все стены обписали», — сетует Брайан.
Эрнст Анцингер, загорелый, успешный, слегка поседелый до времени, помещен одесную Крис Донован. В Лондон он, как всегда, наведался по делам из Брюсселя, где он заседает в одной международной комиссии по финансам Евросоюза. Жена его Элла — наискось напротив, рядом с Харли Ридом.
— Все сплошь обписали, — твердит Брайан Сьюзи.
Эрнст мечтает сбить его с темы, поскольку подают сухое шампанское в стройных бокалах, и эти подробности ограбления Брайана Сьюзи, он чувствует, тут решительно ни к чему.
Слуга, недавно обретенный из лучшей школы дворецких, вместе с взятым на вечер подручным, юным аспирантом новейшей истории, плывут вдоль стола, оба в белых куртках, вполне безучастно, но Эрнст боится, что они слышат рассуждения лорда Сьюзи, и явно вздыхает с облегчением, когда лорд переходит к деловому перечню недостающих и поврежденных предметов.
— Вот и я всегда Харли говорю, — вставляет Крис Донован, — как отвернешься от своего имущества, так и пиши пропало. Может, больше ты его никогда не увидишь.
Маргарет Дамьен — романтического вида девица с гривой темно-рыжих волос поразительного, возможно, природного цвета. Она говорит:
— Есть такие строки Уолтера Деламара:
...Смотри любовно всякий час
На все, на все...
Харли Рид поднимает бокал с шампанским:
— Предлагаю выпить за Маргарет и Уильяма, за их будущее.
Уильям Дамьен улыбается. Пьют за молодоженов.
Харли Рид на своем конце стола беседует с Хелен Сьюзи, сидящей справа. Хелен очевидно сконфужена тем, что при всем желании не может не слышать мужних пеней.
— Это на прошлой неделе было, — говорит Хелен.
— Изнасилование, — жужжит голос мужа. — Я чувствовал себя так, будто меня изнасиловали.
Хелен смотрит в тарелку с заливной семгой, бесшумно перед нею поставленную. Она берется за вилку.
Харли тоже берется за вилку и, передавая крошечные булочки Элле Анцингер, сидящей слева, меж тем продолжает беседу с Хелен.
— А случалось ли вам когда-нибудь слышать, — он спрашивает невинно, — про Святую Анкамбру?
— Святую Ан... как?
— Этой средневековой святой, — говорит Харли, — молились, особенно женщины, об избавлении от супругов. Она была португальской принцессой и не хотела идти замуж. Отец ей подобрал мужа. Она молилась о том, чтобы потерять привлекательность, и молитва была уважена. У нее выросла борода, что, разумеется, отвадило жениха. В результате отец отдал ее на распятие. В часовне короля Генриха VII в Вестминстерском аббатстве сохранилось изображение — длинные волосы, окладистая борода.
— Лучше уж я не буду молиться святой Анкамбре, — решает Хелен, чей супруг на другом конце стола продолжает перебирать свои прóтори, — еще борода вырастет.
— Очень маловероятно, — говорит Харли.
— Тогда попытаю метод Анкамбры, — сдается Хелен.
Элла Анцингер, слева от Харли, хоть и беседует с юным Уильямом Дамьеном, одним ухом ловит эту пристрелку. Элле Анцингер в беседу с Уильямом Дамьеном вставить особенно нечего, раз тема грабежа господствует за столом, Уильям же сообщает, что у жены его Маргарет во время свадебного путешествия украли во Флоренции сумочку. Длинные светлые волосы Эллы нежно дымятся вдоль щек.
— Изнасилование, сущее изнасилование! — летит с другого конца стола.
— Но вы обращались в полицию? — спрашивает Элла, заинтригованная мятежной Анкамброй.
— Да-а, — тянет Уильям. Не то чтоб у него вообще такая манера, он тянет сейчас, очевидно, оттого, что скучает. — Но сумочку нам не вернули, — объясняет он добросовестно. — Главное, там были документы. Маргарет потеряла паспорт, кредитку, пришлось идти в консульство. Такие дела.
